По заданию Минкульта Центр научной политической мысли и идеологии проведёт научные изыскания на тему «Технологии культурной дерусификации (россиефобии) и государственно-управленческие ответы на вызов». Цена вопроса - 1 миллион 750 тысяч рублей. За что государство готово выложить деньги - «Фонтанке» рассказал глава центра Степан Сулакшин.
Конкурс на проведение научно-исследовательской работы «Технологии культурной дерусификации (россиефобии) и государственно-управленческие ответы на вызов» состоялся в августе. На победу, кроме Центра Сулакшина, претендовал Санкт-Петербургский государственный университет. Причём он готов был освоить даже меньшую сумму, полтора миллиона. Но проиграл. Результат должен быть представлен Минкульту уже к 31 октября.
Степан Сулакшин известен не только своими политологическими и социологическими работами, но и тем, что когда-то руководил Центром проблемного анализа и государственно-управленческого проектирования, а попечительский совет там возглавлял глава РЖД (на тот момент) Владимир Якунин. В 2013 году Якунин и Сулакшин разошлись во взглядах, и политолог создал свой собственный центр. В качестве эксперта с ним и сейчас сотрудничает давний соавтор Якунина – Вардан Багдасарян, они вместе трудились над научными статьями. Формулировки технического задания к упомянутому конкурсу Минкульта на удивление повторяют фразы из статей Якунина – Багдасаряна. Степан Сулакшин заверил «Фонтанку», что связи здесь никакой нет, победа была честной. И рассказал, что, собственно, сделает для Минкульта за два без малого миллиона рублей.
- Степан Степанович, переведите, пожалуйста: «Технологии культурной дерусификации (россиефобии) и государственно-управленческие ответы на вызов».
– Это название технического задания на научно-исследовательскую работу, его формулирует заказчик. Заказывает эту работу Министерство культуры. Вопросы культуры в жизни общества не исчерпываются организацией выставок, досуга, каких-то библиотечных и театральных дел. Они проникают в проблему формирования массового сознания населения – отечественного и зарубежного. Потому что российское государство в мире достаточно заметно. Своими литературой, театром, кинематографом, имиджем…
- Простите, вот как раз со словом «культурной» всё более или менее понятно. А как вы поняли само задание министерства? Что это такое – «культурная дерусификация (россиефобия)»? Какая у неё может быть технология и какие на эту напасть нужны «государственно-управленческие ответы»?
– А я к этому и подхожу. Перед министерством стоят и такие вопросы: культура как формирование массового сознания – внутри страны и вне страны. И тут есть проблемы, которые надо решать. Задача – выявить эти проблемы и сделать предложения по государственной политике. В том числе – по организационным мероприятиям, по нормативно-правовым проектам.
- Вы должны подсказать Минкульту, какими мероприятиями и законами бороться с культурной дерусификацией – в скобках россиефобией? А это вообще что?
– Понятие «россиефобия» новое. Вы его в справочниках не найдёте. Фобия – это неспровоцированный, инстинктивный страх чего-нибудь. У любой фобии обязательно есть предмет. На ум, конечно, приходит русофобия, но это – другое. Есть понятия, например, американофобия, франкофобия, германофобия. А есть – россиефобия.
- Я как-то не слышала, чтобы американцы жаловались на американофобию, а французы – на французофобию. А у нас Министерство культуры готово выложить почти 2 миллиона рублей. На что?
– Если возьмёте мировую социологию, то увидите, что США – рекордсмены по фобии.
- Это правда, американцев не любят, в том числе и в нашей большой стране. Только они, мне кажется, по этому поводу не переживают.
– Они не переживают, потому что они сильны, они уверены в себе, у них есть планы развития, они не рефлексируют. Они решают свои проблемы. В этом плане они молодцы.
- Вот вы и провели научно-исследовательскую работу – что делать с россиефобией.
– У России совсем другая проблема. Научные данные говорят о том, что успешность нашей страны в истории максимальна тогда, когда страна идентична своим цивилизационно-культурным образам. А вот когда Россия утрачивает свои традиционные культурные образы, стили, верования, традиции, социальные стандарты, поведенческие принципы… Такой сложный организм, как страна, максимально успешен тогда, когда он адекватен и адаптивен к средовым условиям жизни.
- Россия выпадала из того, что вы называете традиционными культурными образами, при Петре Первом. И довольно успешно развивались.
