«Только ленивый не поднимался вверх посидеть у ангела, попить пива там» (фото)

Фотограф Александр Петросян — о том, как оказался на шпилях Петропавловской крепости и Адмиралтейства, почему гулять в 4 утра полезная привычка и какая съемка ему запомнилась больше всего.

«Фонтанка» продолжает рассказ о «Петербурге глазами петербуржцев» — в рамках нашего нового проекта «(От)личный Петербург», цель которого — обратить внимание туристов и горожан на необычные достопримечательности, а известные показать с новых ракурсов. На его странице мы рассказали вам о том, какие видовые точки, здания, дворы, события и праздники выбрали эксперты, и предложили проголосовать за понравившиеся варианты.

А сейчас своими любимыми маршрутами и своим опытом поиска лучших видов нашего города делится известный петербургский фотограф Александр Петросян, чьи снимки Санкт-Петербурга стали известны во всем мире, а соцсети собрали десятки тысяч поклонников. Внимание: «Фонтанка» просит читателей не рисковать собой и не повторять опасные действия, о которых рассказывает мастер, тем более что фотоснимки с этих мест им уже сделаны.

— Александр, у вас в августе-сентябре выходит книга «Крыши и шпили Санкт-Петербурга», для которой вы отобрали свои лучшие фотографии. Может быть, поделитесь парой самых необычных историй о том, как они появились?

— Историй на самом деле — множество. Потому что, наверное, 99% всех этих точек, в которых я бывал и где пытался фотографировать, — это чистой воды «криминал», если строго говорить. Потому что у нас официально никуда не разрешено лезть, все закрыто, запрещено. И на свой страх и риск лезешь и думаешь: а вдруг что-то получится? Вот я сейчас смотрю на леса, которые стоят возле вашей редакции на улице Росси, и вспоминаю, что большая часть этих похождений таким образом и осуществлялась: забираешься на леса — такая «беллетристика». Конечно, хорошо было бы, чтобы, как в далекие годы, удостоверение фотографа и вообще редакционное удостоверение помогало с кем-то договориться. Но такого нет. Обычно, если пытаешься через тот же «Коммерсантъ» куда-то попасть, ответ варьируется от грубой формы из трех букв до вежливого отказа. По факту это все на свой страх и риск.

— Такой резкий отказ поступал от жителей домов, на которые вы хотели забраться?

— И от организаций тоже. Например, когда я от редакции пытался аккредитоваться на крышу Эрмитажа — неважно, на съемку «Алых парусов» или вообще, — постоянно приходили отписки. А потом, когда аккредитовался через 5-й канал, пустили совершенно спокойно. Я уж не говорю про те истории, когда тебе отвечают: «Пишите заявление, завизируйте там, завизируйте там». Если это делать — никакого терпения не хватит, а нужен же еще определенный свет.

— На какие самые «страшные» леса вы залезали?

— Леса — это как раз еще не самое страшное. Самое страшное — когда их нет, и ты лезешь по упорам, тебя подстерегает куча опасностей, оттого что ты можешь просто скатиться по остроконечной крыше без ограждений, которая еще и занесена выпавшим снегом, за тобой бежит наряд вневедомственной охраны, а ты со штативом, с грузом фототехники и в темноте — то есть как в кино.

— Где такое было?

— Проще сказать, где не было. Была какая-то передышка, когда только появились коптеры и еще не было глушилок. Но этот ресурс быстро израсходовался, и все вернулось в ту же стезю. Просто удивительно, я много раз размышлял и не мог понять: ну как же так, ведь, казалось бы, делаешь благое дело? Мои предшественники, которые снимали в 1950–1980-х годах, считались уважаемыми людьми, их пропускали на съемку, работали договоренности. Я сейчас, например буквально вчера, пытался попасть на верхушку Кунсткамеры — и тоже отказали. То есть официально это почти нереально. А раз другого выхода нет — остается на свой страх и риск. Потому что у тебя внутри осознание того, что ты не делаешь ничего плохого, ты просто хочешь дать людям красоту. Оно тебя мотивирует.

— Вы на Кунсткамере бывали раньше?

— Да, конечно.

— Нелегально?

