О литературе с Виктором Топоровым: Мама Карло и ее буратины, или Большой переполох в маленьком «НОСе» Ирины Прохоровой

3 февраля 2012 г. стало днем зимнего премиального противостояния. В этот день завершили свою работу, по результатам которой сформирован лонг-лист в 43 наименования, номинаторы уже двенадцатого цикла «Нацбеста». И тем же вечером назвала имя своего лауреата – всего-навсего третьего по счету – самая, пожалуй, курьезная из наших литературных премий – НОС: не то «Новая Словесность», не то «Новая Социальность», не то – как утверждалось на транслируемых в прямом эфире теледебатах – «Новая Сексуальность».

Социальности в десяти произведениях, из которых по переусложненной формуле делало (и в итоге весьма скандально сделало) свой выбор жюри НОСа, - социальности, хоть новой, хоть старой, и впрямь маловато. Словесности (если понимать под нею изящную словесность) – и того меньше. А вот сексуальности хоть отбавляй. Правда, я не назвал бы эту сексуальность новой – она, собственно, впервые возникла еще в библейском Содоме и каким-то таинственным образом не сошла на нет после бесследного уничтожения самого города в серном пламени гнева Господня.

Дебаты и присуждение НОСа проходили в лектории столичного Политехнического, наполненном публикой максимум на одну десятую, - что имело как свое объяснение (мороз на улице, да и чертовски холодно в самом лектории, немногим зрителям приходилось, чтобы согреться пить прямо в зале), так и свое символическое истолкование – денежно весомая (700 000 рублей) премия отнюдь не пользуется авторитетом и, строго говоря, никому, кроме участников процесса (авторов-финалистов, их мужей-жен, пап-мам и издателей), не интересна. Они и сидели нахохлившись в зале – редкими воробушками на километровом заборе.

К тому же, у НОСа отчетливая аура крепостного театра. В котором сытые и гладкие актеры весело пляшут барыню, а сама барыня – основательница и владелица малокоммерческого, но могущественного концерна «НЛО» Ирина Дмитриевна Прохорова – дирижирует, а чуть что не так, прогоняет крепостных актеров или понижает их в ранге, переводя из солистов на «общие работы», так что ходят они все у нее на цырлах. Однако Ирина Дмитриевна несомненно любит своих буратин (буратино по-итальянски это просто марионетка), поэтому она для них отнюдь не Карабас-Барабас, а скорее Мама Карло.

«Левее «Большой книги» и правее «Белочки» - так позиционирует себя НОС в идейном плане; а вот в структурно-организационном эта премия процентов на 70 скопирована с «Нацбеста», однако – в силу всемогущества Мамы Карло и имитационности практикуемых здесь технологий – отличается от петербургского прообраза, пожалуй, ничуть не меньше, чем суверенная демократия – от демократии просто. Что в нынешнем году и дало о себе знать с особенной наглядностью.

Сейчас внимание к премии НОС несколько подогрето двумя привходящими обстоятельствами. Политической гмм… карьерой председателя фонда, который ведает премией и родного брата его распорядительницы никелевого короля Михаила Дмитриевича Прохорова, это во-первых. И скандалом по итогам премии (скандалом тоже не без политического душка), это во-вторых. Однако обо всем по порядку – тем более что одно в данном случае неразрывно связано с другим.

В шорт-лист попало 10 произведений – и Михаил Прохоров, выступая в лектории, со всегдашней прямотой и откровенностью заверил аудиторию в том, что прочитал их все, после чего удалился: ступайте, граф, вас ждут великие дела! Впрочем, печаль его ухода смягчила Ирина Дмитриевна – столь же легкая, раскрепощенная, щедрая на слово и острая на язык, как ее братец Иванушка, виноват, Михайлушка.

Приз читательских симпатий – 200 000 рублей - достался нашему земляку Андрею Аствацатурову за «Скунскамеру» (за этого автора я порадовался, а за таких читателей испугался); Виктора Пелевина как живого классика и Михаила Шишкина как лауреата всех главных премий жюри совершенно очевидно по манию Мамы Карло отсекло заранее; Дмитрия Данилова с «Горизонтальным положением», которому следовало присудить премию хотя бы методом исключения, жюри не заметило. И вот весь этот неуклюжий цирк с председательницей, пятью членами жюри, тремя приглашенными (но постоянными) экспертами и голосованием зала медленно, но неумолимо развернулся в сторону Ирины Ясиной с автобиографическим очерком «История болезни», напечатанным в «Знамени» - и премией этого журнала уже отмеченным.

