ПоделитьсяСегодня под шефом уголовного розыска Петербурга и Ленобласти Олегом Колесниковым 2000 оперов, а вот злые бандиты перевелись. Он рассказал «Фонтанке», кто занял их место.
— Даже если внимательно полистать новостную ленту «Фонтанки», станет заметно, что профессиональной стрельбы стало кратно меньше. Да и той нет. Гангстеры прекратили выяснять отношения на радость журналистам, а налетчики отвязались от инкассаторов. Но это еще полбеды. Пришло время кровавых дилетантов. Обыватели режут друг дружку на части, сыновья убивают матерей и прочая жуткая жуть. Расчлененка затмевает «ничего личного». Я ничего не перепутал?
— Да, эти преступления звучат, но они мне не интересны, — будто отмахивается Олег Колесников. Ему 42 года, пришел в МВД оперативником в 1999-м, дошел до начальника «заказного» отдела, последний год — руководитель всего розыска города и области. Это его первое интервью за всю службу, как он сам пошутил: «Может, и последнее».
— Похоже, я вас понимаю, но многие неправильно воспримут такие слова. Объяснитесь, полковник.
— Все преступления, которые раскрываются в течение суток — мне не интересны. Это больше следственная работа. Мне, как специалисту, они примитивны. Сплошная очевидность. Любой участковый может раскрыть любого доцента Соколова: вот труп, вот доцент, вот куча доказательств. Это просто работа. Да, ее много.
— И примитивного стало больше? Почему?
— Раньше люди жили хуже. Бедный деньги зарабатывает, а не рефлексирует. Теперь жить стали лучше, и начались страдания на пустом месте. Вот вам и расчлененки. Вы же сами пишете, что там нет никаких материальных конфликтов.
— Да, классное слово «головорезы» стало односложным. Куда ушли дерзкие налетчики, готовые идти до конца? Как это было, например, при расстреле омоновцев в Мурино.
Поделиться— В тюрьму, в мошенники. Стало невыгодно заниматься таким бизнесом. Их ловят, они становятся старше. Смены равной им не вижу. А молодежь не очень готова рисковать и заниматься тяжкой работой. Они хотят за компьютеры. На удаленку. Посмотрите на их метод — молодые хлопцы, просто рекламируя себя, заводят граждан к себе и предлагают зарабатывать на всякой лабуде. Новое поколение обманщиков. Риски меньше, сроки меньше, а доказать трудно. На клавиши нажимать легче, чем лупить из калаша по вооруженным охранникам.
— И вот заказной отдел, который исторически был натравлен на волков, вынужден под воздействием эволюции сам перестраиваться на охоту за грызунами?
Поделиться— Эти грызуны столько зарабатывают, что вслух боюсь произносить. Так это только наш город.
— Вы про вал телефонного мошенничества, который полиция не может сбить?
— Про него. Потому что все колл-центры, откуда идут миллионы прозвонов, находятся за границей. На Украине. Там сидит по 300–400 мальчиков и девочек и рассказывают нашим дедушкам и бабушкам про Сбербанк и безопасные счета. Нам не дотянуться. Причины понятны.
— У вас есть какие-нибудь предложения?
— Да. Да у всех руководителей МВД во всех регионах есть предложения. Мобильные операторы не обращают внимания на свои же технические возможности и позволяют жуликам из другого государства дозваниваться до наших пенсионеров. Банки тоже могли бы обратить внимание на эту проблему. Неужели президенту об этом надо думать?
— Как у нас с угонами? Куда ведет кривая раскрываемости? Еще недавно она была позорна.
— Спецов по премиум-классу автомашин стало намного меньше. Поверьте. Оборудование здесь нужно дорогое, на разборку тащить такие «колеса» жалко, квалификацию надо постоянно держать в форме, основных авторов мы посадили. Другие даже открывают свой легальный бизнес.
— Красота.
— Это хорошо, но не очень. Пошли самоугоны — страховые мошенничества. Вы в курсе, вы тоже писали об этом.
— Чистый дарвинизм: происхождение муравьеда из саблезубой рыси. Сколько в день у вас на столе появляется документов? Сколько страниц нужно прочитать?
— По количеству или по качеству прочитанного? Сейчас же в электронном виде бумагооборот, попроще стало, и заместители у меня грамотные.