— Ну конечно! Слушайте, да у креста, который венчает купол Исаакиевского собора, я тоже побывал нелегально. Потому что когда-то на «Алые паруса» телевизионщики выгружали внизу оборудование, чтобы наверх подняться на ту колоннаду, где ангелы (им там разрешили снимать). И я с кем-то разговорился, типа «давайте я вам помогу нести штатив»... в общем, как-то прошел мимо охраны. На самый верхний барабан нам не разрешили подняться; в итоге пришлось «культурно» гвоздик подвинуть, какое-то стеклышко вытащить, залезть туда. И поскольку барабан был в лесах и леса стояли поверх креста, удалось испытать это ощущение, когда ты стоишь буквально на самой высокой точке и понимаешь, что все эти перипетии были не напрасны.

Но надо сказать, что только в последние годы стало так строго. Если мы вспомним какой-нибудь 2001, 2002 год, когда шпиль Петропавловки был в лесах, — там вообще не было никаких заграждений, кроме пресловутой таблички «Посторонним вход запрещен». И поэтому только ленивый не поднимался вверх посидеть у ангела, попить пива там.

— А за два века до вас крестьянину Петру Телушкину даровали космическую сумму, когда он голыми ногами туда залез, чтобы ангела отреставрировать!

— Ну, в наши времена было гораздо проще, потому что все было в лесах, работали рабочие, и всегда можно было в качестве отмазки сказать, что ты снимаешь для заказчика работ. Но никто особенно не проверял, если видели, что фотограф. И не было ни колючих проволок, ни камер, ни предупреждений из разряда «работает слежение», «стреляем на поражение».

— На Адмиралтействе вы тоже были? Или раз там военные — то никак?

— Конечно, был. Первый раз я туда попал тоже нелегально. 25 августа 1998 года вертолет Базыкина (Вадим Базыкин, заслуженный летчик России. — Прим. ред.) стоял на пляже Петропавловки, и я, гуляя мимо, увидел, что все журналисты идут к нему. И я тоже туда «до кучи» сиганул и оказался в вертолете. И поскольку был с фотоаппаратом, я тоже вроде как журналист был, хотя на самом деле никакого отношения не имел к газете. И когда вертолет завис прямо над площадкой, которая была около кораблика (там священник освящал), я это снимал из открытого люка. А потом, уже когда вертолет вернулся, я поднялся туда, и тоже как будто журналист. Потом, во времена реставрации в начале нулевых, Адмиралтейство было в лесах, и на него можно было проникнуть, и куча подростков лазила, руферы, — и на шпиль, и на флагштоки. Кто-то попадался, а кто-то, как я, выкручивался.

Но самый запоминающийся кадр, раз вы спрашивали, в плане съемки был, когда шла реставрация арки Генштаба: был сильный мороз, почти 30 градусов, и из-за мороза никого не было, а я залез и пытался прислонить брошенную рабочими лестницу к статуе Ники, которая венчает колесницу. И только чудом она не соскользнула по покатой кровле, иначе бы я в тот проем, который перед аркой, улетел бы вниз. И притом у меня оставался последний 36-й кадр.

— Пленка!

— Пленка, да. Еще пленка. Ну, вы понимаете: если рассказывать про все приключения, я могу говорить не один год. Но это вряд ли так интересно, потому что зрителя это не волнует, ему важен результат: есть кадр или нет кадра, а какой ценой он был сделан — уже лирика.

— Напротив, это очень интересно! Но давайте поговорим о кадре: откуда снят тот, что у вас на обложке книги?

— Опять же, гуляя как-то раз по городу, я увидел какую-то фиесту воздушных шаров и побежал к месту приземления. Разговорились, и они меня несколько раз брали с собой в корзине. Но на моем месте мог быть любой, потому что, когда в 2011-м последний раз была у нас эта фиеста, они стартовали рано утром, около четырех утра, от Медного всадника. И поскольку у них должен был определенный вес быть, а там несколько шаров было, — они зазывали всех редких прохожих, которые в это время там очутились. Такой совершенно невероятный вариант. И я несколько раз летал. И там тоже есть несколько историй — начиная от того, как реагировали граждане, когда он низко над их домами пролетал, и кончая экстремальными посадками.

