«Роснефть» останется у «Роснефти»

Как, почему и зачем приватизировали крупнейшую нефтяную компанию страны – главного кормильца российского бюджета, при чём здесь Банк ВТБ и что теперь случится с рублём?

Кредит на приобретение 19,5 процента акций «Роснефти» зарубежным покупателям выделил российский Банк ВТБ. Сложный манёвр с поступлением в госбюджет денег за государственные акции из государственного же банка, причём не сразу, а через сингапурский офшор, был применён, объяснили в «Роснефти», чтобы избежать «волатильности на валютном рынке». Какие могут быть ещё причины и последствия у сделки, напоминающей спецоперацию, «Фонтанка» выясняла с помощью финансовых и нефтегазовых аналитиков.

«Нужно, чтобы будущие инвесторы и приобретатели искали собственные либо кредитные ресурсы, но не из государственных банков», – такой тезис провозгласил президент Путин год назад, в феврале 2016-го, на совещании по вопросам приватизации.

«Осуществленная интегральная приватизационная сделка, беспрецедентная по своей сложности, является крупнейшей за всю историю страны. Синергетический эффект… позволит получить существенные доходы в пользу государства», – прокомментировал состоявшуюся приватизацию акций «Роснефти» глава компании и председатель совета директоров «Роснефтегаза» Игорь Сечин.

Как искали покупателей

О необходимости провести приватизацию в «Роснефти» до конца года правительство объявило в ноябре 2016-го. Пакет в 19,5 процента акций «Роснефти» был оценен в 10,2 миллиарда евро. Для сравнения: капитализация Exxon Mobil – 356 миллиардов долларов, капитализация Facebook – 357 миллиардов. Крупнейшая нефтедобывающая компания ведущей нефтедобывающей державы была оценена, если исходить из стоимости одной пятой всего пакета, в 7 раз дешевле. Это в правительстве объясняли падением цен на нефть и западными санкциями, а продажу именно в такой период – тем, что 10 миллиардов евро позарез нужны российскому бюджету.

Вот как виделась эта сделка аналитикам на первом этапе. Государственная компания «Роснефтегаз», которой принадлежит 69,5 процента «Роснефти», выставляет на продажу пакет в 19,5 процента, позволяющий государству сохранить контроль над компанией. Покупателем выступает сама «Роснефть». Иными словами, происходит продажа акций самим себе.

Тогда же, напомним, был арестован министр (на тот момент) экономического развития Алексей Улюкаев, который якобы долго не соглашался на такую «приватизацию». Не соглашался, не соглашался, а потом якобы пошёл запугивать менеджмент «Роснефти» и вымогал там взятку. Менеджмент у «Роснефти» оказался ещё очень законопослушным и принципиальным. И Улюкаева со взяткой повязали. Потом обнаружилось, что разрешения министра экономразвития на сделку вроде как не очень кто-то и ждал. Но Улюкаев всё равно сидит под домашним арестом. А то, за что он якобы хотел получить взятку, произошло без него и без взятки.

В начале декабря «Роснефть» разместила на рынке облигации на сумму 600 миллиардов рублей на 10 лет. Заявки на покупку собирали всего полчаса – с 17 до 17.30, потом подписка закрылась. Аналитики утвердились в мысли, что компания ищет деньги на покупку собственных акций. Пресс-секретарь «Роснефти» Михаил Леонтьев отрицал это и объяснял: эти миллиарды – совсем не те миллиарды, что нужны на сделку. Эти миллиарды, уверял он, пойдут на другие важные цели. На рынке почему-то не верили.

Ещё аналитики говорили, что очередь из желающих действительно купить акции «Роснефти» почему-то не стоит. Ни в России, ни за рубежом. Агентство Bloomberg писало, что компания «провела переговоры более чем с тридцатью потенциальными покупателями из Европы, Америки, Азии и с Ближнего Востока». И вот 7 декабря прошлого года Игорь Сечин сообщил президенту Путину, что покупатели нашлись. «Благодаря вашему личному вкладу», – добавил он.