Ирина Ясина – активный общественный деятель и, вместе с тем, инвалид-колясочница. Само по себе название – «История болезни» - достаточно красноречиво. О литературных достоинствах в таких случаях говорить не принято, даже если они наличествуют. Хотя… История преподнесла в этой ситуации странную рифму, причем рифму даже двойную.

В начале нулевых премию «Русский Букер» получил за повесть «Белое на черном» писатель-инвалид Рубен Гальего. Главной лоббисткой этого присуждения была Ирина Ясина – директор-распорядитель общества «Отрытая Россия», спонсировавшего премию. Ясина тогда не только сама прочла повесть, но и сумела ознакомить с нею руководителя «Открытой России» уже находившегося в заключении Михаила Ходорковского, после чего заявила номинально независимым руководителям премии: «Или «Букера» получает Гальего, или никакого «Букера» в России больше не будет!» О том, что выбрали эти гордые люди – председатель оргкомитета Игорь Шайтанов и председатель жюри Яков Гордин – вы уже знаете.

Претендовал Гальего и на «Букера десятилетия». И тут с ним произошло очередное несчастье. И многие заговорили о том, что и эту премию надо отдать ему – на леченье. А другие возразили тем, что литература – не богадельня. Спор разрешил сам писатель: находясь в отчаянном положении, еле живой и практически нищий, он, тем не менее, нашел в себе мужество воспротивиться подаянию в форме премии.

Ирина Ясина находится в столь же трагической ситуации, однако все же не в столь отчаянной. Ее отец – бывший министр, один из организаторов дефолта, знаменитый экономист Евгений Ясин (профессор Дедушкин в пьесе Станислава Белковского «Покаяние»). Она была замужем за вице-президентом Центробанка и сама работала (до службы в «Открытой России») пресс-секретарем Центробанка. Ирине Ясиной грозит всё, что угодно, только не нищета.

И, тем не менее, премию заточили именно под нее. В жюри «дозвонился» не кто иной как Леонид Парфенов – и подал за Ясину свой голос. Зал (в котором, в сторонке от Ирины Евгеньевны с сопровождающими, сидели ее родители) проголосовал тоже за нее. В ходе обсуждения все, кроме Дмитрия Кузьмина (желтоштанником назовет его позднее сама Ясина), только ее и славили… А потом началась какая-то тридцатисекундная суматоха – и вдруг объявили, что премию получает Игорь Вишневецкий за повесть «Ленинград» (о нем и об этой повести смотри нашу колонку «Кадриль на костях»).

И тут все ахнули, засуетились, забегали. Ирина Дмитриевна «с изменившимся лицом побежала к пруду» - то есть вручила Ирине Ясиной гигантский букет и посулила какую-то уже, якобы, обговоренную с братом «поощрительную премию». Чего Ирина Евгеньевна то ли не расслышала, то ли не поняла, то ли не приняла – потому что всех организаторов премии НОС она именует теперь «Чуровыми» и утверждает, что за нее подано 100% голосов, а за Вишневецкого – 146%... Что ж, так у нас считают не только во власти, но и в оппозиции, кто бы сомневался.

Что там произошло на самом деле? Одна Ирина столь иезуитским способом отомстила другой – колясочной инвалидке? Едва ли. В последний момент М.Д.Прохорову позвонили с самого верху – и велели «этой не давать»? Тоже практически исключено. Члены жюри проголосовали по совести, устроив себе и прочим «праздник непослушания»? Но в крепостном театре такого не бывает, а в крепостном театре у Мамы Карло не бывает тем более.

Все остальные версии происшедшего носят заведомо криминальный характер. Вот наиболее пристойная из них: председатель жюри Марк Липовецкий (формально именно его двойной голос и обеспечил Вишневецкому победу) преподает в США; свежеиспеченный лауреат премии Игорь Вишневецкий преподает в США; 35 тысяч долларов на двоих (освобожденных от налогообложения) для двух преподавателей весьма неплохой куш.

Но нет, этого тоже не может быть! Ведь такого кидалова где-где, а в Норильске не прощают. И Новая Словесность не прощает, и даже Новая Сексуальность, - а уж о Новой Социальности и говорить нечего. Всех, кто такое прощали, там же в Норильске и закопали – и до сих пор отыскать не могут...

Ну, а в Нацбесте всё у нас будет как всегда. Всё будет путем. Но об этом действительно в другой раз.

Виктор Топоров, специально для «Фонтанки.ру»