— Если поговорить о дворах: вы на днях разместили замечательную фотографию с собором Святого Михаила, а на переднем плане — домик, который вкупе с готическим храмом создает абсолютно не петербургскую «картинку». Может, на Таллин похоже, может, на Германию. Вы вообще много замечали других стран и городов, скрытых в Петербурге?

— Конечно. Даже я больше скажу: в нулевых дирекция Петропавловки проводила серию тематических конкурсов: французский Петербург, английский Петербург, голландский Петербург. Для нее было общее название «Иностранцы в Петербурге». Поскольку здесь действительно есть много артефактов, это действительно очень интересно. Ты можешь никуда не уезжать и находить здесь какие-то фрагменты будто из других городов.

— Может быть, подскажете читателям что-нибудь?

— Когда слишком много знаешь, уже начинаешь забывать, путаться. Я сам иногда залезаю на питерские паблики неформальные. Иногда даже обнаруживаю там свои фотографии и вспоминаю: «О, оказывается я там был». Когда фотографией занимаешься более четверти века, у тебя уже в голове все перемешано. И опять же: многие вещи становятся «баянами» — как, например, особняк Брусницыных, туда уже кучу экскурсий водили! Или тот же особняк Веге, который долгое время был раздолбанным и все туда сами лазили. Я не говорю про дворы, которые некоторые жильцы уже охраняют, баррикадируют и запирают насколько можно. И их тоже можно понять: им надоедает жить в режиме «проходного двора», каких-то экскурсий непрерывных. По сути, я тоже виноват в этом, потому что популяризирую своими прогулками по городу поиск необычных мест. А в результате более предприимчивые люди стали водить экскурсии во дворы, на лестницы и крыши, и причем за немаленькие деньги. Собственно, «Фонтанка» об этом уже писала.

— Ну, может, если люди распределятся по большему количеству точек, каким-то станет жить легче.

— Трудно сказать. По-настоящему интересных мест не становится больше. Наоборот, они сжимаются, как шагреневая кожа: где-то застроили, где-то перепланировали, евроремонт сделали — и все утратили. Где-то жильцы поставили сигнализацию и не зайти. Я по своему опыту могу сказать, что в 1980-е годы таких мест было гораздо больше, чем в нулевые, а сейчас еще меньше, чем в 2000-м. При этом количество желающих увидеть такие точки, наоборот, растет. Из-за этого такой «перегрев».

— Какие районы и архитектурные стили вы больше любите?

— С районами-то понятно: вряд ли, да простят меня жители Веселого Поселка или Купчино, я туда поеду без нужды, потому что у меня Петербург ассоциируется с центром. Васильевский остров, центр, Коломна... Это довольно небольшие пространства, всего лишь несколько километров, — но, тем не менее, они настолько насыщены интересностями, что хватает не на одно десятилетие исследований.

— Но вы перечислили районы очень разные между собой: Коломна — это один дух, Петроградка — совсем другой. А у нас еще конструктивизм есть.

— Мне, честно сказать, интересно все, что до 1917 года. К тому, что после, я прохладно отношусь, потому что мне кажется: все, чем гордятся, произнося «Петербург», укладывается в тот отрезок.

— Из этих направлений вам что ближе — тишь Коломны, суета студенческого Васильевского, туристический Невский?..

— Раз уж я так разоткровенничался, расскажу: мы с вашим коллегой с «Фонтанки» Мишей Огневым последнее десятилетие «утюжим» центр каждый день — когда по работе нет съемок, идем куда-нибудь что-нибудь поснимать. И мы придумали название будущей совместной выставки — «Хроники города Уныльска, или Ничего не происходит». Потому что сама ситуационная картина настолько небогата в осенние-зимние месяцы, что это поневоле сподвигает заняться изучением города. В моменты, когда на улицах пусто и ничего нет, мы «прочесываем» улицу за улицей, квартал за кварталом, дворы за дворами. И постепенно такая же ясность появляется, как в собственной комнате: ты точно знаешь, где что «лежит». Так же и здесь.

— Ну а для души: жить вы бы где больше хотели?

