Операция «Гусь» и другие приключения Шурика в сериале «Вертинский» (видео)

На экране — новые интимные подробности о дедушке авторской песни

В онлайн-кинотеатре KION начинается показ нового сериала Авдотьи Смирновой «Вертинский». Судя по первым пяти сериям, главная задача авторов не столько рассказать о жизни знаменитого певца (хорошо известной хотя бы из его собственных мемуарных книг), сколько развлечь потребителя контента такими животрепещущими деталями, которые, вероятно, и сам герой не додумался бы присочинить к своей бурной биографии.

Прежде всего, это детали личной жизни Вертинского, который не был склонен о ней откровенничать и составлять «донжуанские списки», в отличие от его тезки Пушкина — в каком-то смысле тоже одного из персонажей фильма, пусть даже в виде галлюцинации или памятника на Тверском бульваре. К его подножию герой складывает корзины с цветами, возвращаясь с очередного триумфального бенефиса 25 октября 1917 года, а потом объясняет Вере Холодной (Паулина Андреева), что отдал цветы «другу».

С точки зрения исторической достоверности Пушкин Вертинскому такой же друг, как Вера Холодная — любовница, то есть воображаемый. Но в сфере интимных отношений героя воображение авторов сериала (кроме Авдотьи Смирновой, над сценарием работали Анна Пармас и Джон Шемякин) не знает абсолютно никакого удержу, и в фильме хватает откровенных сексуальных сцен, в том числе и с Верой Холодной.

Ласково поглаживая любимую, которая раскуксилась после секса, Вертинский спрашивает ее: «О чем ты плачешь?», но ей нелегко подобрать подходящий ответ: «От волнения… Не знаю… От счастья». Тут-то и было бы уместно заметить: «Ты стала разговаривать дурными фразами из дурных сценариев», но это произойдет позже, когда Вера решит завязать с «губительной страстью», посвятив себя уходу за раненым мужем. А большую часть второй серии Холодную с Вертинским ждет почти семейная идиллия, когда герой целыми днями возится с двумя дочками возлюбленной, заменяя им воюющего отца: наряжает елочными игрушками брошенную сбежавшими соседями пальму, зашивает фаршированного кашей гуся, вспоминая полученный на фронте опыт: «Я же был санитаром, шил руки, ноги, спины, так что с гусем как-нибудь управлюсь». Друзья дивятся на Шурика: «Ты превратился в наседку, ты похож даже не на курицу, а на гусыню».

В «Вертинском» каждая серия носит название одной из его наиболее известных песен, с которой возникает смысловая перекличка: вторая серия связана с песней «То, что я должен сказать», посвященной московским юнкерам, погибшим в октябре 1917-го. В контексте превращения героя в наседку возникает легкий диссонанс: на одну из лучших песен Вертинского, воспевающую светлый подвиг и презирающую трусливых мещан, кутающихся в шубы и опасающихся, «что совсем уже скоро мы начнем голодать», ложится самый что ни на есть мещанский отсвет сюсюкающего чадолюбия. «Это же дети!» — восклицает Вертинский, случайно увидев в церкви гробы с юнкерами, а потом до темноты сидит на лавочке, положив рядом коробочку с меренгами для «ангелят» Веры Холодной. Тем самым как бы создается ассоциативный ряд между одной из вершин творчества Вертинского и более поздней слащавой песенкой «Доченьки», которая вряд ли может считаться большой удачей мастера.

Кроме Пушкина, у Вертинского есть еще один «воображаемый», то есть не имеющий реального прототипа, друг — талантливый поэт Агеев (Сергей Уманов), написавший стихи к первой знаменитой песне Вертинского о «сиреневом трупике» барышни в «облысевшей горжеточке». Также в ближний круг Шурика, как называют Александра Николаевича друзья, входит художник Осмеркин (Степан Девонин), приветствующий революцию как «звездный час для любого художника», и знаменитый актер немого кино Иван Мозжухин (Павел Ерлыков), но с ним, по словам Вертинского, у него какая-то «животная дружба». И впрямь, какая еще может быть дружба с человеком, который в спор «Блок или Гумилев?» встревает с дурацкой репликой: «А Надсон?» С Мозжухиным Вертинский общается преимущественно на почве алкоголя, и к тому же кинозвезда все время приводит девиц (балерин, манекенок, а однажды, для разнообразия и к ужасу Вертинского, компанию цирковых карлиц).

Таким образом, «жизнь богемы», сначала небогатой московской, потом едва ли не голодающей константинопольской, а после жирующей парижской, в сериале отражена достаточно подробно. Пожалуй, нарекания у строгих пуристов могут вызвать мелкие стилистические погрешности. Ладно еще московские молодые художники и поэты едят вместо черной икры красную, а вместо осетрины — кильку, словно нарочно взятую суперкрупным планом (смотрите, какие мы бедные), но и в Будапеште на банкете после гастролей суперзвезде Вертинскому подают какую-то демократичную скумбрию. Герой, однако, поддевает ее вилкой, ничуть не гнушаясь, будучи человеком легким, добрым и дружелюбным, а благодаря актеру Алексею Филимонову — по-настоящему обаятельным.

Но всё-таки корректней было бы рассматривать этого Вертинского как вымышленного персонажа: сериал похож не столько на байопик, старающийся придерживаться «правды жизни», сколько на «жестокий романс», в духе тех песен, которые герой исполнял по ресторанам. В соответствии с законами этого жанра «Вертинский» полон мелодраматических преувеличений, не соответствующих официальным фактам: например, сестра Александра Надя (Юлия Марченко) пытается выстрелить в безнадежно женатого любовника, а потом бросается в пролет лестницы, сам же Вертинский после разрыва с Холодной вскрывает себе вены. Четвертая серия посвящена таинственной первой жене героя (Екатерина Щеглова), вокруг которой сочинен целый детективный нуар с кражей ювелирки, казнью на гильотине, опять же разнообразным сексом на ковре и в очередной раз разбитым сердцем несчастного Пьеро.

Однако при всем сочувствии и симпатии этот «Пьеро хренов», как выражается его грубый друг, уважения вызывает мало. Слегка пренебрежительное отношение к герою как к тщеславному и легкомысленному пижону, трутню и иждивенцу возникает еще в первой серии с его простодушного признания «Господи, как же хочется славы…» Впрочем, повторяемое на все лады устами разных персонажей с благоговейным придыханием слово «артист» должно, по замыслу авторов, сполна оправдывать сомнительные моменты в характере Вертинского как эталона артистической натуры.

Лидия Маслова, специально для «Фонтанки.ру»