ПоделитьсяВ Госдуму внесён законопроект, который увеличивает штрафы за оскорбления и отдельно вводит чиновников в список подлежащих преследованию. Его автор утверждает, что плана, кого накажут первыми, ещё нет.
Законопроект, который существенно увеличивает штрафы за оскорбления (до 150 тысяч рублей), внесён в Госдуму во вторник, 12 мая. Он расширяет понятие «оскорбление» до «унизительной, оскорбляющей общественную нравственность формы», но главное — отдельно прописывает в потенциальных нарушителях лица, «замещающие государственную или муниципальную должность». Соавтор инициативы, депутат Госдумы от фракции «Единая Россия» Александр Хинштейн не видит связи появления документа с меняющимся отношением общества к властям, утверждает, что неприкасаемых для новых норм не будет ни в глубинке, ни в Москве, а термин «кровопийцы» применительно к функционерам «партии власти» стоит начать забывать.
Поделиться— Александр Евсеевич, что вдруг случилось весной 2020 года, что Госдума решила уравновесить норму о неуважении к властям штрафами для чиновников?
— Мы не видим здесь какого-то уравновешивания. Более того, мы не ставим вровень эти два законопроекта (закон Андрея Клишаса о штрафах за явное неуважение к властям был принят в январе 2019 года. — Прим.ред.). Случилось ровно то, что должно было случиться. Госдума и «Единая Россия» очень остро реагируют на участившиеся факты хамства чиновников. Стараемся всегда давать жёсткую оценку на такие действия. Увы, существующие сегодня правовые механизмы, к сожалению, не дают возможности в полной мере с этим бороться. Пока боремся какими-то политическими методами. Например, исключением из наших рядов.
— Какой пример хамства чиновников был последним, который заставил Александра Хинштейна всё отложить и сесть писать поправки?
— Конечно, это история с бывшим главой Республики Чувашии Михаилом Игнатьевым. После своих выходок он сначала лишился партийного билета, а затем и должности главы региона. Это история с керченскими чиновницами, которые пришли в шубах поздравлять блокадниц. Это история замминистра промышленности Овсянникова, экс-губернатора Севастополя. Его также сначала лишили партбилета, а затем и должности в правительстве России.
— Очевидно, что ваш законопроект призван скорректировать имидж системы…
— Мы анонсировали разработку законопроекта ещё в конце марта. И такую разработку провели. Подготовили такую инициативу.
— Признайтесь, вы с этим законопроектом появились именно сейчас, потому что не хватает «позитива про власть» в условиях всеобщего обнищания и принудительного домашнего ареста?
— Нет. Не могу с этим согласиться. Когда мы анонсировали работу, мы не предполагали, какая ситуация возникнет в России с коронавирусом. Заранее прогнозировать наши действия мог только провидец, каковым я себя не считаю.
— Но корректировать власти имидж сейчас ведь надо? Она теряет доверие в глазах общества?
— Я готов согласиться с тем, что политика и заключается в том, чтобы привлекать на свою сторону интересы большинства. Этим занимается любая политическая партия. Но вообще наш закон направлен на совершенно конкретную проблему — снизить уровень хамства не только у чиновников, но и у общества в целом. Законопроект увеличивает санкции для всех категорий граждан. Для просто граждан, должностных лиц, юридических лиц. Если помимо главной своей задачи, этот законопроект поможет государственной власти, её имиджу, мы будем только рады. Я считаю, что любое действие государственника должно быть направлено на улучшение имиджа власти.
— Ударить не только по говорливым гражданам, но и по чиновникам первыми в Госдуме предложили коммунисты. Уже после того, как заработал закон Клишаса. Но у них с прохождением идей так быстро, как у вас, не получается…
— Между мартом и маем — два месяца. За это время нам пришлось провести большое число консультаций, в том числе с правительством. Поправки в КоАП вносятся ведь при наличии обязательного отзыва правительства. Такой отзыв мы получили. Он положительный. Нашим коллегам из других фракций ничто не мешало сделать то же самое, и поработать над текстом с точки зрения содержания. Могу вам сказать с сожалением, что очень часто мы сталкиваемся с ситуацией, когда название инициативы благозвучное и, казалось бы, абсолютно правильное. Но когда ты в неё потом погружаешься, ты понимаешь, что она нереализуема. Законотворчество очень сложный процесс, где дьявол всегда кроется в деталях. И если сравнить наш законопроект и тот документ от коллег, то они абсолютно разные. В том числе по формулировкам.
— Вы же знаете, кто первым поднял вообще вопрос о зеркальности мер за неуважение к власти? Псковский депутат Лев Шлосберг. Вы изучали его законодательную инициативу о введении коллективной ответственности за решения власти, которые умаляют гарантированные Конституцией права? Её не пустили к вам на уровне Псковского областного парламента.