— Мне очень нравится дом на набережной канала Грибоедова, 2б, самый ближний к Спасу на Крови. Он за воротами, но там окна выходят и на Михайловский сад, и прямо на Спас.

— Дом служащих Русского музея — говорит мне карта.

— Ну, наверное. Хотя там не только служащие живут.

— А почему там?

— Мне это даже больше нравится, чем дорогие апартаменты на Крестовском. Это же самый центр, много зелени, и буквально рукой подать до всех моих любимых мест съемок. Там, как нигде, ты можешь себя ощущать в эпицентре жизни Петербурга.

— Вам тогда изо дня в день придется видеть Спас на Крови. Вы к нему как относитесь? Он же не вполне характерный для Петербурга, это более русский стиль.

— Ну, по сравнению с тем, что у меня из окна уже 40 лет видны стена, бачок помойки и надпись «мусор не бросать», я считаю, что это неплохая альтернатива.

— То есть один из самых известных фотографов города Петербурга, можно сказать, за всю его историю живет с окном в стену?

— Да, но, с другой стороны, это когда-то меня сподвигло распечатать фотографии, оформить паспарту и повесить у себя на стене в комнате, таким образом как бы виртуально делая много окон в разные красивые места. Меня это, кстати, в свое время и спасло, когда пьяница-сосед открыл дверь и какие-то грабители зашли и искали деньги: все переворошили, но денег не нашли, потому что они были между фотографиями и паспарту. Фотографиями они не интересовались, поэтому все деньги остались целы.

— Вы еще удивительно снимаете людей: персонажи, которых вы встречаете на улицах Петербурга, кажется, только вас и ждут и открываются только вам. А городские праздники снимать вы любите?

— Праздники сами по себе — очень выигрышная тема именно для съемки. Потому что есть некая психология праздника: люди, как правило, менее недоверчивы и более лояльно относятся к фотоаппарату, направленному на них. Поскольку это привычно: раз праздник — значит, фотографируют. Праздник — это мекка, клондайк для желающих безопасно фотографировать стрит-лайф, чего не скажешь об обычной жизни. Потому что, сколько, бывало, мы с Огневым ходим-ходим весь день, а к.п.д. низкий — снимешь пару картинок. А показываешь же только хорошие! И поскольку для того, чтобы сделать достаточное количество хороших фотографий, приходится очень сильно увеличивать километраж и время пребывания на улице, людям кажется, что в Петербурге постоянно бурно что-то происходит. Но они не знают, какой за этим стоит труд в плане ходьбы. С другой стороны, ходить тоже полезно. Норму шагов уж всяко вышагиваешь каждый день.

— Ну вот у нас уже есть всем известные «Алые паруса» со своей публикой, День ВМФ со своей, семейный фестиваль ледоколов, есть фестивали света, а есть музыкальные. Что из этого вам интереснее снимать?

— На самом деле интересно везде, это не обязательно должны быть классические петербургские локации, пресловутая «привязка к месту», которую от нас требуют редакторы. Люди везде интересны, если что-то такое происходит, что каким-то образом тебя волнует. А бывает, что и людей много, и всего предостаточно вокруг, но оно какое-то все «пластмассовое», и нету драйва, изюминки, которую ты хочешь поймать. Это тоже вещь непредсказуемая. Можешь выйти из дома, сделать пару шагов — и вот тебе: раз, раз, раз! А можешь ходить целую неделю — и все впустую.

— Да, но праздники создают определенный флер. Встретить поющих людей в тельняшках можно не каждый день.

— Проблема в том, что многие вещи повторяются, именно в плане дежура пресловутого. Потому что, сколько я снимал 2 августа, День десантника, — как правило, все один сюжет: десантники купаются в фонтанах, десантники дерутся. Это все за 20 лет привычно. Я ни разу не видел, чтобы они играли друг другу на скрипке или читали стихи. Не встретилось. Поэтому и ценно то, что не каждый раз может встретиться. А ситуаций с фонтаном у меня целая папка, и это, конечно, так не будоражит.

— Куда бы вы пошли для себя самого?

— Я не выстраиваю особых идей, просто иду наобум, куда ноги несут. Если не считать каких-то редакционных дел, когда тебе говорят, что надо поснимать. Но даже когда идешь пресс-конференцию снимать — и то по пути попадаются очень интересные вещи, и ты уже рад этой пресс-конференции, потому что она тебя заставила встать и куда-то пойти.

