Патриотизм должен быть с головой

Обсуждение моей предыдущей статьи «Любовь к власти в эпоху кризиса» пошло не совсем так, как предполагалось. На первый план вышел вопрос, вступать ли России в НАТО, хотя речь я в том тексте вел о внутренней политике и о менталитете общества. Однако проблема наших взаимоотношений со странами Запада стоит столь остро, что прорывается даже сквозь дискуссии на другие темы.

Патриотично ли стремиться к сближению с НАТО? Или любовь к Родине состоит в том, чтобы ненавидеть Америку? Сегодня как раз хороший день для того, чтобы поразмыслить об этом, поскольку ровно 20 лет назад, 4 июня 1989 г. имели место кровавые события на площади Тяньаньмэнь в центре Пекина.

Какая связь? Да самая что ни на есть прямая. Давайте смотреть патриотическим взглядом не только на сомнительную угрозу с Запада, но и на реальные опасности, надвигающиеся с Востока. Тем более, что орел у нас на гербе двуглавый, и это уже предполагает необходимость поглядывать в разные стороны.
Поставлю на обсуждение четыре тезиса.

Тезис первый – в ближайшие десятилетия мир объективно станет биполярным, и в качестве второго полюса, наряду с Соединенными Штатами, утвердится Китай. Сегодня есть все основания так полагать. Уже на протяжении трех десятилетий Китай является лидером по темпам экономического роста. А население этой страны почти в 10 раз больше населения России и в 4 раза больше, чем число американцев. Прогнозы показывают, что вскоре США и Китай сильно оторвутся по размеру ВВП от всего остального мира, и лишь Индия будет тянуться за ними с некоторым отставанием.

Тезис второй – не стоит надеяться на то, что тихое авторитарное развитие навсегда останется уделом Китая, и что политический курс будет определять исключительно ответственная элита страны. По мере того, как растет ВВП на душу населения, по мере того, как страна урбанизируется и люди перебираются из деревни в город, по мере того, как они лучше узнают внешний мир, авторитаризм неизбежно разрушается. Так было в других странах, так будет и в Китае. События на Тяньаньмэнь в 1989 г. означали лишь первый всплеск активности. В 1994 г. в Китае уже зафиксировали 10 тысяч случаев протестных действий. В 2004 г. их стало уже 74 тысячи. Рано или поздно власть потеряет возможность смягчать или подавлять недовольство. Режим начнет трансформироваться.

Тезис третий – надо избавиться от иллюзий, будто демократизация гигантской авторитарной страны представляет собой нечто светлое и прекрасное, нечто, двигающее нас к миру, дружбе и толерантности. До сих пор в истории все было совсем наоборот. Демократия сразу после своей победы всегда бывает неустойчива. В сознании общества продолжают доминировать авторитарные ценности, народ при первых же трудностях бросается в объятия очередного вождя, а вождь этот совсем не обязательно должен быть человеком ответственным. Напротив, его харизма в значительной степени может быть следствием психической неадекватности. Фанатизм вождя, его горящие глаза, его феноменальная убежденность в собственной правоте привлекают массы и заражают уверенностью. Таким образом, первая попытка демократизации сложного общества с большой степенью вероятности на первых порах оборачивается лишь сменой авторитарного режима и сменой сложившейся идеологии.

Тезис четвертый – мощное государство имперского типа при такой смене идеологии начинает активно расчищать для себя место под солнцем, тем более если народ чувствует себя в чем-то обделенным. Постреволюционная Франция отметилась наполеоновскими войнами. Постреволюционная Германия недолго тешилась демократией Веймарской республики, но быстро перешла к нацизму, развязавшему Вторую мировую войну. Постреволюционная Россия, трансформировавшаяся в СССР, взяла на вооружение идею мировой революции и с помощью Третьего интернационала стала активно расширять свое влияние по всей Европе и даже за ее пределами. Есть, конечно, и примеры распавшихся, обессиливших империй – Габсбургская, Османская, – но в них не было численно доминировавшего, цементировавшего державу этноса, и потому центробежные силы возобладали над центростремительными.

А теперь давайте поразмышляем о том, какие сюрпризы могут нас ожидать в ближайшие десятилетия на восточных рубежах страны, где будет находиться Китай, сопоставимый по силе лишь с США, политический нестабильный и мечтающий о том, чтобы расширить зону своего влияния. Давайте вспомним о том, сколь мало наше сибирское население и о том, сколь привлекательным для сибиряков является отъезд в европейскую часть страны. Давайте обратим внимание на то, как много китайцев уже сейчас проживает в восточной части России. И, наконец, давайте не забудем о дефиците энергоносителей в Китае и о том, что наши нефть и газ расположены как раз в Сибири.

Американцы, гораздо более сильные, чем мы, и находящиеся на значительном расстоянии от Китая, уже всерьез задумались над проблемами ближайших десятилетий. Сошлюсь лишь на пятерку крупнейших экспертов, книги которых недавно были переведены и изданы у нас (на самом деле сигналов тревоги гораздо больше). Загляните в «Столкновение цивилизаций» Самюэля Хантингтона (стр. 516), в «Плоский мир» Томаса Фридмана (стр. 518), в «Постамериканский мир» Фарида Закария (стр. 134), в «Правые и не-правые» Патрика Бьюкенена (стр. 205), в «Китай, который потряс мир» англичанина Джеймса Кинджа (стр. 342). Авторы по разному оценивают восточную угрозу (Хантингтон, например, рисует сценарий возможной войны, а Закария уверяет в отсутствии у Китая мессианского стремления навязывать миру свои ценности), но все осознают, что имеют дело с ключевой проблемой нашего времени.

А мы в России лишь тупо твердим год за годом, будто угроза нашей стране состоит в том, что НАТО дошло до реки Нарвы. Конечно, продвижение НАТО на восток было серьезной ошибкой Брюсселя и Вашингтона. Но из того, что натовцы наломали дров, не вытекает необходимость для нас наломать дров еще больше.

Реальная внешнеполитическая проблема для России стоит сегодня следующим образом. Либо мы продолжаем пикироваться с Америкой и тогда остаемся один на один с многократно превосходящим нас по силе Китаем в случае возможного противостояния на Востоке. Либо мы осознаем, что живем уже не в ХХ, а в XXI веке, и поступаем соответственно вызову времени. В этом случае надо искать компромиссы на Западе, так же, как в ходе Второй мировой войны мы искали возможность действовать против агрессора совместно с США и Великобританией.

Грош цена болтливому патриотизму, не способному понять, каковы же коренные интересы нашей страны. Патриотизм – это не столько использование языка для произнесения лозунгов, сколько способность использовать мозги для трезвой оценки фактов.

Дмитрий Травин – научный руководитель Центра исследований модернизации Европейского университета в Санкт-Петербурге