– Насчёт успешности – вопрос. Россия выбрала некий иной путь. И не факт, что это был наилучший путь. Кроме того, обмены и развитие, культурное взаимообогащение есть всегда. При этом есть цивилизационно-идентичное ядро всех показателей, о которых я говорил. Если проще, то зайчик привык жить в лесу, а его в речку кидают: плыви, зайчик, там рыбки себя хорошо чувствуют.
- В чём наше ядро? Опишите его, пожалуйста.
– Это русский язык. Это верования. Это традиции – семейные, гендерные, трудовые. Традиции общинного коллективного, а не индивидуалистического стиля жизни и организации социальной жизни. Например, в Европе люди ищут вторую работу, третью, а в России это не было характерно. В Европе ритм труда гораздо более плавный, чем рывковый ритм труда в России. И вот сейчас, в период радикальных реформ, происходит насильственное привитие иных стилей жизни и организации поведения, не совпадающих с традиционно накопленными. Это отражается на показателях успешности России. В том числе возникает как раз эта самая россиефобия: неприятие России, нелюбовь к ней, страх, подозрительность.
- И всё это потому, что мы оторвались от идентичности? Мы в последнее время всё идентичнее и идентичнее, нас, по вашей теории, мир скоро должен обожать. А вот ведь – норовят обидеть.
– Может быть, вы и правы. Может быть, действительно, самобытность России – это главный фактор мировой или западной россиефобии. Возможно. Как раз этот вопрос перед нами и поставлен. Но есть ещё второе понятие – внутренняя россиефобия. Когда в российском населении происходит не только утечка умов, но и утечка сердец. Люди теряют ощущение родной страны. Они попадают в некую враждебную среду. Вот вам простой пример. У вас же, в Петербурге, идёшь по Невскому проспекту – и на стенах домов вывески на латинице. Я сейчас проехал на машине полстраны – и таких вывесок, не на кириллице, огромное количество везде. Возникает вопрос: в какой стране я оказался? Нам навязываются чуждые культурные образцы.
- Кем навязываются?
– Голливудизация идёт – с этим вы же не будете спорить? Это приводит к тому, что население теряет ощущение своей страны. А это страшная вещь. Разрывается целостность не только народа – в пафосном смысле, но и общности – в функциональном смысле.
- Где вы планируете искать причину? Внутри страны или вокруг, в поведении наших западных партнёров?
– В нашей работе будут исследованы все факторы. Будет построено так называемое проблемно-управленческое дерево, наверху – тот вызов, о котором говорите, а потом те факторы, которые фигурируют в анализе. И внутри страны, и вне её. Их будет много. Потом они сгруппируются – и мы получим доказательные тезисы и утверждения: причины того, что страна деградирует и фобии усиливаются, заключаются в том-то и в том-то. По этим причинам нужны такие-то и такие-то управленческие решения, рекомендации в том-то и в том-то. Вот вам содержание работы.
- Что вы описываете словами «страна деградирует»?
– Деградация – это движение от поставленных целей. Смотрим на цели. Место России в мировой экономике сейчас – в десятке. А было – в первой пятёрке. Демографические цели: до сих пор основной русский этнос не достиг естественного воспроизводства. Многие народы в России достигли, за них радуемся, а русский народ продолжает вымирать. Социальная структура: число миллиардеров растёт – и число нищих тоже растёт. Это противоречит целям. Идёт деградация отраслевой структуры. Есть такое понятие – спектр видов экономической деятельности. И любое современное государство заинтересовано в том, чтобы развивались отрасли конечной сборки, отрасли с высокой эффективности. В России – наоборот: идёт архаизация отраслевой структуры, сырьевизация, сокращение современных высокотехнологичных и наукоёмких отраслей конечной сборки. Образование, спорт, культура – что угодно берите. Называйте любой показатель состояния страны – я вам покажу статистически, что идёт деградация.
- Почему правительство только сейчас решило исследовать это явление за почти два миллиона?
– Почему министерство выбрало такую тему – мне трудно сказать. Видимо, есть какие-то отзвуки послания президента, которые теперь отрабатываются. Патриотизм – это наша национальная идея теперь. А это – вещь, которая целиком связана с национальной идентичностью.
- Есть мнение, что деградация, которую вы описываете, вызвана нашей политикой – экономической и внешней. Где здесь россиефобия?
– Россия живёт не в вакууме, не на Луне. И отношение мира к России может быть добрым, союзническим, а может быть агрессивным – как мы сейчас наблюдаем. Санкции, политическая изоляция, очернение России всяческим образом. А олимпийская история? Она и для России постыдна, но она ещё показывает методы, по которым антироссийские настроения реализуются в технологии. Которые наносят ущерб стране. Они ведь и экономике наносят ущерб, например – милитаристскими расходами.