— Я вновь повторю. Наш законопроект — не зеркальная история на известный законопроект Андрея Клишаса. Во-вторых, я не понимаю, что такое «коллективная ответственность». Коллективная ответственность у нас является коллективной безответственностью. Ну и третье, название любого законопроекта может быть очень благозвучным. Поскольку я прописываю вносимые законопроекты сам, и очень детально, я хорошо понимаю предмет. А продекларировать, что ты внёс нечто, уравновешивающее «несправедливость», — это удобная позиция для оппозиции, когда заранее понятно, что их закон не примут.
— У вас в законопроекте указаны два автора: вы и зампред Совета Федерации Андрей Турчак. Кто к кому пришёл с идеей: Турчак к вам, вы к Турчаку, некто третий к вам обоим?
— Это закон «Единой России». Турчак — секретарь генерального совета партии. Я его заместитель. Вполне разумно и объяснимо, что руководители партии такой законопроект вносят.
— Кто руками-то работал? Из цитат Турчака в официальном сообщении на эту тему на сайте Совета Федерации может показаться, что он вообще его не читал.
— Мы работали вместе. Я вам отвечу цитатой Ильфа и Петрова: «Как мы пишем вдвоём? Один бережёт рукопись, чтобы её не украли, пока другой бегает по редакциям».
— Турчак бегал, а вы берегли?
— По очереди. С утра я стерёг, а он бегал. После обеда я бегал, он стерёг. Законопроект шёл непросто. Чтобы добиться положительного заключения правительства, нам потребовались серьёзные усилия. Далеко не все ведомства соглашались с такой постановкой вопроса. Видимо, коллеги поняли, что придётся потом жить по новым правилам. И здесь роль Турчака как секретаря генсовета партии с точки зрения проведения этого закона крайне важна. Ну, и кроме того, хочу вам сказать совершенно точно, что Андрей Анатольевич в курсе положений документа. Мы их с ним детально обсуждали.
— Будь ваш законопроект принят 10 лет назад, журналист Олег Кашин за его слова про Турчака отделался бы денежным штрафом?
— А Кашин у нас чиновник?
— Так ваш закон не только про чиновников. Эти детали очевидны не только тем, кто умеет искать в них дьявола, правда же?
— Не только про чиновников, да. Вопрос ваш очевидно риторический. Моя реакция и на этот вопрос, и на любые другие, которые мне задают, спокойная. Я не знаю, как бы ответил Кашин за свои действия, будь уже тогда новые нормы. Насколько я понимаю, 10 лет назад статья, предусмотренная КоАП за оскорбления, уже существовала.
— Практика штрафов по прошлогоднему закону о неуважении к властям говорит, что в первую очередь наказывают за реплики с упоминанием Владимира Путина. Чем это отличается от цензуры, которая в России запрещена на уровне Конституции?
— Цензура заключается в том, что каждый имеет право высказывать свою точку зрения, если это не нарушает права и свободы третьих лиц. Вот мы с вами разговариваем более чем открыто. Думаю, что это свидетельство того, что цензуры у нас нет. Негативных последствий для вас не наступит, если вы напишете то, что соответствует нашему разговору.
— Это вообще залог качества и успешности независимой прессы. С учётом правоприменительной практики по неуважению к властям, правоприменение по вашему закону будет также в первую очередь касаться высшего руководства России? Только теперь за хамство отвечать придётся всем. Где начнутся неприкасаемые?
— Закон касается всех, без исключения. От чиновников поселкового уровня до руководителей федерального звена. Если любой из них позволит себе действия, подпадающие под нормы закона, он будет за них отвечать.
— Вы сами подчёркивали ранее, что законопроект стал следствием прямого поручения Путина. Если это сделано по поручению президента, то он не является субъектом применения новых норм.
— Нет. Это лишь означает, что президент, который дал поручение по итогам заседания Совета по правам человека, где к нему члены СПЧ с этим обратились, исходит из реального положения вещей. Это означает, что президент слышит мнение представителей гражданского общества. Подчёркиваю: этого просили именно представители гражданского общества. Они, правда, не просили вносить отдельную норму, которая касается чиновников. Они просили усилить ответственность за оскорбления. Но мы пошли дальше. И члены СПЧ нас здесь горячо поддержали. А за 20 лет работы президента Путина в публичной плоскости, и даже больше, если учитывать его предыдущий период работы, я ни разу не слышал из его уст ни одного высказывания, которое чисто гипотетически можно было бы подвести под действие этой статьи.
— Президент нередко остро шутит. А иногда без шуток говорит про плохих печенегов и половцев. Вы же вводите возможность подачи коллективных исков по новым статьям. Не поймёт народ шутку следующую, напишет заявление, что будем с этим делать?
— Повторюсь. За 20 лет я не видел и не слышал ситуацию, которая даже гипотетически может быть рассмотрена в этом смысле. И в этом смысле президент является, наоборот, примером для всех госслужащих, как себя надо вести. Я даже в страшном сне не могу себе представить, как Путин скажет фразу «государство не просило вас рожать», чтобы он выступил автором термина «пациентский экстремизм». Или чтобы он заставил сотрудников МЧС прыгать за ключами, как дрессированных пуделей. Наоборот, всё общение президента с гражданами всегда проходит максимально уважительно, и если он резко реагирует, то только на чиновников. Не на граждан.
