Поговорим «про это»

Путин считает, что от претензий корыстных гаишников можно отделаться тысячей или двумя. «Если легко за небольшие деньги, но без нужной подготовки получить права, а потом гонять по улицам, понимая, что можно вложить в права в случае проверки или задержания тысячу, две или сколько сейчас такса?..» - спросил он на коллегии МВД. Надо думать, президент имел в виду не чуждые у.е., а полновесные рубли.

Владимир Путин считает, что от претензий корыстных гаишников можно отделаться тысячей или двумя. «Если легко за небольшие деньги, но без нужной подготовки получить права, а потом гонять по улицам, понимая, что можно вложить в права в случае проверки или задержания тысячу, две или сколько сейчас такса?..» - спросил он на коллегии МВД. Надо думать, президент как законопослушный гражданин имел в виду не чуждые у.е., а полновесные рубли. Услышав про тысячу или две, офицеры в зале засмеялись. Надо думать, потому что знают настоящие расценки.

На днях моя знакомая заехала на осевую. Через пару десятков секунд ее догнала машина ДПС. На экране монитора, которыми теперь оснащены патрульные экипажи, ей наглядно продемонстрировали совершенное злодеяние. Затем, как вы догадываетесь, были стандартный монолог о грозящем лишении прав и, после недолгих раздумий, согласие на решение вопроса в обмен на всю наличность на месте. Благо наличности было тысяч шесть. Другой мой знакомый за схожее преступление «попал» на тридцать. Так современная техника оказалась поставлена на службу коррупции. Хорошо, что пока о нанотехнологиях больше разговоров, чем реальных разработок.

И не надо рассказывать, что люди сами охотно дают взятки. Дают. Тем более когда есть вариант на полгода оказаться без прав. Дают, потому что готовы брать. Уменьшение аварийности после введения новых штрафов, если и произошло на самом деле, как уверяют милицейские чины, вряд ли станет тенденцией. Скорее всего, через пару месяцев все вернется на круги своя. Зато новые штрафы многократно увеличили поборы на дорогах. Потому что гораздо интереснее сидеть в засаде за свежевывешенным «кирпичом», чем предотвращать нарушения, находясь перед тем же знаком. Даже ликвидация ДПС в нынешнем виде не сильно повлияет на аварийность, смертность на дорогах или статистику угонов.

Борьба с коррупцией объявлена чуть ли не нацпрограммой. Надо бороться! - вторят друг другу чиновники и политики. На минувшей неделе помимо Путина к борьбе призывал Медведев — на совещании в Хабаровске, а петербургские законодатели вытащили на обсуждение больше года пылившийся без движения проект закона о противодействии этой самой коррупции. Правда, когда дошло до конкретики, один из депутатов в качестве самого отъявленного коррупционера смог назвать лишь Александра Меньшикова. Не иначе как триста лет прошли впустую. Облеченных властью людей при разговоре о коррупции почему-то охватывает такое стеснение, будто они говорят «про это». Хотя «про это» сейчас как раз говорить не стесняются, рассуждают много, охотно и по всем федеральным телеканалам.

Коррупция, как и мафия, бессмертна. Между тем, история знает примеры достаточно успешного противодействия этой напасти. Например, в Италии. Не слышно о разгуле коррупции в Белоруссии. То есть со взяточничеством могут успешно бороться сколь-нибудь эффективные демократические институты или жесткий авторитарный режим.

Промежуточных состояний не бывает. Уровень коррупции в России свидетельствует о диктатуре и своеобразии нашей демократии. При классической диктатуре правящая группа считает коррупционные возможности исключительно своей привилегией. Стандартная демократия находит противоядие в системе работающих гражданских институтов, правоохранителей, судов, баланса ветвей власти. В нашем случае возможность участвовать во взяточничестве стала платой за лояльность участников процесса. Заявляя о борьбе с коррупцией, власть должна четко определиться, какую форму государственного устройства она хочет выбрать. Или, может, закрепить законодательно, что коррупция есть неотъемлемая часть суверенной демократии?

Александр Горшков,
заместитель директора АЖУРа.