Старенький Будда: чем интересен новый фильм Вима Вендерса про уборщика туалетов, претендующий на «Оскар»

В российский прокат вышли «Идеальные дни»: новый фильм Вима Вендерса, классика немецкой новой волны, певца меланхоличных городских странствий. «Фонтанка» разобралась, почему история про немолодого уборщика туалетов, снятая за считанные 17 дней в Токио, заслужила успех в Канне и претендует на «Оскар».

«Идеальный день» — это ведь песня такая, Лу Рида, тоскливый гимн несбывшемуся счастью. В фильме Вендерса её слушает главный герой, Хираяма. Он вообще любит старый рок, у него в бардачке фургона полно кассет: «Энималз», Патти Смит, Ван Моррисон… Диски он не слушает, а про интернет, кажется, даже и не знает. Хираяма — не какой-нибудь агрессивный консерватор. Просто ему всё это не нужно. Его дни и так идеальны.

Каждое утро он, глубоко вздохнув, просыпается под шелест метлы дворника, аккуратно, но быстро стрижет усы, чистит зубы, выпивает банку холодного кофе и едет по утреннему пустому Токио к месту своей работы. Хираяма — чистильщик туалетов. Для него это не предмет переживаний, смущения, раздражения, уныния. Это просто одна из множества возможных работ, важное дело, которое нужно делать хорошо. И Хираяма тщательно чистит всё от унитаза до последнего поручня, а потом, не снимая своей синей формы, идет в парк, ест сэндвич на скамеечке, снимает, как у любимого дерева качаются ветви под ветром, и улыбается. И так каждый день, день за днем.

Униформа и вообще профессия героя тут не просто так. Вендерсу, вообще-то, заказали рекламу новых токийских туалетов, которые были построены к Олимпиаде. Но грянул ковид, в Токио никто не приехал, зато сам режиссер так увлекся, что вот — создал Хираяму.

В самом, пожалуй, известном фильме Вендерса — «Небо над Берлином» — ангелы спускались на землю, рассмотреть нас, грешных, поближе. А здесь наоборот: мир глазами того, кто уже заведомо ближе всего к земле, к конкретике. И Вендерс дотошно показывает его быт, все эти моменты вроде постели-циновки, которую японцы, просыпаясь, сворачивают и отодвигают в сторону.

И здесь движение обратное: от деталей — вверх, в небо над Токио. Моменты складываются в часы, часы — в дни. Чтобы дни были идеальны, необходимо, чтоб идеален был каждый момент. Японский антураж даёт некоторое остранение, и поэтому можно, оставив инерцию восприятия, внимательнее, глубже всмотреться в жизнь. А ещё, конечно, помогает и опора на японскую буддийскую традицию, на дзен, который подсказывает: будь здесь и сейчас, не выдумывай ничего. С таким тезисом и христианство, пожалуй, согласится, поэтому неудивительно, что в Канне фильму вручили «Приз экуменического жюри».

Еще один приз — за лучшую мужскую роль — дали Якусё Кодзю, любимцу Такаси Миике («Сукияки Вестерн Джанго») и Сёхея Имамуры (каннский лауреат, «Легенда о Нараяме»). Якусё — актер с лицом хорошего человека, который, как никто, умеет улыбаться искренне в ситуации, когда ничего особенного даже не думает происходить.

Улыбается он в основном в пустоту, но с людьми тоже время от времени взаимодействует (во всём фильме у него реплик от силы пять). Ленивый и взбалмошный напарник Такаши — модница Ая, добродушная хозяйка бара, наконец — племянница Нико и сестра Кейко, которые внезапно вторгаются в жизнь Хираямы. У всех у них жизнь куда более драматичная, Хираяма всем им искренне сочувствует, но в то же время его все эти страсти как будто бы обтекают. Он не ждет признательности и не расстраивается неблагодарности. Просто они все еще не пришли в ту точку, где только ветки и небо.

Конечно, самый большой соблазн, рассказывая про «Идеальные дни», — сравнить их с «Патерсоном» Джармуша. Правда, там американская история, тут немецко-японская, там — молодой поэт и водитель автобуса, сыгранный Адамом Драйвером, здесь — пожилой уборщик и тоже немножко поэт, немножко Будда. Но, естественно, это фильмы одного поля и одного жанра: меланхоличные поэмы любования жизнью, красотой повседневности, незаметности, тишины.

В этом их сила; в этом же и их слабость. Есть какая-то закономерность в том, что это фильмы уже не юных режиссеров. Джармушу, когда он выпустил «Патерсона», было 63, Вендерсу — 78. «И теперь, когда достиг я вершины дней своих» — вот с этой вершины утомленно-благосклонно патриархи озирают мирскую суету.

За этой просветленностью, впрочем, чувствуется некоторое отторжение и даже раздражение: Джармуш прошелся по новому бестолковому миру в следующей картине, по сути обозвав всех нас зомби. Вендерс, забавно проговорившись, ввел самого бесполезного героя прямо в этой картине: это зумер Такаши, напарник Хираямы. Он — ленивый, неблагодарный нытик, который занят только тем, что пытается сесть главному герою на шею и ножки свесить. Другая молодежь, вроде племянницы и подружки Такаши, куда лучше, но ровно потому что они Хираяму интуитивно обожают и чувствуют его простую мудрость: не интересоваться ничем новым, не искать ничего, жить как живешь, слушать кассеты…

Но есть в этом что-то неуловимо пошловатое — когда маститый и всемирно признанный творец принимается умиляться «простому святому человеку», от начала до конца выдуманному, не пытаясь по-настоящему представить его жизнь и проблемы, восхищаясь его безропотностью и тяжелым трудом. Платон Каратаев — не лучший герой Толстого, и не стоит множить их число. Ангелы в «Небе над Берлином» были совершенны, но в том и дело было, что от совершенства их тянуло к земле, хотелось скинуть нимб и отряхнуть перья.

Впрочем, Вендерс большой художник все-таки: не может настолько уж впасть в слащавость. Легкими мазками тут даются намеки, что есть у Хираямы и собственные тревоги, и тяжелое прошлое. Его дни не всегда были столь идеальны.

С другой стороны — может, это и не имеет значения, может, правы буддисты: и хорошие дни наши, и дурные — всего лишь погоня теней друг за другом, как гоняются тени Хираямы и еще одного незнакомца по ночной набережной Токио в одной из последних сцен фильма.

Матвей Пирогов, специально для «Фонтанки.ру»