— А если приезжают туристы, что бы вы им могли порекомендовать, чтобы они не шли по одним маршрутам?

— Туристам, конечно, надо для ликбеза какое-то время выделить, чтобы ознакомиться. А дух города можно почувствовать, думаю, не зависая в туристических местах. У меня было несколько мастер-классов, где я показывал город через какие-то малоизвестные локации, пространства. Но это все точки, которые можно найти в любом паблике. Это может быть что угодно — уникальная крыша в центре, разруха типа «Красного треугольника», какая-то система проходных дворов, где вдобавок по пути вам встретится невообразимая лестница с атлантами, кариатидами, амурами, психеями.

— Ну вот проходные дворы, например, какие?

— На Петроградке много, на Каменноостровском, 25–27. Помните эту систему проходных дворов между Каменноостровским и Большой Пушкарской — там еще граффити интересные? Есть несколько интересных дворов в районе между Фонтанкой и Пятью углами. Да даже те же лестницы: есть такие, окна которых выходят в закрытые дворы. Закрытые не на замок, а сверху, и там совершенно уникальный мир: треугольный или четырехугольный, темный, полутемный, с горящими окошками, с мусором внизу — какие-то совершенно достоевские пейзажи! Много чего есть интересного!

— Где такие можно найти?

— Ну, например, в том доме, что возле Сенного мостика, — это набережная канала Грибоедова, 50. На Суворовском есть. Но они тоже — уходящая натура: буквально год назад видел, а через год пришел — там уже все облагородили и того шарма нету.

— Есть у вас какая-то мечта, которая пока не сбылась?

— Конечно, как и у любого человека. Самое трудное только — понять, в чем она заключается.

— Можете назвать какое-то место, куда хотели залезть и куда не залезли?

— Да нет, вроде на всех высотных доминантах я был. Ну разве что вот: много лет я хожу со специальным письмом к директору Дома ученых с просьбой разрешить съемку с их балкона, где дракончики, которые могут быть прекрасным передним планом для тех же «Алых парусов». Но каждый раз мне отвечают, что надо платить столько-то денег, и называют невероятную сумму. А я никогда не плачу, потому что ты же не платишь за то, чтобы посмотреть у себя на кухне из окна? А весь город — это твой дом, какой смысл платить? К тому же если ты делаешь работу, которая нравится всем.

Беседовала Алина Циопа, «Фонтанка.ру»

Путеводитель «(От)личный Петербург» — это проект «Фонтанки.ру», сайт, на котором собраны любимые места петербуржцев — те, что чаще всего пока не входят в официальные гиды по городу и классические маршруты, но куда сами горожане ходят «для души» — после работы, в выходные, в качестве культурного досуга. Те места, которыми местные жители гордятся, и те, которые раскроют душу города в ее живом, современном «звучании».

На странице — почти полтора десятка разделов: вы найдете здания с интересными судьбами, небольшие частные музеи, в том числе те, которые петербуржцы открывали в своих квартирах. Непременно узнаете, где есть самые необычные дворы, а где — самые красивые видовые точки. Ну и, конечно, найдете множество идей, где провести вечер, когда музеи уже закрыты, ведь в Петербурге огромное количество общественных пространств на любую аудиторию — для молодежи, семей и даже технических гиков.

Петербуржцам «Фонтанка» предлагает заходить на страницу проекта и голосовать за свои любимые варианты. А туристам — готовиться к поездке, открывая город с нашим неформальным путеводителем, где есть всё: легендарный ленинградский общепит, авторские рестораны, развлечения для детей, интересные объекты за пределами центра и, конечно, экскурсии.

Голосование уже идет на страницах «Фонтанки» по разделам: здания, дворы, музеи, события и праздники, видовые точки, концептуальные и исторические отели, общественные пространства. Ваш выбор поможет другим пользователям по числу отзывов оценить, какие места интересны наибольшему количеству посетителей, а нам — наградить лучших (в тех номинациях, где это возможно). Обратите внимание: в каждой номинации есть возможность добавить свой вариант.