«От викинга до зверья, от босоты до царя». Питерская героика с Евгением Вышенковым

Тем, кто приехал на майские впервые в Петербург, «Фонтанка» предлагает три маршрута на каждый день. Пройдитесь до обеда, а вечером уже идите в театр.

Нет такого масштаба городов в мире, что были бы построены на пустом месте столь скоро, как Петербург. Поэтому и считается, что он упал всем нам с небес. А раз вы впервые в Питере, то обречены на его открыточные виды. Но «Фонтанка» — небанальна, мы заглянем в его суть.

Поэтому вынырнем на Невский проспект со станции метро «Канал Грибоедова» и пойдем к Неве. Первое, что бросится нам в глаза, — здание компании «Зингер».

Когда его отгрохали, то не было журналиста, кто бы не написал, что это архитектурная уродина. И где эти журналисты вместе с градозащитниками прошлого? Вы спрашиваете, что это за немецкая фамилия Зингер? Так спросите у вашей бабушки. Она рассмеется и расскажет, как мечтала о такой швейной машинке.

А на фасаде, кстати, не какие-то фигуры. Это единственный памятник в мире валькириям. Там же шесть фигур — три женских, три мужских. Согласно скандинавскому эпосу, девы-воительницы выбирали самых отважных воинов и уносили их в рай. Трое парней — это викинги. Этим повезло. Они уже на небесах.

Я это не к тому, что норманнская теория создания нашего государства имеет право на существование, а о том, что они нам напоминают — настало время героики, а рефлексии в соцсетях — пошлое прошлое.

Перед тем как двинуться вперед, повернем голову направо. Предстает грандиозный, предельно русский храм Спаса на Крови.

Он поднялся на том месте, откуда история России пошла и поехала вразнос. На набережной народовольцами был убит Александр Второй. Тот, кто отменил крепостное право и уже готовил конституцию. Советская власть уверяла, что революционеры — святые мученики, сегодня мы больше склоняемся к высказыванию Достоевского про бесов. Подождем еще немного, может, опять поменяем точку зрения. Ведь история — это самая изменчивая наука.

Пройдя чуть вперед за Зингера, посмотрим на другую сторону Невского.

Казанский собор построил рожденный крепостным Андрюха Воронихин. Вот у вас какое образование? Ну, десять классов-то — наверняка! А он родился с перспективой никогда не научиться даже писать свое имя.

Перед собором два памятника. Справа — Кутузову, слева — Барклаю.

Отечественная война 1812-го, понятно: богатыри — не мы. Но это два первых в России памятника, где человек изображен в естественной одежде. Ведь до этого ставили только в римской эстетике. Споров было… пока Николай Первый не угомонил всех. Так что он и есть законодатель всех современных памятников.

Пересекаем Малую Конюшенную улицу, что упирается в нашу сторону Невского. Чуть повернем голову вправо и видим памятник Гоголю.

Да, без Гоголя Петербургу ни туда ни сюда. Но как тут не рассказать о мифе, родившемся уже при нашей жизни? Петербуржцы болтают, что вместо лица Николая Васильевича слепили лик босса всех боссов петербургской мафии — Кумарина. А что делать? Раз «Бандитский Петербург» родился на Неве, то пожалуйте.

А сразу на углу это Невский, 24, — кафе.

Это счастливое место — там всегда было кафе. Не будем нырять в эпоху самодержавия, а вспомним наш любимый развитой социализм. Там было кафе, которое вошло в историю как «Лягушатник». Сейчас же мило вспоминать советское прошлое. Вот и зайдите.

«Лягушатник», потому как диванчики были из зеленого плюша. И если гость Ленинграда из необъятного СССР приезжал с ребенком, то, конечно, он шел по Невскому и, конечно, заглядывал сюда. Там мороженое было в трех разноцветных шариках, там шампанское наливали.

Напротив, через Невский, над окнами — вывеска «Салонъ Буре».

Братцы, пусть рядом есть витрины с хоккейным клубом СКА, но это не про Павла Буре — заслуженного мастера спорта. Это про Павла Карловича — дореволюционного часового мастера всех времен и народов. В свое время иметь его часы было все равно что сегодня… все равно что сегодня… рассказать, мол, у меня дома готовит щи не жена, а домработница, а за детьми присматривает гувернер.

Переходим Большую Конюшенную, и вот вам угловое здание, что лучше напомнит не о дворянах, а о короле налетчиков 20-х годов.

