«А что им еще остается?» Понимает ли российский МИД, что он делает и говорит в Кабуле

Заслуженные дипломаты оценили действия и заявления МИД РФ по Афганистану.

Заявления по поводу Афганистана российского дипкорпуса в последние дни вызвали недоумение у несведущих в тонкостях международной политики. Три дипломата, имеющие опыт работы в самых экстремальных обстоятельствах, объяснили «Фонтанке», почему так происходит, и рассказали, как должна правильно выглядеть эвакуация посольства в пожаре гражданской войны.

Резкая смена политической обстановки в азиатской стране, казалось бы, не должна ставить в тупик опытного и квалифицированного дипломата. Даже в новейшей истории такой опыт уже получили многие сотрудники внешнеполитического ведомства России, и те, кто там работает сейчас, должны быть готовы адекватно оценивать ситуацию, представляя интересы страны в самых горячих ситуациях. Тем удивительнее со стороны было слышать в последние дни порой прямо противоречащие друг другу заявления представителей МИД РФ по ситуации в Афганистане. Ну а определение нашим послом в Кабуле Дмитрием Жирновым запрещенных в России талибов* как «адекватные мужики» немедленно стало мемом — все же такими словами дипломаты редко выражаются.

«Фонтанка» попросила оценить внешний фон работы российского МИДа не политиков и публицистов, а тех, кто, как говорится, знает вкус устриц — трех заслуженных дипломатов, у каждого из которых был опыт работы в аналогичных экстремальных ситуациях.

Петр Стегний — сотрудник посольств СССР в Судане, Йемене, Египте. Затем работал в Кувейте, Турции и Израиле.

— А кто в этой ситуации действовал по-другому? Американцы что ли? То же самое. На этих переходных этапах, когда некое количество переходит в новое качество, всегда со стороны выглядит так, будто мы не успеваем за событиями. Поэтому я бы не был очень критичен в оценке действий МИДа. Он действует, на мой взгляд, героически — то, что я знаю о нашем посольстве в Афганистане. И вообще во всем этом взрывном треугольнике Афганистан-Иран-Пакистан. Это совершенно особая ситуация, поэтому давайте оценивать это с точки зрения важности ситуации и очень необычных обстоятельств, в которых оказались люди.

В тех странах, где я работал, я был свидетелем шести госпереворотов и участвовал в двух эвакуациях. Поэтому я хорошо представляю эти форс-мажорные обстоятельства. И вне зависимости от общих ваших оценок деятельности нашего МИД, в таких ситуациях, когда очень высоки риски, может, люди иногда не успевают за событиями. Но за ними сейчас и невозможно было успеть.

В отличие от нынешней ситуации Дмитрия Жирнова, в посольство, где я работал, бородатые мужчины с автоматами и гранатометами все же не заходили. Но они активно входили в политику, и все менялось на глазах, как например в Южном Йемене и других местах, где мне приходилось работать.

То, что сейчас наш посол называет талибов* «адекватными мужиками» — ему надо найти алгоритм взаимодействия с Афганистаном и в плане двухсторонних отношений, и в плане развития региональной ситуации. Поэтому давайте не будем его судить на основании наших впечатлений, которые мы сделали за десять тысяч километров от места, где рвутся бомбы и звучат выстрелы.

Представление о том, что дипломатия — это сплошное шарканье по лакированному паркету — очень сильно ошибочно. Конечно, дипломатия — это опасная профессия. Я работал в Турции и прекрасно знаю нашего посла Карлова, которого там убили, многократно был в том зале. И это не только наша привилегия — в кавычках. Многим приходится в таких обстоятельствах жестко.

Надо понимать, что контакты посла — это еще не официальное признание власти талибов*. Но это сигнал того, что если мы найдем взаимоприемлемую площадку для взаимодействия, то мы будем продолжать общение с ними. А официальное признание, конечно, делается на уровне правительства, а не посла. Когда это произойдет, я не рискну предположить — там же ситуация меняется каждый час, и надо постоянно держать руку на пульсе, чтобы полностью оценить ситуацию. Что именно должно произойти, чтобы режим талибов можно было официально признать — вопрос. Это Восток. Для американцев критерий легитимности связан с выборами. И для демократических систем это, пожалуй, так. Но в подходе к странам такого переходного типа, тем более с восточными консервативными традициями, я думаю, нужно просто исходить из того, что если народ принял правительство, в нем уже есть достаточный элемент легитимности. Президентские выборы, конечно, самый убедительный путь, но есть и другие.

