Зачем художнику Бабенко багровые тона и багровая футболка? (фото)

3 февраля 2012, 11:58 1 386

Музей Эрарта продолжает свой путь по отыскиванию художников в русской провинции. На этот раз можно смело говорить, что эксперимент удался. Определение «самобытный» в отношении Паши Бабенко из Краснодара, чья выставка открылась в музее 2 февраля – не искусствоведческий штамп, а честный и единственно точный эпитет. Мы в этом убедились за 7 минут разговора с ним на вернисаже.

Музей "Эрарта" продолжает отыскивать и выставлять самобытных художников русской провинции. Вчера в "Эрарте" открылась выставка "Паша Бабенко: исход из натюрморта". Определение «самобытный» в отношении Паши Бабенко из Краснодара – не искусствоведческий штамп, а честный и единственно точный эпитет. Корреспондент "Культурной столицы" убедился в этом, не только разглядывая картины, но и затеяв с художником диалог.

Название выставки организаторы объясняют стремлением не допустить, чтобы о художнике сложилось представление, как о любителе рисовать сочными красками в южном городе, каких в родном для Бабенко Краснодаре, говорят, пруд пруди. Так что для выставки были отобраны картины, написанные в темно-красной гамме, по большей части, на религиозные сюжеты.

В действительности же, при первом взгляде на Пашины работы, понимаешь, что опасения организаторов совершенно напрасны, так как художник этот точно ни на кого больше не похож. Тарелки, арбузы, бутылки, редиска и кукуруза в его натюрмортах несут в себе ощущение чего-то прямо-таки сакрального. И наоборот, библейские сюжеты в исполнении Паши Бабенко вдруг обретают черты натюрморта - того самого краснодарского, сочного, и именно это делает их автора ни на кого не похожим. Три пустых стула там, где должна быть святая троица; толпа человечков, проходящих через огромные ворота - метафора ветхозаветного исхода; гора сломанных пупсов в качестве убитых Иродом младенцев. Ощущение бесконечного одиночества, страха перед надвигающимся апокалипсисом уживаются у Паши с чувством юмора и бесконечной любовью, даже можно сказать преклонением перед миром неодушевленных предметов.

На открытии выставки автор расхаживал между картинами в футболке почти того же красного оттенка, что и выставленные полотна.

- Откуда вы взялись?

- У меня по отцу фамилия Августинович. Я никогда его не знал. Мать - Брониловская Татьяна Моисеевна, а ее отец – Брониловский Моисей Израилевич. Своего отца я не знал никогда, а мать нашла меня на Камчатке.

- Нашла?

- Ну, в смысле в капусте.

- Что она делала на Камчатке?

- Рыбачила. Лозунг был такой: «Где бы ни находиться, только не в колхозе». Потому что в колхозе за день давали 200 граммов зерна, пшеницы. Вот я когда к бабушке ездил в детстве, я сыпал баночку курям полулитровую. Я сыпал им больше, чем мать и бабушка мои в колхозе зарабатывали. Это 20-е, 30-е годы. А прикинь, каково там пахать - не механизировано же всё было. Причем 200 граммов не муки, а пшеницы, в зернах. Моя мамочка - ей 98 лет сейчас - говорит: «Я б умерла, но у меня ничего не болит». Или сидит, плачет. Я говорю: «Мать, чего плачешь?». «Да как же, вчера, приходит папаня, весь окровавленный (имеется ввиду во сне)». «Ну и что, - говорю я, - когда так было?». «Да в гражданскую войну». Представляешь? Вспомнила гражданскую войну.

- Когда вы начали рисовать?

- Это сидело всю жизнь. Что-то сидело-сидело, я знал, что что-то сидит, а что – не догадывался. Была ж советская власть, не будешь же хе..ей заниматься, работать надо. И вдруг советская власть рушится. Я решил все бросить и объявил всем – пошли вы все вон. Оскорбляли, обижали, гавкали на меня. А я им – «не мешайтесь». В 44 года я начал рисовать.

- Это ведь такой, мягко говоря, нелегкий путь…

- Тяжелый. Я ж его не выбираю. Это путь меня выбирает. Если я буду выбирать путь, я превращусь в гламурного придурка. Меня тошнит, я как вижу гламур. И художников терпеть не могу.

- Это первая для вас большая выставка в музее?

- Да, были какие-то еще в Краснодаре, но маленькие.

- То, что мы здесь видим, - это ведь только часть того, что вы рисуете?

- Натюрморты у меня примерно такие же, только другое цветовое решение. Но тут мне предложили: «Давай сделаем что-то красное».

- Некоторые ваши работы пугают. Например, "Ирод", где младенцы с оторванными головами. Вы действительно напугать хотели?

- Там же не младенцы, там же куклы. Я же, как бы, стебаюсь. Про человека, который гадость сделает, говорят «аки Ирод». Правильно? Ирод - это кто? Это ж несчастный человек. Ну и потом, я ведь не буду показывать пожирателей детей. Это же садизм? Не надо выворачиваться наизнанку. Надо аккуратно.

- А вот эти фигуры обезглавленные, на той, другой картине?

- Это же тоже не люди, это камень.