Здесь в обувном магазине со стрельбой брали Леньку Пантелеева. Взяли, а он потом сбежал из тюрьмы. Он, вышедший из рядов ЧК, был кровавым, но народная молва придала ему свой ореол — «город на болоте, буржуев не жалей, впереди босоты всей — Ленька Пантелеев». Вот мы с вами пешочком же бредем — смотрим с панели на шуршащие «мерседесы», значит, Ленька — наш предводитель.

Подходя к мосту через Мойку, вновь смотрим поперек Невского. Стоит там Строгановский дворец.

Я это к тому, что вы смотрите на место рождения того, что постоянно кладете себе в рот. Мясо по-строгановски — это тот самый наш бефстроганов, а никак не их. Да, да. Теперь все по-другому читается.

Все же переходим через Мойку и сразу видим старинную вывеску «Вольф и Беранже».

Это знаменитая кондитерская, где пил кофий сам Пушкин. Мало вам, чтобы зайти? То-то.

Переходим пешеходную Большую Морскую — глянем вправо на арку Главного штаба, что открывает лучшую площадь империи, и метров через сто — читаем на доме «При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна». Почему на этой стороне? Так финны с севера Ленинград не обстреливали, а немцы с юга — лупили.

Чуть дальше — витрины, витрины, бутики, бутики.

Это еще в 30-е годы открылся здесь модный женский магазин. С тех пор его именуют «Смерть мужьям, тюрьма любовникам». Вот кто сказал, что сегодня нельзя так назвать роскошное дизайнерское ателье?

Через перекресток с Малой Морской — замкоподобное громадное серое здание.

Чего тут только не было — от центральной кассы Аэрофлота до советского магазина для интуриста «Березка». Но мы же в Петербурге, и придется здесь вспомнить пушкинское «скука, холод и гранит». То есть и так с яркими красками дефицит, а тут еще такая серая гора. Поэтому в свое время и был введен специальный налог на дома, которые архитектор запланировал темными. Но в данном случае за это каменное высказывание владельцы зря были оштрафованы.

Поворачиваем с Невского налево по Адмиралтейскому проспекту вдоль Александровского сада. Доходим до угла с Гороховой улицей и вспоминаем бессмертный мотив нашего земляка Саши Розенбаума: «На улице Гороховой — ажиотаж, Урицкий все ЧК вооружает…» М-да, дальше сегодня слышится уже двояко: «Всё потому, что в Питер в свой гастрольный вояж с Одессы-мамы урки приезжают!» Вы стоите перед первым офисом страшной аббревиатуры ВЧК.

Тут начал сажать контрреволюцию сам Дзержинский. Он знал толк, он же сам засидел лет десять. Тем более в его новом кабинете царизму верно служил губернатор Трепов — тот, кому Вера Засулич целилась в лоб, а попала чуть ли не в задницу. Это тоже случилось в приемной у того кабинета. Вот что бы с такой особой сегодня сделали? А тогда ее оправдали. Но с этого и началось в России, мол, теперь можно убивать чиновников.

Чуть вперед — и шикарный отель, а перед входом два льва.

Львов в Питере пруд пруди, а на этих сидел герой из пушкинского «Медного всадника»: «На звере мраморном верхом, без шляпы, руки сжав крестом, сидел недвижный, страшно бледный, Евгений…»

Хорош о страшном. Перебегаем Адмиралтейский, натыкаемся на единственный в России, а может быть и в мире, памятник верблюду.

Вглядываемся в лицо на бюсте… Мама дорогая! Как на Сталина-то нашего похож.

Аккуратно озираем Исаакий.

Им интересоваться и изучать его можно лет триста, но нам достаточно знать одно — так выглядит главный храм империи.

А вот что касается настоящего Медного всадника, то смотрим, куда Петр Первый показывает рукой.

Чтобы получше рассмотреть, подходим к Неве. Упираемся руками не в бордюр или поребрик, а в парапет. Это и есть, по самому большому счету, визитная карточка — «береговой ее гранит». Не отпускайте от камня быстро ладони. Набережная что-то вам хочет сказать.

На той стороне Невы — совсем слева — Горный университет, откуда пошли все наши природные богатства, чуть левее — Академия художеств, откуда пошли все наши национальные музеи, а напротив — дворец Меншикова, откуда пошла вся наша коррупция, и университет, откуда пошла вся наша наука.

Вот на это Петр и указывает нам, а c ним рядом — Адмиралтейство, откуда пошел весь наш флот. Ух!

