Если вы рациональный субъект, то ответ будет однозначно отрицательным. И дает его такая строгая наука, как математика. Однако прежде чем обратиться к сделанному ею выводу относительно разумности абсентеизма, проведем сравнение двух рынков — обыкновенного товарного и политического.
Предположим, пять человек пришли на базар, имея в кармане определенную сумму денег. Каждый желает купить что-то свое. Кто — яблоки, кто — картошку. Здесь действует простая схема: заплатил — получил. В том объеме, в каком захотел и деньги позволяют. Запланированный результат на 100% гарантирован.
Теперь представим тех же пять человек, но в роли избирателей на политическом рынке. Они отдают свой голос, но результат не гарантирован. Это как если бы на базаре продукты разыгрывались по жребию. Повезет — достанется желаемая картошка, а так всучат ненужную морковку и отваливай.
Вероятность же оказаться решающим голосующим (избирателем, чей голос определяет общий итог выборов) практически равна нулю. В реальности ведь голосуют не пять человек, а значительно больше. Приведем следующий расчет. Предполагается, что двух кандидатов или две партии поддерживает одинаковое количество населения. Это дает шанс стать решающим голосующим. При этом ожидаемый выигрыш от голосования избиратель оценивает в 50 долларов (в случае реализации программы предпочитаемого кандидата или партии), а издержки участия в голосовании — в 5 долларов (надо встать с дивана и добраться до избирательного участка).
Казалось бы, чистые выгоды участия очевидны. Однако не будем забывать, что выгоды (50 долларов) необходимо умножить на вероятность стать решающим голосующим. Поэтому эта сумма тает по мере роста числа участников очень быстро. В нашем числовом примере нет смысла принимать участие в выборах, если в них участвует более 16 избирателей. Ожидаемые выгоды окажутся меньше издержек.
Однажды в Канаде провели такой эксперимент. Взяли две группы студентов и опросили их относительно участия в предыдущих выборах. Потом одной из них прочитали лекцию о нерациональности голосования. На очередных выборах участие представителей «просвещенной» группы заметно снизилось, тогда как в контрольной группе (которой лекцию не читали) почти ничего не изменилось.
В некоторых странах введено принуждение к голосованию. Был бы я кремлевским пропагандистом, то хорошо бы на этом поспекулировал. Вот вам, например, демократическая Бельгия. Первая неявка на выборы без уважительной причины карается штрафом в 50 евро, вторая — в 125 евро. Но этим дело не ограничивается. После четвертого прогула гражданин лишается избирательных прав на 10 лет и, главное, права занимать должности на госслужбе. Поскольку в Бельгии работа в государственных образовательных учреждениях относится к таковой, то запрет на профессии может охватить довольно большое количество отлынивающих от гражданского долга. Чем-то это мне напоминает положение с иноагентами в России, только в Бельгии поражают в правах в иной форме и на других основаниях.
Однако в большинстве стран принуждение отсутствует (в Евросоюзе таковое, кроме Бельгии, применяют Греция и Кипр). Так зачем же люди участвуют в выборах, если за неучастие ничего не будет? А участие накладывает чистые издержки. Политологам и экономистам пришлось поискать объяснения за пределами видения избирателя как рационального счетчика материальных выгод и затрат. Понятие выгод было расширено. Так появилась теория экспрессивного голосования, или голосования как самовыражения. Избирателей стали сравнивать с болельщиками, которые повлиять на результат футбольного матча не могут, но получают удовольствие от поддержки любимой команды в любых обстоятельствах.
Однако другие с этим мнением не согласились. Ведь болельщики действуют демонстративно, так сказать, «на миру», а голосование — процесс закрытый, что заметно снижает удовлетворение по сравнению со спортивными соревнованиями. Тогда выдвинули концепцию избирателя-альтруиста. Таковой думает не только о себе: полагая, что, голосуя за лучшую для него альтернативу, он одновременно вносит вклад во «всеобщее счастье», коли таковая победит. Его личную выгоду в данном случае надо умножить на выгоду того числа людей, которое он надеется осчастливить своим персональным выбором.
Относительно недавно появилось еще одно объяснение — голосование рассматривается как так называемое отношенческое благо. Что это за «зверь» такой? Эти блага присутствуют лишь во взаимодействии между конкретными людьми как часть их отношений. К таковым можно отнести социальное одобрение, выполнение социальной нормы, уважение и т. п. И здесь не обязательно речь идет о какой-то малой группе лично находящихся в постоянном контакте людей — человек может голосовать за кандидата А или представляемую им партию просто в силу своего внутреннего ощущения идентичности с теми людьми, которые поддерживают такой же выбор.
Каждый может покопаться в своих чувствах и решить, какая из концепций лучше объясняет его поведение. Мы же вернемся к проблеме абсентеизма применительно к тенденциям модификации избирательного процесса в России. И немного пофантазируем.
Задача российской власти заключается в том, чтобы снять проблему «неправильного» выбора и выбора вообще. Тогда никакой Навальный не страшен. Кремль последнее время изрядно нервничает, но я бы не советовал столь бурно переживать очередную неприятность в виде народного волеизъявления: передовые технологии скоро снимут все его страхи. Повсеместное электронное голосование превратит процедуру в то, что уже наблюдается там, где оно внедрено. Из черного ящика выскакивают нужные результаты, и дело с концом.
И тут во весь рост встанет вопрос участия. Оно — важно, поскольку выборы в России — это аккламация: ритуальное одобрение укоренившегося общественного порядка. В цифровом формате это, прежде всего, регистрация в качестве избирателя и подача голоса как такового. Предвижу встречный вопрос: а что, собственно говоря, мешает накрутить электронную явку тем же методом, что и голоса нужным людям из нужной партии? Мешает то, что власть очень хочет знать, насколько она уважаема и любима. Поскольку же к 2024 году бессмысленность включения в голосование как в процесс выбора станет очевидным для большего числа жителей страны, то и с добровольным участием могут быть проблемы.
Самое время будет вспомнить о бельгийском опыте. Скажут, что в случае карательных мер за неучастие не узнаешь силу истинной любви. Это так. Зато узнаешь другое — распространенность нелюбви, ради демонстрации которой готовы идти на жертвы. Причем с персональными данными демонстрантов. При упорствовании в ней включаются поражение в гражданских правах, запреты на профессии. Ссылка на западный опыт всегда будет под рукой. В итоге произойдет очищение от «нечистых» путем помещения их в электронное гетто.
В таком разе вынесенный в заголовок вопрос «зачем голосовать?» отпадет сам собой. Затем, чтобы не пополнить собой контингент изгоев. И если кому-то все эти рассуждения покажутся беспочвенными фантазиями, то тогда стоит вспомнить, что из сегодняшних властных практик было бы воспринято таковыми еще каких-то 10 лет назад.
Андрей Заостровцев