Покупателей нашлось целых два. И это международные инвесторы: швейцарский нефтетрейдер Glencore и катарский суверенный фонд Qatar Investment Authority (QIA).

Кто эти покупатели

Qatar Investment Authority – государственный фонд Катара, аналог российского Фонда национального благосостояния. Мы здесь не обсуждаем всякие совершенно беспочвенные подозрения в его адрес по части финансирования террористов. Нам важно, что фонд существует для того, чтобы инвестиции в разные выгодные предприятия приносили прибыль будущим поколениям катарцев. Он владеет, например, акциями британского банка Barclays, долей в концерне Volkswagen и в других всемирно известных компаниях.

Glencore была основана в 1974 году в Швейцарии американцем Марком Ричем. Его имя всплывало во время президентской кампании в США: Хиллари Клинтон напомнили, что её супруг в последний день своего президентства амнистировал Рича, обвинявшегося в уклонении от уплаты налогов. Рич не только уклонялся от налогов, но ещё и пренебрегал американскими санкциями, он закупал для перепродажи нефть у Ирана в обход эмбарго и продавал пшеницу Советскому Союзу во время войны в Афганистане. Glencore вообще любила сделки с недемократическими режимами, потому что так выгоднее. В 1983 году Рич бежал из США в Швейцарию, а в 1993 году лишился контроля над компанией. В сегодняшней России Glencorе принадлежали активы, связанные с добычей и переработкой сырья: «Русснефть», «Русал», Челябинский цинковый завод, Кузбасская топливная компания, Орскнефтеоргсинтез, «Южуралникель», «Уралэлектромедь» и другие.

Но лишние 5 миллиардов евро на акции «Роснефти» у Glencore имеются вряд ли. Как пишет The Telegraph, в 2015 году из-за долгов компания вынуждена была приостановить выплату дивидендов акционерам. Весь 2016-й, судя по данным на сайте Glencore, она занималась не покупкой, а продажей активов, чтобы расплачиваться с кредиторами. И за год сумела сократить долг с 30 до 17,5 миллиарда долларов.

Почему партнёрами «Роснефти» по приватизации оказалась эта пара – объясняет ведущий аналитик компании «Альпари» Анна Кокорева.

– Катарский суверенный фонд – крупнейший акционер «Гленкора», – говорит она. – Они связаны между собой. Вероятно, в поиске покупателей «Роснефть» нашла две «лояльные» компании.

Нефтегазовый аналитик, партнёр компании RusEnergy Михаил Крутихин называет покупателей дуэтом, который с самого начала действует сообща.

– Партнёров просто купили, чтобы они выступили ширмой, – полагает он. – Существует постановление правительства о том, что приватизация должна быть именно приватизацией. Нужны были покупатели акций, лучше всего – иностранные, и их купили возможностью заключить очень выгодные контракты на реализацию российской нефти. Они с самого начала действовали в паре, это дуэт.

Вскоре после объявления о предстоящей многомиллиардной покупке представители Glencore, видимо, вспомнили, что за ними с интересом наблюдают кредиторы. И поспешили распространить сообщение: они заплатят из собственных денег только 300 миллионов. Остальное даст QIA и прокредитуют банки. В качестве кредитора называли итальянский банк Intesa Sanpaolo, известный богатым собранием русских икон. В России у него есть «дочка» – банк «Интеза».

Как они покупали

Для покупки акций инвесторы создали консорциум QHG Shares PTE. Офшор зарегистрирован в Сингапуре. И 20 декабря «Роснефтегаз» сообщил, что сделка совершилась, деньги уже в бюджете. Газета «Ведомости» цитировала неназванного чиновника, который это подтверждал. Как деньги в бюджет попали – было не очень понятно. Банк Intesa уверял, что пока никого не кредитовал и даже не уверен, что кредитовать будет.

Теперь стало известно, откуда у офшора появились деньги. Кредит, 692 миллиарда рублей, ему предоставил российский государственный Банк ВТБ.

