Память подвела Чубайса

«Все, что тогда задумывалось, сводилось к двум глобальным целям. Перейти от советской плановой экономики к рыночной, и от авторитарной советской модели – к демократии. Первое сделать удалось, второе – нет», - отвечает Анатолий Чубайс на вопрос о том, о чем мечтали он и его друзья на своих семинарах в конце 80-х годов.

«Все, что тогда задумывалось, сводилось к двум глобальным целям. Перейти от советской плановой экономики к рыночной, и от авторитарной советской модели – к демократии. Первое сделать удалось, второе – нет», - отвечает Анатолий Чубайс на вопрос о том, о чем мечтали он и его друзья на своих семинарах в конце 80-х годов.

Не в первый раз Анатолий Борисович откровенничает, выступая в родном вузе (помнится, здесь же осенью 2003 года он заявлял, что «на всю обозримую историческую перспективу политикой России должна стать политика либерального империализма»). Но на сей раз он превзошел самого себя.

Как там в известной песне? «Что-то с памятью моей стало – то, что было не со мной, помню»?

Конечно, студенты ИНЖЭКОНа могут не знать (и уж точно не могут помнить), как все было на самом деле. Но ведь еще живы те, кто помнит. И, наверное, отреагирует на слова бывшего главного приватизатора, а ныне – главного нанотехнолога страны, большей частью в непарламентских выражениях… Впрочем, будем использовать парламентские. И напомним факты читателям - среди которых немало молодых, для которых происходившее двадцать лет назад - это, как говаривал Остап Бендер, «еще до исторического материализма».

Именно Анатолий Чубайс и его бравые реформаторы были страстными (с того самого «конца 80-х годов») поклонниками чилийского опыта, и мечтали о «российском Пиночете», который силой проведет либеральные реформы.

Именно они, получив власть, стали главными архитекторами нового, уже не «советского» авторитарного режима.

Именно они задумали и провели в 90-е годы в жизнь принцип «реформы без демократии» - потому что понимали: экономические реформы, которые кажутся им необходимыми, могут быть реализованы вопреки мнению большинства граждан только авторитарными методами.

Именно они требовали «сильной исполнительной власти», избавленной от контроля представительной.

И уж точно, при этом они не мечтали о демократии, которая стала бы непреодолимым препятствием на пути проведения «непопулярных реформ» - поскольку они решительно расходились с интересами большинства общества…

Давным-давно, в марте 1990 года, в журнале «Век XX и мир» был напечатан фрагмент подготовленной Чубайсом и его друзьями «аналитической записки по концепции перехода к рыночной экономике в СССР».

Это был программный манифест будущих радикал-реформаторов, и он убедительно доказывает, что их будущие действия (когда авторы записки получили возможность реализовать свои концепции на практике) были не ошибкой, неизбежной при прохождении ранее неведомого пути, а абсолютно сознательной линией.

Прекрасно представляя себе (по опыту любимого ими генерала Пиночета) социальные последствия «ускоренных рыночных реформ», они предрекали снижение уровня жизни, рост дифференциации цен и доходов населения, возникновение массовой безработицы, сильнейшее социальное расслоение, забастовки с требованиями недопущения роста цен, поддержания высокого уровня занятости и повышения зарплаты в соответствии с ростом цен. И предлагали правительству в этих условиях взять «правильный тон» по отношению к обществу: «никаких извинений и колебаний!». А именно – «ужесточение мер по отношению к тем силам, которые покушаются на основной костяк мероприятий реформы».

Реформа «рискует встретить недовольство и даже сопротивление большинства политических сил и социальных групп общества»? Значит, придется ограничить полномочия демократически избранных Советов или распустить их. Установить запрет на забастовки. Ввести жесткий контроль за информацией (сохранив, правда, «плюрализм и гласность во всем, что не касается экономической реформы»). Беспощадно «подавить любое возможное идеологическое сопротивление». Чтобы избавить правительство от критики, возможно, придется «задержать принятие законов о печати и политических партиях». И далее: «в самое ближайшее время идеологам реформы из состава политического руководства страны необходимо поставить под свой контроль все центральные средства массовой информации»…

Если это называется «мечтами о переходе от авторитарной советской модели к демократии» - хочется понять: что же, в таком случае, Чубайс и его друзья назвали бы авторитаризмом?

Нет никаких сомнений: при той экономической политике, которую они проводили, «гайдаро-чубайсовские» реформаторы на свободных и честных выборах были бы решительно отстранены от власти (недаром еще более-менее свободные думские выборы 1993 года они умудрились проиграть даже при подавляющем административном преимуществе - их спасла ельцинская Конституция, практически лишившая парламент реальной власти).

Прекрасно понимая это, они (под крики о недопущении «коммунистического реванша») сделали все для того, чтобы выстроить авторитарную политическую систему, позволяющую власти не зависеть от граждан и их предпочтений и стать де-факто несменяемой.

Ведь только такая система, - с бесконтрольными президентом и правительством, бессильным парламентом, и, что крайне важно, с отсутствием независимого суда, - позволяла провести номенклатурную приватизацию и передать доходы от нефти и газа в руки узкой группы лиц, тесно сращенных с правящей группировкой. И таким путем обеспечить «своим людям» конвертацию власти в собственность, а потом - конвертацию полученной собственности во власть. А потому то, что мы видим сегодня, не случайный «вывих», не «сталинское извращение верного ленинского пути», а сознательное продолжение давно выбранного курса.

Когда Владимир Путин начинал свое правление, один из российских политологов грустно констатировал, что следствием десятилетия демократических реформ стало построение авторитарного режима.

Пришлось ответить, что это означает лишь одно: реформы не были демократическими.

Борис Вишневский для "Фонтанки.ру"