- И чтобы это осознать, Министерству культуры надо потратить почти два миллиона? На что?
– Могу только повторить: определяется круг проблем и вырабатываются рекомендации по их преодолению.
- Вам не кажется, что это поиск причин некорректного отражения в зеркале?
– В том числе и так. Значимая часть причин будет находиться внутри страны.
- Вы так прямо и напишете, что причины внутри страны? Что надо, например, сменить риторику, не надо баночки с мочой менять…
– А почему вы сомневаетесь, что мы так напишем?
- Я не сомневаюсь, я интересуюсь.
– Конечно, напишем. Но мы ведь не в детском саду. Написано это будет по существу, но так, чтобы не выглядело…
- Чтоб не отпугнуть заказчика?
– Чтобы не подвести заказчика. Есть ведь момент рационализма. Нужно результаты работы сделать реалистичными и реализуемыми. Сформулировать их так, чтобы был шанс на реализацию. Если вы знаете о работе нашего центра, то в общественно-политическом поле мы очень резки, очень критичны.
- Ваши прежние интервью «Фонтанке» тоже были не сиропные.
– Да, мы сформулировали явление путинизма. И этот этап в жизни страны конечен. Мы даже прогнозируем, когда он будет завершён.
- Не пугайте так.
– У нас на эту тему пройдёт целая конференция: «Следующий цикл политического режима России. Когда он наступит и что принесёт». Понятие «путинизм» мы выносим в научную дискуссию. Это, кстати сказать, довольно рискованно.
- Получается, что в рамках технического задания вы должны государству за его же деньги рассказать, что король голый?
– Хотите совсем откровенно?
- Хочу.
– Да – это. Но не только это. Потому что есть ещё причины внешние, объективные. Сотни лет существует глобальный цивилизационный конфликт: русской, российской цивилизации – и западной. С той стороны есть претензии на мировое господство, США их и не скрывают. Разница в ценностных повестках тоже существует. Основа западной цивилизации – меркантилистско-материалистическая и паразитарная. США с помощью федеральной резервной системы устроили замечательный «насос», они выкачивают блага из всего мира, в том числе – из России, и за счёт этого благоденствуют.
- А мы – духовные?
– Да, наша основана на преобладании духовного над материально-меркантильным и индивидуальным. И противостоянию между этими цивилизациями сотни лет. Россия тоже попыталась взять кальку с американского опыта, но – не получилось.
- Слишком духовные?
– Нет. Просто неспособные. И потом, паразита на паразите не бывает. Но современный режим ни на что не способен. Единственное, что они смогли сделать, это невероятно развитая коррумпированная система и так называемое приватизированное государство.
- Как же вы с такими взглядами выиграли тендер у Санкт-Петербургского университета? Министерство вообще-то понимает, кому доверило такое ответственное задание?
– Думаю, что понимает. Документы, которые оформляются на тендере, занимают много десятков страниц. Но процедура, а я её и сам прошёл впервые, состоит из формальных алгоритмов. Столько-то очков по такому-то показателю, столько-то – по другому, сложили результат – получили победителя.
- Ваша победа не связана с тем, что один из экспертов вашего центра, Вардан Багдасарян, – соавтор экс-главы РЖД Владимира Якунина по научным трудам? Формулировки техзадания уж очень поразительно похожи на фразы из их статей.
– С Якуниным мы не поддерживаем уже 4 года вообще никаких отношений. А с Багдасаряном мы давно и плотно сотрудничаем, у нас много совместных работ, это очень умный и поразительно интересный человек, но при чём здесь он? Я вам совершенно точно говорю: процедура алгоритмизирована, она совершенно арифметическая. Мы пытались участвовать ещё в одном тендере с похожей тематикой, но проиграли.
– То есть у Минкульта не один такой тендер?
– Да, другой выиграл какой-то нижегородский институт.
- Вот в министерстве обрадуются-то, когда получат ваш результат!
– Может быть.
– Судя по документам к конкурсу, вы должны подготовить доклад к 31 октября. На такое масштабное исследование достаточно двух с половиной месяцев?
– Вот это действительно проблема, которой бюрократы не понимают. Все эти тендеры ведь должны были ещё в январе пройти, а потом – годовая работа по программе. А видите, какие они неразворотливые. Но у нас уже были такие ситуации. За 2 недели мы для Минтранса разрабатывали закон о транспортной безопасности. Ну, работали с утра до вечера, с вечера до утра. Это очень серьёзная нагрузка.
Беседовала Ирина Тумакова, «Фонтанка.ру»