Андрей Нечаев: Нас ожидает прозябание вокруг нуля

В четверг, 27 ноября, вечером представители Организации стран – экспортёров нефти объявили, что не будут понижать добычу, чтобы остановить падение цен на рынке. Российская экономика не получила "спасательного круга", на который очень рассчитывала. О том, что привело к такой ситуации и какого развития нам ждать, в интервью "Фонтанке" рассказал бывший министр экономики России Андрей Нечаев.

– После объявления решения ОПЕК вниз полетели и цена на нефть, и курс рубля. Наша валюта действительно до такой степени зависит от нефти?

– Связь рубля с ценой нефти абсолютно логична. Известно, что 71 с лишним процент российского экспорта – это экспорт углеводородов, и большая часть приходится на нефть. Так называемые нефтегазовые доходы – это 52 процента доходов российского бюджета. Поэтому цена нефти, к сожалению, ключевой параметр для российской экономики.

– Но если от нефти так зависит экономика, то вместе с нами должна была переживать, например, Норвегия…

– Некоторые нефтедобывающие страны тяжело переживают падение цен на нефть, и это проявилось и в разных позициях на упомянутом саммите ОПЕК. Просто одни – как Норвегия или Кувейт – создали подушку безопасности, складывая в специальные фонды часть доходов от экспорта нефти, а другие – как Венесуэла – все проедали. У последних сейчас серьезные проблемы. Россия тоже резко увеличила аппетиты госрасходов за последнее десятилетие, поэтому бюджет и трещит по швам при падении нефтяных цен. Что касается курса рубля, то, конечно, нефть – это не единственный параметр, который его определяет. Это и в целом неблагополучное состояние российской экономики. Чудес не бывает. Когда экономика слаба, национальная валюта не бывает сильной. Плюс в России высокая инфляция. С одной стороны, инфляция связана с девальвацией рубля. С другой стороны, сама по себе инфляция за счёт других факторов является причиной обесценения национальной валюты. Потому что доллар, евро, фунт, в конечном счёте, такие же товары, как все остальные, хоть и несколько специфические. Поэтому когда в стране в целом растут цены, то, естественно, удешевляется и национальная валюта. Плюс – значительный отток капитала из страны. Всё это достаточно глубинные факторы девальвации. То есть цены на нефть – не единственный фактор обесценения рубля, но фактор достаточно серьёзный.

– И в это же время, пока цены на нефть летели вниз, Центробанк прекратил валютные интервенции.

– Да, ко всем другим факторам добавился тактический момент: Центральный банк всё-таки выполнил своё давнее обещание – отменил валютный коридор и ушёл с валютного рынка с регулярными валютными интервенциями. Это придало дополнительную волатильность рынку. Отказ от валютного коридора сам по себе не способствует девальвации, но усиливает ажиотажный и спекулятивный спрос на валюту. Вот это мы и наблюдаем – резкие скачки курса, когда 2 дня назад рубль укреплялся, теперь он резко слабеет.

– Почему ЦБ отменил коридор именно сейчас? Он не мог выбрать момент поспокойнее?

– ЦБ анонсировал, что перестаёт на регулярной основе воздействовать на курс, ещё очень давно. А вот что происходило в последнее время, когда он сохранял коридор. Напомню, была квота валютных интервенций – сначала миллиард долларов в день, в последнее время ЦБ снизил её до 350 миллионов. Агенты валютного рынка этим пользовались -догоняли курс до границы коридора, а дальше они точно знали, что ЦБ по фактически фиксированной цене продаст им валюту в размере 350 миллионов долларов в день. Это было хорошим, устойчивым способом заработка. И ЦБ за октябрь израсходовал порядка 30 миллиардов долларов на поддержку курса по такой схеме. Учитывая, что за последний год резервы похудели в целом на 100 миллиардов долларов, Центробанк не мог бесконечно продавать валюту, потому что уровень резервов ещё не стал критическим, но уже приближается к опасному. С золотовалютными резервами ЦБ все не так просто. Формально их сейчас около 425 миллиардов долларов. Но за вычетом монетарного золота, за вычетом прав заимствований в Международном валютном фонде и ряда других позиций, собственно валюты – где-то 390 миллиардов долларов. И из них 153 миллиарда – валютная составляющая резервного фонда правительства. То есть это не деньги Центробанка, они просто числятся на его балансе. И реальные резервы, которые ЦБ может использовать для интервенций с целью поддержания курса – примерно 230-240 миллиардов.

– То есть Центробанк просто больше не мог опустошать свои резервы на поддержание курса?

– Это не имело смысла – когда действуют глубинные факторы девальвации. Пытаясь противостоять сильному ветру, дуть ему навстречу – этим вы ветер не остановите, как бы вы ни надували щёки.

– Какой у Вас прогноз – что будет дальше?

– Скорее всего, цены снизятся ещё на 10 долларов за баррель. Некоторые эксперты говорят о 60 долларах за баррель. Вероятность этого мне представляется гораздо более высокой, чем то, что цены вернутся если не на прежний уровень , то хотя бы на 90 долларов. Это будет, с одной стороны, фактором дополнительной девальвации рубля. С другой стороны, это создаёт дополнительные проблемы для бюджета. Но девальвация их во многом компенсирует. В этой связи Минфин и правительство в целом смотрят на девальвацию достаточно благосклонно.

– То есть благодаря подорожанию доллара мы в рублях за проданную нефть получим больше, чем получили бы раньше?

