Рукопашная с того света

Первый день блокады, 8 сентября 1941-го, область встретила секретным распоряжением заместителя председателя исполкома Леноблсовета Семина: "Установить, что все хлебокомбинаты областного треста хлебопечения и пекарни должны выпекать хлеб с примесью отрубей, овсяной муки и солода". Совсем не вредно, если каждое 8 сентября молодежь пекла бы у себя в школах хлеб по этому рецепту, а в традицию вошло прикосновение к тому вкусу как к горю.

Но время идет, а мир за счет информационных революций становится дискретным. Рядом с нами, пожалуй, лучшие соседи – финны. Ясно, что бывший офицер Великого княжества Финляндского Маннергейм стал для них национальной иконой. Непонятно, отчего в Петербурге не то, что несколько лет назад родилась мысль установить ему памятник, а продолжает крепнуть миф о том, что маршал спас город. Мол, мог захватить Ленинград, но, благодаря русскому прошлому и нежеланию переходить историческую границу по реке Сестре, не стал. Это и есть апология.

Если бы финны были американцами, то сняли бы мощную историческую сагу. И мы бы уверовали в это. Как в свое время закрепили в массовом сознании, что утонул Чапаев. Но финны не американцы. И мы не американцы. Мы тоже не снимаем добротное кино, которое расставляет акценты. Не те, что нам нужны, а те, что не оскорбляют первую строчку на мемориальной доске, установленной на острове Сухо. Район Волховский. Область Ленинградская. "4-й час сильный рукопашный бой", - высечено там. Тренировка у мастеров спорта идет не более двух часов. Дальше усталость побеждает технику, и весь труд – в корзину. А четыре часа вынимать кишки у таких же озверевших не выдержит и чемпион.

Когда-то мне друг деда, фронтовик, рассказывал, что в рукопашной не кричат "За Сталина!". И "За Родину!" не кричат. И "ура!" не кричат. И мата не слышно. В рукопашной сходятся молча. Это страшнее. Одно чавканье распоротых тел и хрипы. Ад этот имеет прямое отношение и к Блокаде, и к Дороге жизни, и к Маннергейму.

В октябре 1942 года в Ленинграде умирало семь тысяч человек в день. Большинство трупов не хоронились. Я со шпаной часто гулял по самой узкой ленинградской улице - Репина, что на Васильевском между Средним и набережной Лейтенанта Шмидта. Нам рассказывал блатной, выживший в блокаду, что улица была открытым моргом. Трупы лежали штабелями. Так смерзлись, что и не растащишь. Так вот, маршал Маннергейм, который, согласно современным легендам и мифам, желал втайне от Германии нам добра, сформировал специальную морскую часть "К" и в ночь на 22 октября 1942-го дал приказ атаковать остров Сухо. Вспомним, что остров этот крошечный – 90 на 60 метров. К нему приплыло 17 судов, а сверху накрыли 16 самолетов. Пришлось на десять квадратных метров по бомбе. Посмотрите на вашу кухню и бомбу. И это без огневой поддержки судов. Такая жажда объяснялась просто: кто контролирует Сухо, тот контролирует Дорогу жизни. Цель не была выполнена. В рукопашной десант скинули. И умирать в Ленинграде по-прежнему стали по семь тысяч человек, а не все вымерзли, как это было задумано. Как наши парни устояли, лучше не думать. Но они точно в раю.

Если кто хочет поподробнее, то лучше читать серьезных историков. Да и финские уважающие себя исследователи признают этот эпизод войны. Я не сужу финнов. И история эта не о Маннергейме. Она о нас. Человек помнит, когда знает. По-другому же может статься: в Финляндии есть мнение о хитром спасителе, в Петербурге крепнут мысли о положительном офицере, так и до области апология доберется. Тогда не обижайтесь, если на том свете те, кто четыре часа рвал плоть за то, чтобы умирали только семь тысяч человек в день, вас встретят. Думаю, не пощадят.