Дмитрий Лабин: В решении по ЮКОСу нет политики

Россия победила акционеров ЮКОСа и не будет платить им 50 миллиардов долларов. Теперь, наоборот, они должны заплатить нашей стране 50 тысяч евро.

Решение Постоянной палаты третейского суда в Гааге о рекордной компенсационной выплате отменил окружной суд столицы Нидерландов. Почему дело приняло поворот, который ещё недавно называли маловероятным, "Фонтанке" объяснил адвокат Дмитрий Лабин – профессор кафедры международного права МГИМО.

В среду, 20 апреля, окружной суд Гааги опубликовал решение об отмене, как сказано на его сайте, "в общей сложности шести арбитражных решений (три промежуточных решения и три окончательных решения) Постоянной палаты третейского суда". Речь идёт об исках компаний Hulley Enterprises, Yukos Universal и Veteran Petroleum. "Стороны были акционерами обанкротившейся российской нефтяной компании ЮКОС. Отмена судом этих решений означает, что Россия больше не должна выплачивать компенсацию этим сторонам", – сказано в тексте.

Напомним, что разбирательство в международном арбитражном суде, который находится в столице Нидерландов, продолжалось почти 10 лет. Истцы, экс-акционеры ЮКОСа, ссылались на договор к Энергетической хартии, гарантирующий иностранным инвесторам защиту от экспроприации собственности. В июле 2014 года суд обязал Россию выплатить экс-акционерам ЮКОСа 50 миллиардов долларов компенсации. Россия не стала платить, и истцы начали добиваться арестов российской собственности в Германии, Франции, Великобритании, США, Нидерландах и Индии. В ноябре 2014 года Российская Федерация подала иск в окружной суд Гааги, чтобы опротестовать право ППТС рассматривать спор между инвесторами и государством, не дававшим, по российской версии, согласия на участие в третейском суде.

Окружной суд Гааги вынес вердикт: "Постоянный арбитражный суд не имел соответствующей юрисдикции". Как сказано в тексте, "решения арбитров аннулированы на том основании, что они не имели права вмешиваться в эти вопросы… учитывая, что Россия подписала Договор к энергетической хартии (ДЭХ), но не ратифицировала. Кроме того, Гаагский суд признал, что сама возможность третейского арбитража "находится в конфликте с российским законодательством", а отдельного соглашения о третейском арбитраже Россия не подписывала. Теперь экс-акционеры ЮКОСа должны выплатить России компенсацию – 50 тысяч евро.

Адвокат, хорошо знакомый с делом, но не пожелавший публиковать своего имени, в комментарии для "Фонтанки" предложил своё объяснение решения окружного суда Гааги.

– Шансы на отмену решения ППТС были изначально высоки, – сказал он. – Причём на отмену исключительно по процессуальным основаниям. Но дело не только в этом. Голландские суды стараются избегать сложностей и выбирают максимально простой путь. С одной стороны, они очень уважаемые и компетентные, с другой – очень осмотрительные и не любят скандалов. А само решение ППТС было небезупречно, оно было очень скандальным. Ситуация была крайне, крайне непростая.

Всю "непростоту" ситуации, с которой пришлось столкнуться осмотрительному окружному суду Гааги, "Фонтанке" объяснил адвокат Дмитрий Лабин, доктор юридических наук, профессор кафедры международного права МГИМО.

- Дмитрий Константинович, решение ППТС о 50 миллиардах называли политическим, направленным против России. Теперь есть неофициальная точка зрения, что Европа одумалась и хочет дружить. Сколько, по вашему мнению, здесь политики?

– Никакой политики здесь нет. И не может быть. Это вообще наивно – думать, что судебная система в Нидерландах учитывает какие-то политические обстоятельства, что на неё можно как-то влиять. Это можно обсуждать на бытовом уровне – не более того.

- Но ведь почему-то в июле 2014-го Россия проиграла, а сейчас – выиграла?

– Потому что международное право действует, оно действует эффективно и уважается в мире. Напомню, что арбитражный регламент, который использовался для рассмотрения спора между иностранными инвесторами и Российской Федерацией, даёт очень небольшие возможности для отмены этого решения: можно было обращаться только в национальный суд по месту нахождения этого Арбитража. И национальный суд не пересматривал принятое решение по существу. Он очень внимательно оценил соотношение национального права и международного, участие государств в международных договорах. Третейский арбитраж должен, приступая к рассмотрению любого спора с участием суверенного государства, прежде всего установить свою компетенцию, которая основана на изъявлении воли государства: давало ли оно согласие на конкретное разбирательство.

- Как раз с этого арбитраж и начал. До ноября 2009 года они выясняли, относится ли случай к их юрисдикции, вынесли промежуточные решения – о том, что относится, только потом начали рассматривать собственно иски.

– Да, это правда. Но там был момент, вокруг которого и крутился весь спор о юрисдикции Арбитража. Всё-таки арбитры назначаются сторонами. Конечно, они должны действовать непредвзято, профессионально. Но ведь по каким-то критериям они выбираются сторонами? Всё-таки есть, наверное, расчёт на какие-то "невидимые симпатии", правда?

- Насколько я знаю, судей выбирали по другим критериям: компетенция, опыт, репутация…

– Безусловно. Но жизнь есть жизнь, и учитываются не только первичные факторы, но и некоторые вторичные. Почему Россия в 2005 году выбрала арбитром со своей стороны американца Швебеля?

- Швебеля называют старейшим и опытнейшим арбитром с безупречной репутацией.

– Да, это так, но…

- И в итоге выбранный нами судья тоже выступил против нас. Разве это не проявление беспристрастности?

– Был и второй критерий, по которому Россия выбрала судью Швебеля. В международном профессиональном сообществе сложилось такое мнение, что доминируют всегда люди с англо-саксонским правовым менталитетом. Им будто бы легче найти аргументы, к ним будто бы лучше прислушиваются.