Похоже ли то, что мы сейчас видим в Афганистане на то, что было в Йемене во время революции? В своей решающей стадии все перевороты похожи один на другой. И на Йемен похоже, и на Египет во время «цветных» революций. И в то же время ситуации во многом отличаются. Когда демократия соединяется с местными традициями и опытом нации, она принимает своеобразные формы, и нашим западным коллегам иногда трудно их признать. Они сами себя иногда ведут как догматики, примерно как мы в последние годы Советского Союза себя вели.

Такие ситуации — это всегда опасно, это всегда ответственные моменты, поэтому я призываю вас поспокойнее оценивать действия наших дипломатов. Они в очень трудных условиях. С непосредственной угрозой жизни.

Нужен ли нам вообще Афганистан? Ну, конечно, мы не можем к нему оставаться равнодушным. Хотя, есть масса аргументов против. И я понимаю логику обывателя, который не знает, что нам там делать. Но есть вопросы наркотрафика, экспорта экстремистских настроений. Все это пойдет через границу — сперва Таджикистана и Узбекистана, а потом и к нам. А у нас существует ОДКБ, мы не можем остаться в стороне. Поэтому, конечно, нужно своевременно реагировать и учитывать обстоятельства, формулируя свою позицию.

Владимир Чамов — работал в посольствах СССР и России в Ливане, Ираке, Ливии и других странах в самые горячие годы, в том числе во время гражданской войны и военной операции НАТО в Ливии, а также боевых действий в Багдаде.

— Оценки и прогнозы событий в Афганистане нашими дипломатами, скорее всего, делались с учетом американских оценок и взглядов. США ведь утверждали, что власти в Кабуле продержатся и три месяца, и больше.

Но ситуация очень динамична и постоянно меняется. В такой ситуации допустима смена взглядов и оценок. Ничего смертельного я тут не вижу.

Что касается слов и определений нашего посла о талибах* — он там на месте, ему виднее. Если он так говорит, значит он так считает. Ко мне в посольство тоже заходили бородатые ребята с автоматами, одетые в «белую шерсть» — суфии (мусульманская секта), и ничего страшного. Опыт есть. Это Восток, понимаете, там все что угодно может случиться. А с другой стороны это реальная политика. Если ты посол, ты обязан реагировать должным образом и с любым человеком говорить. И поддерживать контакт со всеми силами. Так было у нас в Ливане в свое время, и в Ираке мы так действовали, когда там была смена режима. Это нормально и это правильно.

Кстати, насчет Талибана* — это уже другие люди, он уже не тот, что был 10–15 лет назад. Они изменились, и все об этом говорят. А вот в какую сторону они изменились — это нам еще предстоит понять. Пока, похоже, что в сторону позитива. Но лишь похоже, в том-то вся и проблема. Но то, что они так быстро захватили практически всю страну, это о многом говорит.

Американцы там 10 лет пытались что-то сделать, и лоб себе разбили. Как и англичане перед тем, как и у нас были те же проблемы. Это страна тяжелая и с традициями. Все западные державы, которые там пытались силой что-то сделать — у них ничего не получалось. Англичане потеряли две армии, американцы сейчас практически ноги уносят.

Кадры из кабульского аэропорта глазами дипломата, конечно, выглядят так же ужасно, как и глазами обычных людей. То, что показывали — это страшно. Думаю, эта паника возникла от непонимания развития ситуации.

Георгий Кунадзе — замминистра иностранных дел РФ в 1991–1993 годах, когда России пришлось эвакуировать своих граждан из Афганистана на фоне гражданской войны и свержения режима Мохаммада Наджибуллы.

Если послушать представителей нашего МИДа, они все буквально переполняются уверенностью, что все идет правильно и хорошо. Но я бы так уверен не был. Потому что никто не знает, способны ли представители Талибана*, с которыми ведутся переговоры, держать свое слово. Способны ли они сказать, что они чего-то не сделают, и действительно этого не сделать. Такой уверенности нет.

Ситуация достаточно сложная. Ее никто не репетировал и никто не проигрывал заранее. Прежде всего, со стороны американцев и европейцев. Очень заметно, что все действительно пишется с чистого листа. Никто к этому все-таки не готовился.