— Сколько оперов под командованием?
— С районами города и области — около двух тысяч.
— Каждый из этих тысяч каждый день кого-то хватает или старается схватить. Кому-то каждый день портит жизнь. Следовательно, умножаем на десятки тут же возникающих проблем, эмоций, ошибок.
— Принести пользу, а не испортить жизнь. Это про то, что они стараются делать.
— Как чувствует себя оперативник, обслуживающий территорию петербургского Монако — Каменный остров с его особняками, аллеями?
— Обалденно. Там квартирными кражами не пахнет, но у него не только эта территория. Лучше спроси, что чуют мои ребята в Невском районе.
— Еще недавно была такая мода — коммерсанты заказывали конкурентов, любовников жен и быстро оказывались в кабинетах заказного отдела. Причем в результате оперативных комбинаций жертвы оставались на этом свете. Киллерами же, как правило, выступали оперативники под прикрытием. Мода прошла?
— Многим бизнесменам тогда казалось, что это самый короткий и дешевый путь решения проблемы. У кого личная обида, у кого финансовая. Реализации были резонансные и публичные. Мы сами были за огласку. Отвадили рекламой. Я думал об этом, это так.
— За последние 20 лет в Петербурге было два преступления из разряда «самых-самых». И вы прекрасно знаете, о чем я. Это похищение детей Бородулиных, кого злодеи волшебным образом освободили, и расстрел авторитетного Бадри Шенгелии. Они не раскрыты.
— И?
— Перед мастером спорта по шахматам лежат две задачки. Мат в несколько ходов при сложной позиции. Настоящий шахматист должен беситься от того, что он не может их разгадать.
— Меня как начальника розыска спрашивают или как петербуржца?
— Как угодно. Я имею свою точку зрения, но сегодня не про нее. Это вообще не мне ответ, а петербуржцам.
— Вкусная конфета… — хвалит Колесников. Конфету «Мишка на Севере» он ловко взял из вазочки и увлеченно начал разглядывать фантик.
— Хоть всю вазочку с собой забирайте.
— Управление уголовного розыска делает все возможное и невозможное совместно со Следственным комитетом для раскрытий данных особо тяжких преступлений, — рапортует полковник, с удовольствием поедая конфету.
— Так и запишем: от дачи показаний отказался. Опрос не прерывается: что такое настоящая ошибка за вашим столом?
— Все зависит от того, на что она повлияла. Литовченко помнишь? Для меня это… Не от меня он убежал, не я его вел, но я же был тогда уже руководителем… Ко мне пришел областной убойный отдел и попросил, чтобы это дело, где Литовченко уже был арестован за убийство, не передавали в заказной, мол, они сами справятся. И я проявил слабость — уступил им. И через день — побег. А потом это животное девочку на Украине убил. А они не бежали за ним, пока ноги до поясницы стерлись. У меня ко всем им категорическое отношение, и дело не в том, что их всех поснимали. Сейчас все поменялось — новый областной отдел вывозит серьезные темы. Это уже крутой коллектив.
— Как считаете, нужно ли оперу в процессе обучения в Академии МВД самому посидеть в тюрьме? Хотя бы недельку.
— Зачем?
— Чтобы хоть немного понять, что это такое, ведь он туда людей отправлять будет.
— Это не нужно. Наша задача, чтобы невиновный не сидел. Да еще на 101 процент не сидел.
— Видели, чтобы вешали на людей чужое?
— Вы сами со мной видели. Тот паренек — Женя Веденин из Альметьевска, которого упаковали за убийство, он лет семь отсидел, а мы его вынули и оправдали. Я тогда разговаривал с теми оперативниками в Татарстане. Они мне говорили: «Мы были уверены!». То-то.
— С теми, кого сажал, сталкиваешься?
— Да.
— И?
— Пришел я как-то к человеку и говорю: вы вошли в такую-то нехорошую историю. Я все знаю. Он говорит: я не могу говорить на других, у меня свои принципы, хотя вы очень мне симпатичны. Отсидел девять лет звонком. И сейчас друг другу улыбаемся. Мне так жалко было его сажать.
— Как вы относитесь к тем, кто выскакивает из дерьма за счет остальных? С точки зрения работы — рентабельно. Но ясно же, что это за человек.