Вздохнули, выдохнули и шагаем в сторону Дворцового моста. Допустим, напеваем: «Шире шаг, от рекордов к рекордам». На пересечении Дворцового моста с набережной на минутку останавливаемся. Смотрим за Зимний дворец и видим Александровскую колонну, а на ней ангела — это раз. Смотрим на шпиль Петропавловского собора на той стороне Невы и видим еще одного ангела — это два. Смотрим чуть поверх стрелки Васильевского острова, а поверх нее торчит еще один ангел. Он на церкви, которой с этого места не видно. Это три.

Эти три ангела и образуют треугольный, идеальный центр Петербурга. А на каждой стороне треугольника стоят: Биржа, она же единственный русский Парфенон, крепость и Эрмитаж. Вопросы есть?

Пресекаем разговорчики в туристическом строю, двигаемся вдоль Эрмитажа.

Вот представьте себе, что в этом дворце кто-то сегодня живет. Как бы вы к нему ни относились, но побоялись бы вольнодумствовать. А тогда ночью вдоль этих стен брел селянин и от ужаса не мог поднять глаза даже на окна первого этажа. Ведь там спит сам император — тень Бога.

Дальше лучше идти молча. Эта набережная дворцов и просторов создана не для того, чтобы здесь ощущалась жизнь. Тут никогда не было ни одного магазина, кабачка. Здесь только царскими духами пахнет.

Гуляем вдоль, глядим на Петропавловскую крепость. Она тоже о бесполезной трате бюджета. Отстраивали ее для отражения шведских эскадр, а когда выполнили приказ, надобность в ее пушках отпала. Пришлось ограничиться тюрьмой. Ведь что это за царь, у которого на дворе нет кола! К тому же это любимая наша национальная забава.

Доходим до Мраморного дворца.

И тут у меня есть возможность вставить три копейки про любовь. Красота покоев этих свершилась из-за сердечного чувства Екатерины Второй к Гришке Орлову. Ну такой бравый был, такой лихой рубака, такой ловкий в постели, что она взяла да подарила. Как говорится, учитесь.

Через шикарную решетку виден мощнейший конник. Это Александр Третий. Он так и символизирует убежденность нашей современной политической мысли.

Лучший исторический анекдот про него тоже: «Когда русский царь ловит рыбу, Европа может подождать».

Встали как вкопанные у Троицкого моста.

Вот вам и продолжение Эйфелевой башни. Ведь когда его строили, то в конкурсе победил именно Эйфель. Другое дело, что зарубили его проект интриганы, мол, слишком сложен.

В створе моста — классический памятник. Буквально юноша в соку показывает мечом, какой он весь римский.

Тем не менее это Суворову Александру Васильевичу. И тут вспоминаем Кутузова и Барклая возле Казанского собора. Их так же могли запечатлеть. Тогда только так и считалось приличным.

Еще немножечко вперед — и Летний сад.

Конечно же, короткая фраза Пушкина про то, как дядя водил его гулять, — лучшая и самодостаточная реклама. Все просто, Пушкин жил в доме, что по набережной чуть дальше.

Постойте, надо бы еще на минутку заскочить в Летний сад по другому поводу. Там находится самый звериный памятник в мире. Вроде он Крылову, но мораль такова, что все смотрят на уйму животных из его басен. Их за тридцать точно. Вот вы и сосчитайте. Это такое развлечение.

Барабанная дробь, и мы доходим до Литейного моста. Смотрим за реку да видим самого знаменитого Ленина. Потому что он на броневике. Он, как и Петр Первый, тоже на что-то указывает рукой. Прищуриваемся, как артиллеристы, и видим, что на дом-квадрат, дом-минималист, что стоит вторым по Литейному проспекту.

Подкрадываемся… Батюшки! Да это петербургская Лубянка. Сегодня — место силы, а раньше — место страха. Вот теперь и подумаем, что нам больше по душе: преобразования Петра или революционность Ленина.

Огибаем Литейный, 4, со стороны Захарьевской улицы. Нам нужно сыграть конец променада. Встаем на Захарьевской и таращим глаза на бок этого Большого дома. Отсчитываем снизу шестой этаж, а справа отсчитываем четыре окна. Это и есть кабинет Владимира Владимировича, где он работал.

Кланяться не обязательно. Но можно поблагодарить город: «Да, красиво здесь у вас».

Теперь передохните, вы ведь прошли в километрах четыре семьсот. Идите выпейте что-нибудь. Да хоть семь сорок станцуйте.

Евгений Вышенков, «Фонтанка.ру»