- Это было неправильно?

– Да, это было ошибкой. И если уж мы говорим об ошибках, то можно вспомнить и о другом. Ведь российская сторона практически никого не привлекала к тому арбитражу, за исключением нескольких экспертов. А эксперты не представляют стороны, они только разъясняют суду некоторые сложности правового характера. Среди представителей российской стороны не было ни российских адвокатов, ни российских юристов. Там работали только западные коллеги. Объясняли это так: носителям английского языка, носителям западной правовой культуры будет легче объяснить нашу позицию. Это тоже было ошибкой.

- Но и сейчас в окружном суде, как я вижу в тексте решения, Россию представляли бельгийский и голландский юристы.

– Там работала большая команда, но "мозговой центр", где очень кропотливо работали над составлением ходатайств и над обеспечением текущей правовой позиции, находился в России. Конечно, в судах действует адвокатская монополия, в данном случае – голландская, то есть к непосредственному участию в процессе допускаются только местные адвокаты. Но это не означает, что голландский адвокат не учитывал работу всей команды.

- То есть формированием позиции, подготовкой документов на этот раз занимались российские адвокаты?

– Команда была международная. Но, во-первых, в ней были российские юристы. Во-вторых, они играли значительную роль. И это уже, как мы видим, дало результат.

- Как на этот раз юристы расставляли акценты, чтобы суд принял позицию России?

– Самый важный вопрос – о том, мог ли вообще трибунал признавать собственную компетенцию. Стратегически это был правильный ход: выбить саму правовую основу, чтобы дальше и не копаться в деталях. И это, на мой взгляд, было сделано результативно. Представители Российской Федерации смогли убедить суд, что явно выраженного согласия России на участие в разбирательстве не было. А это критичный момент в любом споре.

- В решении суда есть ссылки на два обстоятельства: российский парламент не ратифицировал договор к Энергетической хартии, Россия не выразила явно согласие на разбирательство в третейском арбитраже. Что из этого сыграло роль?

– А это одно и то же, только с разных сторон. Попробую это объяснить. Суд первым делом должен быть убедиться, что имеется явное согласие обеих сторон. Такое согласие со стороны государства может быть выражено тремя способами. Во-первых – в национальном законодательстве. Например, если существует закон, в котором сказано: мы, государство, согласны с любыми инвесторами, частными лицами, коммерческими структурами спорить в любом арбитраже или каком-то конкретном суде и так далее. Такой нормы в российском законодательстве нет, и суд в этом убедился. Второе – какие-то отдельные контракты или соглашения об арбитраже ad hock: мы, стороны, Российская Федерация и пострадавшие инвесторы, подписываемся под согласием. Такого тоже не было. Третье – то, что чаще всего применяется на практике: международные соглашения, которые заключаются для защиты и поощрения иностранных капиталовложений. Государство как бы говорит: мы поощряем приток инвестиций, мы защищаем иностранных инвесторов…

- А если мы нечаянно иностранных инвесторов обидим, то…

– Нечаянно, именно нечаянно! Тогда мы согласны, чтобы споры рассматривались в таких-то судах. Государства, подписывающие такие договоры, реально заинтересованы в том, чтобы к ним притекали иностранные инвестиции.

- Так это третье – и есть пресловутый договор к Энергетической хартии, вокруг которого всё вертится.

– Да, такая формула очень хорошо себя зарекомендовала, и многосторонние конвенции последнего времени используют эти наработки. И, естественно, в договоре к Энергетической хартии есть такие положения. Из статьи 26 всем государствам и инвесторам понятно, что если возникнет спор, то разрешать его будет вот такой арбитраж. Но такое согласие дали только те государства, которые, в соответствии с Венской конвенцией, выполнили все предусмотренные международным правом процедуры. То есть не только подписали, но и признали юридическую силу договора – ратифицировали.

- Но Россия отказалась ратифицировать договор уже после того, как началось разбирательство. И потом, если мы не признаём третейский суд, а участие в нём – дело добровольное, тогда зачем мы выбираем судью, нанимаем адвокатов и так далее? Можно ли было просто игнорировать этот процесс?

– Вот в этом и заключается колоссальная ошибка! Никто пока так и не дал внятного ответа, зачем нужно было тратить средства налогоплательщиков на оплату работы дорогостоящих адвокатов. Достаточно было заплатить экспертам, которые сразу объяснили бы, что этого не надо делать. Я даже не говорю о том, что расходы были бы гораздо меньше. Но не возникло бы ни самого решения ППТС, ни необходимости его оспаривать. Не нужно было бы восстанавливать свой имидж. Непонятно, зачем Россия втянулась в эту дорогостоящую тяжбу.

- В нескольких странах были инициированы суды по арестам российской собственности в обеспечение решения ППТС. Что дальше будет с этими процессами и с арестованным имуществом, какова процедура?

– Несмотря на то, что нам очень нравится решение гаагского суда, в силу оно ещё не вступило. И не вступит, если будет обжаловано в апелляционном порядке. То есть пока юридически это никак не влияет на другие процессы. Это – с одной стороны. Но с другой стороны, судьи – люди, они тоже делают какие-то выводы.

- А есть шансы у истцов в Верховном суде Нидерландов добиться отмены решения, принятого окружным?

– Мы с коллегами сегодня много обсуждали последнее решение, и все приходят к выводу, что позиция Российской Федерации достаточно сильная, шансов её опрокинуть очень мало. Чтобы не сказать, что они нулевые. Но это не значит, что надо сложить руки и ждать. Суд – это всегда состязание, заранее установленного результата не существует.

Беседовала Ирина Тумакова, "Фонтанка.ру"