«Мы называем ее "блокадная мадонна"». В Петербурге открыли Музей блокадной медицины

«Фонтанка» одной из первых осмотрела новую экспозицию Военно-медицинского музея, открывшуюся накануне Дня полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады.

«6 сентября 1941 года снаряд разорвался на улице. На панели с распростертыми руками лежит убитая женщина. Рядом валяется корзина с продуктами. Деревянный забор скошен и обагрен кровью <...> Во дворе пять трупиков девочек в возрасте 5–7 лет. Они лежат полукругом, в том же порядке, как стояли тут до момента смерти, играя в мяч», — приводятся на одном из стендов выставки воспоминания врача Берлина и медсестры Тверской.

Это далеко не единственные тяжелые для восприятия цитаты очевидцев блокады: новая экспозиция регулярно отсылает посетителя к подлинным свидетельствам. Они часто натуралистичны — такова специализация музея: речь о блокадной медицине. Но при этом музей не имеет возрастных ограничений и рассчитан на разную аудиторию.

Экспозиция поделена на шесть крупных разделов.

«Наша выставка построена так, чтобы показать вызовы блокадного времени и решения, которые были найдены врачами того периода. И каждый раздел этому отвечает», — поясняет куратор экспозиции Никита Алтухов.

«Первый вызов, с которым столкнулся город, — это огневой террор, — продолжает исследователь. — Как с ним боролись врачи? Это медико-санитарная служба местной противовоздушной обороны. Мы здесь рассказываем о врачах, о том, какие операции они делали. Тут представлены сумка, настоящие осколки, извлеченные из тел раненых ленинградцев. Также все подкрепляется документальными сведениями, цитатами, воспоминаниями».

Осколки доставлялись в фонд военно-медицинского музея из госпиталей Ленинграда, где они хранились для изучения тех или иных целей на период войны.

Следующий вызов — голод. В этом разделе рассказано, как лечебные учреждения боролись с алиментарной дистрофией и представлен образец дополнительного пайка для больных. Состав может удивить: 40 граммов виноградного вина, 30 граммов яичного порошка, 50 граммов галет, 15 граммов какао и 20 граммов кетовой икры.

«Это была выверенная научная диета, которая помогала человеку восстанавливать свои силы, — комментирует Никита Алтухов. — Это продукты, которые специально резервировались для стационаров. От стационара к стационару, от степени дистрофии больного — диета могла варьироваться. Это — среднестатистический паек, о котором были данные в музее. Поставки осуществлялись, но в очень малых количествах, для определенных нужд. В целом можно было бы отдать эту еду и детям — но у детей существовали специальные молочные кухни, к которым они были приписаны, и где тоже находили способы их поддерживать. Для взрослых делали хлеб по специальной рецептуре, хвойные настои, чтобы как-то продержаться, поддержать витаминный баланс».

«В суровый январский день 1942 года в сильный мороз под вечер я посетила по вызову квартиру <...> по Боровой улице, дом № 11/13, — приводится цитата медика из акта Ленинградской городской чрезвычайной комиссии о злодеяниях немецко-фашистских захватчиков в Ленинграде и его пригородах. — Дверь в квартиру была открыта. Найдя нужную мне комнату, я без стука вошла в нее. Глазам моим представилась жуткая картина. Полутемная комната, на стенах изморозь, на полу замерзшие лужи. На стульях труп мальчика 14 лет, в детской колясочке — второй труп крошечного ребенка. На кровати — мертвая хозяйка комнаты К.К. Вандель. Возле нее, растирая ей грудь полотенцем, стоит старшая дочь. В один день она потеряла мать, сына и брата, погибших от голода и холода. У дверей, еле держась на ногах от истощения, стоит соседка Лизунова, обезумевшим взором глядит на умерших. На следующий день умерла и она».

Один из экспонатов раздела — наглядный атлас авитаминозов и форм дистрофии человека, составленный капитаном медицинской службы Александрой Расторгуевой, работавшей в госпиталях Красного флота.

Каждый стенд снабжен инфографикой и аудиозаписями с воспоминаниями современных врачей о своих родственниках, прошедших блокаду.

«Такой особый медицинский взгляд», — поясняет куратор.

Авитаминозы — следующая глава рассказа. Медики умудрялись готовить витаминные препараты из местного сырья — пасту из ботвы моркови, хвойный настой, который был разработан в Ленинграде и потом использовался по всему Советскому Союзу.

