Отвергнутое волеизъявление

Кто помнит те времена, тот, скорее всего, не забыл и тогдашний анекдот. «Отец Глеб, ты в Бога веруешь? – Да-да-нет- да!». Всего пятнадцать лет прошло после референдума 25 апреля 1993-го, а как будто это происходило на другой планете.

А ведь здравствуют почти все основные действующие лица весны 93-го. Год назад не стало лишь самого главного из них - Бориса Ельцина. Остальные живы. Они просто забыты. Кто-то получил синекуру (Виктор Черномырдин), кто-то растворился в массе чиновников (Сергей Шахрай), кто-то - в комфортабельной отставке (Руслан Хасбулатов), а кто-то - в глухой и некомфортабельной оппозиции (Глеб Якунин).

И только один человек занимает сегодня точно такой же высокий пост, что и пятнадцать лет назад, – председатель нашего Конституционного суда Валерий Зорькин. Валерий Дмитриевич сделал правильные выводы из неудачи тогдашней своей попытки стать верховным модератором России, и вот готовится сейчас с почетом переехать к нам, на брега Невы. С чем я его, пользуясь случаем, от всего сердца и поздравляю.

Однако вернемся к референдуму. Даже и неплохо помнящие это событие, вряд ли сегодня воспроизведут четыре поставленных на голосование вопроса. В памяти отпечатались только ответы, сложенные в незабываемую скороговорку – первый шедевр нашего предвыборного пиара. Потом будет много таких шедевров.

Но это был первый опыт. А также, что важнее, - первый и пока что последний опыт всенародного референдума в Новейшей российской истории. Поэтому напомню и вопросы.
1.Доверяете ли вы президенту Ельцину? («да» - 58,7%).
2.Одобряете ли вы социально-экономическую политику президента и правительства? («да» - 53,0%).
3.Считаете ли вы необходимыми досрочные выборы президента? («да» - 49,5%).
4.Считаете ли вы необходимыми досрочные выборы народных депутатов? («да» - 67,2%).
«Да-да-нет-да» сработало. По крайней мере, формально.

Сами эти вопросы были компромиссом между президентской властью и хасбулатовским парламентом. К тому времени они воевали друг с другом уже больше года. Кремль был сильнее физически, парламент – юридически, поскольку в его руках была Конституция, в случае нужды за минуту изменяемая простым нажатием кнопок. Получился тупик. Часть президентского окружения уверяла Ельцина, что пора устраивать переворот, но другая - убедила обратиться к народу.

В парламенте сочли, что этот вопросник непроходим, и тоже согласились на референдум. И тут Кремль доказал, что он сильнее депутатов не только мускулами, но и интеллектом. Точнее, он доказал это 25 апреля. Но не после.

День референдума, действительно, стал исторической чертой. До него в России какое-то время существовала демократия в более или менее нормальном смысле этого слова. То есть, большинство народа своим голосованием решало, кому быть наверху. Дважды устраивались выборы с неизвестным заранее исходом. В 1990-м избрали парламент (будущий хасбулатовский), а год спустя – президента. Выборы были не то чтобы совсем честные, но настоящие. Те, кто побеждали, - побеждали, не имея форы. С какими чувствами сегодня об этом ни вспоминай – определенно была демократия. Хотя и недостроенная.

Первый блин обычно выходит комом. И этот такой же получился. Победители быстро отвлеклись от своих избирателей и сосредоточились друг на друге, выясняя, кто главный. Это было почти нормально. Но исторически важен был способ разрешения спора. После колебаний и те, и другие весной 93-го вроде бы решили еще разок обратиться к народу: пускай рассудит.

С внешней стороны апрельский референдум еще выглядел актом демократии, но, по существу, уже открывал дорогу к так называемой демократии управляемой. Ведь обе стороны всеми доступными способами манипулировали голосованием – и путем составления вопросника, и экзотическими правилами подведения итогов (парламент придумал такие, чтобы референдум почти ни при каких результатах не имел юридической силы), и, разумеется, самой агиткампанией (тут уж во всем блеске развернулся Кремль).

Если не юридическая, так явная политическая победа осталась за Кремлем, который и получил в те апрельские дни уникальную возможность конвертировать эту победу в новый политический режим.

Для этого надо было сразу же распустить старый парламент и объявить о выборах в новый (победили бы люди Ельцина), и одновременно – о перевыборах президента (победил бы Ельцин). Кровопролития не случилось бы. Прежний депутатский корпус в конце апреля ничего другого и не ждал – вожди были в депрессии и старались не высовываться, а рядовой состав паковал чемоданы.

Могла возникнуть управляемая демократия стандартного образца – не особо элегантная при близком рассмотрении, однако жизнестойкая и по-своему все-таки вовлекающая рядовых людей в общественную жизнь. Именно поэтому такие режимы и способны со временем превращаться в демократии обычного типа – как раз этот путь многие и проделали, от Мексики и до Италии.

Но российская история пошла другим маршрутом. Момент был уж точно судьбоносный, но Кремлю не хватило ни сплочения, ни воли, ни политической дальновидности. Почти сразу же после волнующего обращения к народу, там начисто позабыли о полученной народной поддержке, и, как ни в чем не бывало, возобновили торг с проигравшими конкурентами, вернув им потерянную уверенность в себе.

Верхушечные интриги и торги тянулись еще пять месяцев и закончились-таки разгоном старого парламента, но уже не мирным, а силовым. И это была только первая плата за игнорирование апрельского народного волеизъявления.

Этот референдум неожиданно для своих участников и даже, пожалуй, организаторов положил начало своеобразной традиции 90-х годов: массам более или менее позволяли голосовать по собственному усмотрению – например, на думских выборах, однако внутри реальной власти от этих голосований ничего не менялось. Управляемая демократия к концу 93-го года все равно возникла, но какая-то странная, без участия граждан. И поэтому непрочная, недостроенная и идущая от одного эксперимента над страной к другому.

Второй российский президент унаследовал ее от первого и, сообразуясь со своими вкусами, за два-три года радикально переделал. И получился еще один недострой – на этот раз, недостроенный авторитаризм. Каковой сейчас и унаследован третьим президентом.

Между прочим, все, что не стали по-настоящему строить пятнадцать лет назад, так с тех пор и не построено. Заменено декорациями. Их ведь так удобно менять при очередных начальственных экспериментах. Забыты и споры пятнадцатилетней давности, и их участники. А пора бы вспомнить. Ну, хотя бы для того, чтобы сказать начальству: хватит экспериментировать. Не с игрушками ведь.

Сергей Шелин,
специально для «Фонтанки.ру»