— Бывают нюансы. Вот был наемный стрелок Дружик, он исполнил, он сел, а заказчик не стал держать слово и не помог его семье. Дружик его и сдал. И правильно сделал. Я шел в убойный, потому что не могу оправдать убийц. И не очень плачу, если в тюрьме им тесно.
— А не убийц?
— Тут все просто — украл человек, попался, наказали человека, но руку на него поднимать — это бред.
— Как сделать так, чтобы молодые люди хотели работать у вас?
— Если он точно хочет, то должен быть готов жертвовать временем, семьей, и это не про ограничения выезда за границу.
— Предупредите его прямо сейчас.
— Дружище, если пойдешь по формальному пути, где все тупо по инструкции — ты никому не нужен. Если начнешь обниматься с ворами — другая пропасть. А общаться нужно. Ты опер. Риск. Оперативник, это ходячая 286-я (статья за превышение должностных полномочий. — Прим. ред.). Но это и романтика, и работа за идею, и образ жизни. Эх, мне бы побольше из обеспеченных семей — соблазнов меньше.
— Много таких обеспеченных?
— Расскажу хохму. Мне как-то один крупный бизнесмен выговаривает, мол, в полиции служит одно быдло, и ремарка — он, конечно, не про меня. Людей мы не защищаем и так далее. Я не стал вступать в глупый спор, а аккуратно так интересуюсь: «У тебя дети есть?». Есть. А они чем питаются? Оказывается, один в банке, другой в другом банке. Тогда говорю: «А что ты такой умный не отправил их ко мне? Чтобы не брали взятки, чтобы Россия процветала». Дошло до повышенных тонов. Ушел. Вот и поговорили.
— Вашим детям сколько лет?
— Я понимаю вопрос. Старшему — за 20 лет, младшему — 17. Не отговариваю их, просто предлагаю для начала вуз окончить, посмотреть вокруг, чтобы умышленное решение было. А они хотят в МВД. Но ведь это раньше говорили про династии, а сегодня это называется конфликт интересов. А если мой ребенок захочет даже туда, где не сахар, то вы же — журналисты — скажете, мол, папа-начальник тащит сыночков в генералы, в адмиралы.
— Кому лично вы должны сказать спасибо за биографию?
— Конечно, отцу, кто убедил идти в юридический институт, где на меня сразу надели форму и чему я сначала был не очень-то и рад. И старшему оперу Журжерову, к кому я попал на стажировку как раз в тот момент, когда он вел дело Старовойтовой. Он со мной курсантом много разговаривал по-человечески, гонял по городу, по-настоящему заинтересовал.
— Как обстоит дело с «ментовскими войнами»? Я имею в виду невидимые конфликты с соседними ведомствами?
— Забыл еще про спасибо всем нашим ребятам. Обязательно вставьте, а то они все с характером… А если про войны, то сегодня нет таких войн.
— Мне это напоминает культовое «в СССР секса нет».
— Это прошлое. У каждого ведомства были сферы влияния, и это и были точки для конфликта. Для уголовного розыска — это преступные лидеры. И если мы кого-то догоняли, то другие говорили, что он им нужен. У нас свои взгляды, и это вызывало у них изжогу. Сегодня таких лидеров нет. Вспомним Кумарина, к примеру.
— Сотрудники ФСБ ведут себя высокомерно по отношению к уголовному розыску? Как старшие братья?
— В подавляющем большинстве — нет. Но ведь и у нас всегда найдется человек со своими заскоками. Мы дружно работаем по оружию, этнике, по оргпреступности.
— Когда последний раз брали книгу в руки?
— Постоянно.
— Вот сейчас что читаете?
Собеседник открывает мобильный телефон, листает, поворачивает ко мне экраном.
Поделиться— Фантастика. Есть такая серия про постядерную жизнь в метро. Когда хочу отвлечься — беру, и голова отдыхает от всякой ереси. Прочитал и забыл. Не несет никакой смысловой нагрузки. Отвлекает. Я больше половины не вспомню.
— Не скучно на высоком кресле, да еще без стволов и бандитов?
Поделиться— Переживаний человеческих меньше, это правда. Других побольше.
Разговаривал Евгений Вышенков, «Фонтанка.ру»