В этой ситуации представители всех держав там действуют, что называется, в меру своей испорченности. В общем, понятно, что у России нет возможности повторять сейчас политику американцев. При том, что для нас там ставки гораздо более высоки, чем для США. Поэтому приходится как-то сглаживать углы и противоречия. Не знаю, насколько это удается.

Адекватно ли обстановке то как себя сейчас ведет МИД, мы узнаем чуть позже. Но слова посла о том, что талибы* — «адекватные мужики», я не знаю, с чего вдруг такое упрощение языка в устах представителя великой державы. Это похоже на браваду. Но я бы не стал это даже как-то оценивать. Ну сказал и сказал. То, что говорит сейчас МИД и его отдельные представители, уже давно не похоже ни на какую дипломатию. Это отдельный разговор. И я сейчас не имею в виду Марию Захарову — я такого дипломата вообще не знаю, я про многих других. Это такой пацанский стиль, который превалирует не только в случае с МИДом, но и в других ведомствах.

Слава богу, я в такой ситуации, когда приходится говорить и договариваться о чем-то с вооруженными людьми, сам не оказывался. Но с другой стороны, я хорошо помню, как мы эвакуировали наше посольство из Кабула в 1992 году, когда к нему стали подходить моджахеды. Тогда никому не приходило в голову называть их «адекватными мужиками», хотя, надо заметить, оснований сказать так было куда больше, чем сейчас.

Во-первых, было ясно, кто руководит у них всем процессом. Были явные лидеры, с которыми можно было разговаривать о чем-то и договариваться. И в этом смысле нам было легче. А сейчас у талибов*, кажется, никто не знает, кто у них номер один, кто во главе всего этого, кто принимает решение.

И тогда среди моджахедов было много внутренних противоречий, на которых можно было играть. Но было принято решение эвакуироваться — решение принималось буквально за два дня. А что делать, если война идет. Реальная война. Страшно было. Мы опасались, что штурмом возьмут посольство, поэтому и выводили людей. Отправили туда подразделение десантников — роту или две даже, которые контролировали ту часть аэропорта, где проходило оформление. Они держали оборону, чтобы никто не помешал эвакуации.

Проблем с тем, чтобы проехать по городу от посольства до аэропорта тогда тоже удалось избежать. Потому что все еще было достаточно зыбко, и, кстати говоря, моджахеды тоже в какой-то мере помогли организовать проезд транспортного конвоя. Правда, в основном помощь заключалась в том, что они не стреляли — большинство просто отворачивались в сторону.

Туда прибывали наши транспортные самолеты Ил-76 и пока всех не погрузили, не улетали оттуда. Посольство мы оставили — его потом разграбили.

Афганцев мы с собой никаких не забирали. Просились ли они, я не знаю, но тогда этот вопрос даже и не стоял. Прежде всего потому, что на территории Афганистана, например в Мазари-Шарифе, где рукой подать до границы, у нас было генконсульство, и там никаких моджахедов кровожадных не опасались. Реально боялись моджахедов Хекматияра — пуштунов. А от той части моджахедов, состоящей из этнических узбеков и таджиков, опасности не было. С Ахмад Шах Масудом были налажены неплохие рабочие отношения. И это тоже имело и смысл, и отдачу.

Ну а потом понятно, что в 1992 году у России не было сил всех собрать и вывезти самолетом. Другое дело, что именно тогда довольно много сторонников свергнутого режима Наджибуллы оказались скоро на территории сперва Таджикистана и Узбекистана, а потом и в России. Они имели льготы при оформлении, их особенно не мурыжили. Но задачи вывезти всех сразу просто не стояло. Во-первых, потому что возможности такого «лифта» были ограничены, а во-вторых, потому что границы были открыты по сути, и можно было спокойно уехать. Узбекистан чуть больше закрывал границу, Таджикистан вел себя более адекватно.

Американцы сейчас говорят, что вывезут всех, кто их поддерживал, но я не уверен, что для такой операции подходят самолеты — их слишком много. Конечно, то, что происходило в аэропорту Кабула — это довольно постыдная вещь, в первую очередь для тех, кто вроде бы должен был организовывать весь процесс.

* — организация «Талибан» признана террористической, деятельность запрещена на территории РФ с 2003 года.

Денис Лебедев, «Фонтанка.ру»