Тайны мадридского двора. Эрмитаж сделал выставку-детектив о выдаче картин из Ленинграда в Москву

До 7 июля в Двенадцатиколонном зале Эрмитажа проходит выставка испанской живописи из Пушкинского музея — «От готики до Гойи». Она интересна, во-первых, высочайшим качеством всех работ, а во-вторых, своим сюжетом: бок о бок демонстрируются картины, выглядящие на первый взгляд парными — при этом в каждом «дуэте» одна из работ — из собрания Эрмитажа, а другая — из Пушкинского музея. Всего таких «пар» — четыре. Это полотна Бартоломе Эстебана Мурильо, Диего Веласкеса и Антонио Переды. Но являются ли они парами на самом деле — и есть главный вопрос.

Куратор выставки — старший научный сотрудник Отдела западноевропейского изобразительного искусства Святослав Савватеев — словно возвращает посетителя в 1920-е годы, когда в Пушкинский музей передавали экспонаты из картинной галереи Эрмитажа: тогда-то, ровно век назад, «пары» и «разлучились». Впрочем, с этим тезисом куратор не согласен и полагает, что нынешней выставкой разрушил миф о бездумной выдаче картин своими предшественниками.

Что делить коллекцию было непросто, всем очевидно (чего стоит только сакраментальная фраза чиновников того времени, сохраненная историей: «А почему Эрмитаж до сих пор находится в Ленинграде, а не в Москве?»). Но отдавать приходилось, это была государственная политика.

«Государственный музей изящных искусств был создан на основе музея при Московском университете, — напоминает Савватеев. — В первые годы советской власти была принята программа национализации произведений искусств, которых было огромное количество: из частных коллекций, из дворцов. И в Петрограде был создан Государственный музейный фонд. Картины, которые поступили в ГМИИ из Ленинграда, были почти все — из этого фонда. Советское государство сформулировало тезис, что все музеи искусств — общенациональные, и надо создавать новые музеи, которых нет на местах. Музейный фонд находился первые два года в Зимнем дворце, и поэтому Эрмитаж активно участвовал в его работе. За 20 лет Эрмитаж передал ГМИИ 546 картин художников Западной Европы, старых мастеров, и из них восемь картин были испанскими».

На выставке представлены картины, происходившие из разных коллекций — из Дома-музея графини Шуваловой, созданного в ее дворце после революции и упраздненного в 1924-м, трофейные из Берлина, из коллекции Роберта Уолпола (приобретенной Екатериной II), собрания Кузвельта (приобретенного Александром I)…

К последней коллекции относятся, например, представленные на выставке «Натюрморт с часами» (ГМИИ) и «Натюрморт с поставцом» (Эрмитаж) Антонио Переды XVII века. И, хотя у этих картин даже рамы парные (более поздние, XIX века, эрмитажные), — Савватеев объясняет: они не пара.

«Пара — это когда художник создал картины одного жанра, размера, с целью, чтобы они висели в одном пространстве, рядом», — поясняет он.

Доказательством парности могли бы служить документы, подтверждающие заказ, — но их нет, а мнения специалистов разнятся: так, известный испанский специалист Перес Санчес Альфонсо Эмилио полагал, что вместе эти натюрморты смотрятся лучше, чем по отдельности. Но это — субъективный взгляд, и куратор эрмитажной выставки его не разделяет.

К слову, из произведений этого же художника на выставке представлена еще «Кающаяся Мария Магдалина», также из собрания ГМИИ им. Пушкина. Пар к ней нет, но на выставке она — на правах безусловного шедевра испанской живописи, мечты музейного хранителя.

Еще одна мнимая пара на выставке — картины Веласкеса «Портрет графа Оливареса» (ГМИИ) и «Портрет Филиппа IV», купленные на посмертном аукционе Виллема II, короля Нидерландов.

«Тогда считалось, что они — парные, и что это Веласкес, — рассказывает Савватеев. — Но за прошедшие 200 лет сформировалось общее мнение, что это — мастерская Веласкеса, и даже живописная манера отличается. Оливарес — явно написан разными мастерами, отдельные участки отличаются по качеству живописи. Скатерть, которая ниспадает, написана плохо для Веласкеса. Поэтому можно считать, что эти картины — король и его министр — просто висели рядом там, где это было нужно их владельцам».

Следующий дуэт происходит из коллекции Уолпола: это «Бегство в Египет» (ГМИИ) и «Распятие» (Эрмитаж) Мурильо.

«Я убежден, что они тоже не парные, потому что по композиции, по исполнению они вместе не смотрятся», — комментирует куратор, поясняя, что те просто висели рядом в зале Карло Маратта из-за принадлежности к одному автору и одному формату.

А вот другая пара работ Мурильо — действительно, единое целое: это «Девочка с корзиной фруктов» (ГМИИ) и «Мальчик с собакой» (Эрмитаж), приобретенные Дени Дидро на посмертном аукционе герцога Шуазеля в Париже по поручению Екатерины II.

«У Мурильо был близкий друг в Севилье — Николас де Омасур, — рассказывает Савватеев. — Он был торговцем шелком, богатым, из Антверпена. И в документах — описи имущества Омасура — есть упоминание об этих картинах: мальчик — озорник с собакой, и девочка с корзиной фруктов. Потом, уже в посмертной описи Омасура, которую его сын сделал, они опять повторяются. И если картины сделать в одном поле, сдвинуть, то композиция похожа, и даже фон одинаковый».

При небольшом объеме выставка — шире, чем сопоставление нескольких пар, пусть и высококлассных, картин. Здесь есть и (как указано в названии выставки) испанская готика — работы на дереве мастерской Жауме Угета (вторая половина XV века) — «Благовещение. Рождество Христа. Поклонение волхвов. Воскресение Христа» и Педро Эспаларгеса (рубеж XV-XVI веков) — «Архангел Михаил, взвешивающий души умерших». А также произведения Луиса де Моралеса, Эль Греко, Франсиско де Сурбарана, Франсиско Гойи.

До Петербурга выставка испанского искусства проходила в Москве — но была совсем другой, гораздо масштабнее: она охватывала с XV по начало ХХ века, там показывали, помимо живописи, и графику, и прикладное искусство. Привозили произведения из Петербурга, Смоленска и Тулы. Но в Эрмитаже подчеркивают, что не стали делать выставку, подобную московской, не потому, что не могли (эрмитажное собрание испанской живописи — по-прежнему самое крупное за пределами Испании), а просто была другая цель. Как говорится, лучше меньше — да лучше.

Алина Циопа, «Фонтанка.ру»