«Хвойную лапку» сортировали, мыли, отделяли иглы от древесины, снова мыли и разминали. Затем экстрагировали витамин С, обрабатывая размятую хвою 0,5%-м раствором уксусной, лимонной или виннокаменной кислоты (запасы кислот сохранились в избытке на складах кондитерских предприятий). Полученный настой фильтровали и расфасовывали в бутылки, стеклянные баллоны или бочки. Получался зеленоватый кислый напиток. Прием 100–200 мл такого настоя в день обеспечивал суточную норму витамина С», — рассказано на одной из этикеток на выставке.

Кроме того, все имевшиеся продукты использовали до конца: из сои делали молоко, а из отходов — биточки, из водорослей — супы, голубцы и запеканки, из дуранды (остатки после отжима растительного масла) — халву, из кокосового жмыха — искусственную икру.

«Вы не видели голодных детей, а у меня их было трое, — цитируются воспоминания В. А. Опаховой. — Старшей, Лоре, было тринадцать лет, и она лежала в голодном параличе, дистрофия была жуткая… Мне было тридцать четыре года, когда я потеряла мужа на фронте. А когда нас потом эвакуировали вместе с моими детьми в Сибирь, там решили, что приехали две сестры — настолько она была страшна, стара и вообще ужасна. А ноги? Это были не ноги, а косточки, обтянутые кожей. Я иногда и сейчас еще смотрю на свои ноги: у меня под коленками появляются какие-то коричнево-зеленые пятна. Это под кожей, видимо, остатки цинготной болезни. Цинга у нас у всех была жуткая, потому что сами понимаете, что сто двадцать пять граммов хлеба, которые мы имели в декабре месяце, это был не хлеб».

Еще один вызов, узнать о котором особенно интересно сегодня, — угроза эпидемии.

«Мы рассказываем о вакцинации от дизентерии, — рассказывает Никита Алтухов. — За один год блокады — 1942-й (даже не полный год, потому что начали в конце весны), — было вакцинировано 84 процента граждан».

Вакцины были в виде таблеток (представлены в экспозиции). Раздавать их медсестры и санинструкторы ходили по домам, занося получивших дозу в список (также есть на выставке).

Еще одна история — очень личная, о жизни самих медиков. В экспозиции представлен дневник, полностью который можно будет в скором времени прочесть в Интернете. Это история семьи Фаины Прусовой, вошедшая в «Блокадную книгу» Даниила Гранина и Алеся Адамовича. Сама героиня была медсестрой в больнице имени Софьи Перовской, дневник вела с лета 1941 года до конца блокады. Дневник — иллюстрированный, зарисовки оставляли ее дети: сын был военным врачом, дочь — санинструктором.

Оставшиеся разделы Музея блокадной медицины, занимающего всего один зал, посвящены работе военных медиков на Ленинградском фронте и донорскому движению, а также научной деятельности, которой продолжали заниматься в осажденном городе: за годы блокады Институт экспериментальной медицины провел семь научных конференций.

Поскольку экспозиция размещена в помещении бывшего гаража, центр экспозиции — подлинный санитарный автомобиль, полуторка ГАЗ АА, которая была приписана к 73-й автотранспортной роте санитарного управления ленинградского фронта и с 1941 по 1944 год перевезла более 20 тысяч раненых и больных. А потом стала экспонатом музея (сейчас — отреставрирована и на ходу).

В кузове машины, которую можно обойти вокруг, инсталляция.

«Мы называем ее "блокадная мадонна", — рассказывает Никита Алтухов. — Здесь лежит раненый (раненых в период блокады в полуторках располагалось больше, до пяти человек, лежачих если учитывать) и его сопровождает женщина-санинструктор. На ее руках — ребенок, она его спасла: его мать умерла в процессе эвакуации — замерзла. И женщина решила не оставлять его на морозе, а взять с собой. Но при этом нарушила правила эвакуации: нельзя было останавливаться военному транспорту, санитарному брать гражданских. Это были разные пути эвакуации — гражданская и военная. Но она нарушила эти правила, взяла его с собой и тем самым спасла жизнь».

Куратор признается, что эта история, которую музейщики воплотили в макетах, — отчасти собирательная, но реальные случаи с подобным сюжетом — известны, хоть и не осталось ни имен, ни фамилий.

Алина Циопа, «Фонтанка.ру»