— Довести можно любого. Если хорошего чиновника спровоцировали на хамство, если он был в состоянии аффекта в момент общения с оскорбившимся, его помилуют?
— У нас в данном случае аффект роли не играет. Во-вторых, по этой логике, можно любого человека на что угодно спровоцировать. Каждый должен держать себя в руках, должен быть стрессоустойчивым. Если человек идёт на работу, связанную с общением с людьми, выполнением представительских функций, он должен понимать свою способность адекватно реагировать, даже если бывают какие-то неадекватные ситуации.
— Вот представьте себе человека, который напишет заявление на главу своего глухого провинциального района. Ведь дальше его за эту смелость там же в районе чиновники с коллегами в других органах и задолбают. Кто союзник оскорблённого гражданина, кроме циферок в вашем законопроекте?
— Я не согласен с вами. Сегодня телефон с камерой есть у каждого человека. Включая дворников-гастарбайтеров. И большинство ситуаций, если вообще не все, которые стали предметом широкого общественного обсуждения, стали следствием активности наших граждан. Ситуация, при которой люди в глубинках боялись произнести что-то лишнее, мне кажется, давно ушла в прошлое.
— Вы меняете определение термина «оскорбление». Нынешнее определение «унижение чести и достоинства другого лица, выраженное в неприличной форме» вы дополняете — «…выраженной в унизительной, оскорбляющей общественную нравственность форме». Зачем нужна эта откровенная размытость терминологии?
— «Общественная нравственность» — это не размытость. Эта формулировка сегодня уже есть в законодательстве. Она касается, например, хулиганства. А расширение диспозиции самой статьи 5.61 нужно, чтобы работа шла эффективнее. Сегодня оскорблением по практике являются только случаи, когда гражданин применяет нецензурную лексику. Но, к сожалению, оскорбления — это не только применение мата.
— Вот я сегодня следил за заседанием Госдумы с вашим участием. Я видел, как был слит вопрос коммунистов о том, что обязательный масочный режим должен быть оплачен не гражданами, а государством. Если я дальше напишу в Facebook без мата: «нехорошие люди, депутаты-единороссы не согласились помочь гражданам бесплатными масками», я «общественную нравственность» на Охотном Ряду унижу?
— Я не могу согласиться с вашей оценкой. Но с точки зрения формы — нет, вы под действие новой статьи КоАП 5.61 не подпадёте.
— Что нужно добавить в мою фразу, чтобы подпасть?
— На данный момент — мат. А после вступления в силу нашей редакции, если коллеги её поддержат, вы должны будете позволить себе формулировки, которые носят оскорбительный характер и оскорбляют общественную нравственность.
— То есть нужно будет добавить хотя бы термин «кровопийцы»? Пока мы можем это обсуждать.
— Кровопийца? Пограничная ситуация, на мой взгляд.
— А дальше наблюдаем профессионализм конкретного мирового судьи?
— Да. А потом и федерального судьи, если лицо не согласится со страхом. Я бы на вашем месте формулировку «кровопийцы» не использовал.
— То есть ваш документ сужает допустимую для критики лексику?
— Нет. Наш документ приводит все стороны, граждан и власть к пониманию взаимной вежливости. Как профессиональный журналист я хорошо понимаю, что мысль, в том числе критическую, можно выразить, не прибегая к унизительным и оскорбительным формулировкам. Это можно сделать корректно и допустимо. Ровно того же мы хотим для всех.
— Журналист Хинштейн образца 90-х годов про депутата Хинштейна сегодняшнего дня не сказал бы, что второй душит свободу слова и занялся цензурой?
— Нет, конечно. Точно так же, как я не говорил о себе этого, когда выступил инициатором возвращения в УК статьи за клевету. Кстати, прежде, чем её вернуть, я тогда проработал все эти вопросы с Союзом журналистов России, Союзом журналистов Москвы и Общественной палатой. Все меня поддержали.
— Кто будет первым, кого накажут по вашей новой статье? Вы как видите этого смелого на язык согражданина?
— Я в будущее заглядывать не умею. А обратной силы закон не имеет. Если я вам скажу, что это будут люди какого-то конкретного уровня, это будет означать, что мы заранее уже для себя имеем какой-то план действий, рисуем мифические палки.
— А этого плана разве ещё нет?
— Нет и быть не может.
— Вы ещё скажите, что у полицейских отменили палочную систему учёта результата труда.
— С вами интересно разговаривать. Вы всё лучше меня знаете! Диалог бессмыслен, если вы считаете, что план по наказаниям по новой статье есть заранее. Считаете так — ну, считайте так. А сотрудникам правоохранительных органов я бы посоветовал твёрдо следовать букве закона и его соблюдать. А когда не знаешь, как поступить, поступай по закону.
Николай Нелюбин, специально для «Фонтанки.ру»