– Да, это так, хотя бюджет их получает не напрямую, а через налоги. Понятно, что девальвация даёт дополнительный импульс инфляции. И рано или поздно Минфину придётся её компенсировать повышением зарплат бюджетникам, индексацией пенсий, компенсировать другие свои расходы. Но дело в том, что дополнительные доходы от девальвации он получает, образно говоря, сегодня-завтра, а компенсировать будет когда-то потом. И в этом смысле для правительства девальвация – палочка-выручалочка. Я, собственно, писал об этом ещё в марте 2013 года, что единственный шанс у правительства спасти бюджет (а тогда речь шла о бюджете текущего года, который тоже был не очень реалистичен) – это девальвировать рубль. Что они в конечном итоге и проделали.

– Да, но это, видимо, нужно было сделать тогда, когда ещё не было дополнительных факторов – нефти, санкций и так далее?

– Ну, они это и сделали. Но тогда девальвация была не такой масштабной.

– Спрошу гипотетически: если бы ОПЕК снизила добычу, а нефть бы подорожала, нам бы это помогло?

– Дело в том, что серьёзные проблемы в российской экономике начались ещё до Украины, до санкций, до падения цен на нефть. Это всё – факторы, которые усугубили ситуацию. Мне кажется, наша власть выбрала тупиковую модель развития: построение госкапитализма с сырьевой экспортной ориентацией. Первым звоночком был кризис 2008-2009 годов, из которого мы выбрались с ещё большей долей государства в экономике и с ещё большей ее сырьевой ориентацией. И с 2012 года у нас идёт зримое ухудшение всех макроэкономических показателей. Поэтому выводы надо было делать раньше.

– Что такое произошло до санкций и нефти? Нефть была дорогая, качали, продавали, всё было прекрасно – и тут…

– Когда у вас нет конкурентной среды, когда у вас высокомонополизированные рынки, когда у вас доступ к госзаказу, к подрядам крупных государственных компаний имеет очень ограниченное число лиц, это не создаёт мотивации для экономического роста. Когда у вас не защищена собственность, когда инновации не являются потребностью для завоевания рынка, и их пытаются как-то навязывать сверху – такая модель не очень жизнеспособна в долгосрочном плане. До какого-то момента выручают высокие цены на нефть. Потом, когда они падают, обнаруживается, что король голый.

– А рецепт есть?

– Сейчас ни у кого нет рецепта, как исправить ситуацию в течение двух недель, это просто невозможно…

– Ну, конечно, не двух недель, но года, двух, трёх?

– Безусловно, надо начинать проводить кардинальные реформы, меняя всю экономическую политику, всю систему государственного управления, развивая рыночные институты, судебную систему, свободную конкуренцию и так далее. Это даст эффект не сразу, это долгая и кропотливая работа по улучшению предпринимательского климата, и начинать её надо было лет 5-10 назад. Но другого пути нет. А в ближайшие годы, думаю, нас ожидает прозябание вокруг нуля (по темпам роста), если внешние факторы не будут всё ещё более ухудшать.

– Вы видите признаки того, что власть готова идти на такие перемены?

– С лёгкой руки агентства Bloomberg ходят слухи, что 4 декабря в своём послании Владимир Владимирович Путин как раз объявит курс на экономическую свободу, так что мы с вами получим ответ буквально через неделю. Но думаю, что это будут скорее словесные интервенции.

– А без "Блумберга"? Реальных признаков предстоящих перемен Вы не видите?

– Пока, скорее, власть посылает бизнесу негативные сигналы. Вот просто примеры последних недель: закон о деофшоризации принят в более жёстком варианте, чем он согласовывался с бизнесом, дана возможность Следственному комитету возбуждать уголовные дела по налоговым преступлениям фактически без взаимодействия с налоговой инспекцией. Происходит фактическое повышение налогов: в виде увеличения взносов в ФОМС, а ранее в Пенсионный фонд – с так называемых "вредных производств", а у нас 60 процентов производств в промышленности относятся к категории вредных, введения так называемого "торгового сбора", перехода на оплату налога на недвижимость с кадастровой стоимости в разы и десятки раз превышающей использовавшуюся «оценку БТИ», а часто и реальную рыночную стоимость и т.д. Идут постоянные дискуссии о повышении НДС, о налоге с продаж. Явное и скрытое повышение налогов уже идёт, но постоянно обсуждается их дальнейшее повышение или введение новых. В условиях экономической рецессии это является, мягко говоря, некоторой новацией в экономической политике. Во всём мире налоги снижают во время рецессии.

– И всё-таки что больше повлияет на экономику: решение ОПЕК или все остальные факторы?

– Решение ОПЕК на ситуацию не повлияет. Если бы оно было принято в пользу сокращения добычи, это могло бы улучшить ситуацию. Но фактически ОПЕК просто заморозила ситуацию. Она не стала хуже, но и не стала лучше. Я бы не драматизировал сегодняшнюю конференцию.

– Но если взять цены на нефть – на одной чаше, остальные факторы – на другой: что больше влияет на то, как мы будем жить?

– Дело в том, что факторы, связанные с неблагоприятным предпринимательским климатом, – они в значительной степени и делают нас зависимыми от цены на нефть. Это глубинные причины, которые, как я уже говорил, привели к ухудшению ситуации и до всякого падения цены нефти. У нас в 2013 году темпы роста ВВП оказались в 3 раза ниже запланированных, а инвестиции сократились примерно на 3 процента до всяких санкций – при цене нефти 110 долларов за баррель. У нас уже все тревожные звоночки к этому моменту прозвенели. А если говорить конкретно о нефти и санкциях – то на этот вопрос ответил министр Силуанов: по его оценкам, от санкций Россия потеряет примерно 40 миллиардов долларов, а от падения цен на нефть – 90-100 миллиардов. Это достаточно условные расчёты, но это – официальная оценка Минфина.

Беседовала Ирина Тумакова, "Фонтанка.ру"