– Если бы деньги от ВТБ поступили напрямую в Glencore, этим могли бы очень заинтересоваться монетарные власти Швейцарии, – добавляет Анна Кокорева. – А так их получила сингапурская офшорная компания. Дальше деньги, вероятно, поступили на счета Росимущества, владеющего «Роснефтегазом», а потом, видимо, – в бюджет Российской Федерации.

Если из этой цепочки убрать посредника, то деньги в государственный бюджет России перевёл государственный Банк ВТБ. Просто не напрямую, а через сингапурский офшор.

Позже участие в сделке принял и банк Intesa Sanpaolo: 3 января он выдал сингапурскому офшору кредит в размере 5,2 миллиарда евро. После этого о завершении сделки рапортовала на своём сайте Glencore. Был ли при этом возвращён кредит Банку ВТБ – неизвестно.

Самое интересное

ВТБ предоставил кредит офшору не просто так, а под залог. Залогом выступает тот самый пакет акций «Роснефти», который и предлагался к приватизации. Через неделю после выдачи кредита ВТБ переуступил право истребовать с офшора долг не кому-то, а «Роснефтегазу». Так продавец акций стал кредитором покупателей. А у швейцарской компании, как уже было сказано, есть серьёзные проблемы с выплатой старых долгов.

– Если заёмщики не вернут денежные средства, акции переходят обратно в собственность «Роснефтегаза», – объясняет Анна Кокорева. – Можно предположить, что через какое-то время могут появиться новости о трудностях с выплатами у Glencore.

Если предположения экономиста небеспочвенны, то акции «Роснефти» окажутся там же, где были до приватизации: у государственной компании «Роснефтегаз». Тогда их можно будет, например, приватизировать ещё раз.

Впрочем, катарский фонд мог действительно интересоваться акциями российской нефтяной компании. Кредит ВТБ покрывал не полную стоимость акций. Судя по всему, около 2,5 миллиарда долларов заплатили катарцы.

– Возможно, они сразу рассчитывали на пару десятилетий поместить акции в свой портфель с перспективой дальнейшего их роста, – допускает Михаил Крутихин. – И какую-то часть они, видимо, получат.

По мнению аналитика, пакет акций в собственности катарского фонда будет сильно меньше, чем оставшийся в залоге в «Роснефтегаза». Соотноситься они будут примерно так же, как соотносятся кредит ВТБ и сумма, заплаченная катарцами.

– Судя по всему, эти 19,5 процента акций будут разбиты на две неравные части, условно – четверть и три четверти пакета, – полагает Михаил Крутихин. – Четвертью, видимо, всё-таки будет распоряжаться катарский фонд. А тремя четвертями будет голосовать нынешний держатель этого залога – «Роснефть» или «Роснефтегаз».

Анна Кокорева считает, что в этом сложном уравнении есть одно неизвестное.

– Остался вопрос, откуда ВТБ взял деньги на предоставление кредита, – рассуждает она. – Это его собственные деньги – свободные средства с баланса? Или они получили эти средства раньше от некоего заинтересованного лица?

Чьи деньги

Глава аналитической службы инвестиционной компании «Доходъ» Всеволод Лобов считает, что такую сумму, 692 миллиарда, можно было быстро взять из двух источников: либо в Центробанке, либо у собственника «Роснефти» – «Роснефтегаза». И это, в любом случае, – деньги государства.

– «Роснефтегаз» – единственный, у кого есть такие свободные средства, – говорит аналитик. – Он годами получал дивиденды «Роснефти», но при этом не выплачивал дивиденды государству. И накопил на своих счетах бешеные деньги. При такой схеме «Роснефтегаз» фактически купил бы свой же актив за свои же деньги под видом привлечения иностранных инвестиций. Но это отвлечённые рассуждения. Вот если бы мы могли посмотреть отчётность «Роснефтегаза», мы бы увидели, как на самом деле прошла эта сделка.

Посмотреть отчётность «Роснефтегаза» невозможно: правительство разрешило госкомпании её не раскрывать. Причём разрешило как раз в декабре прошлого года, когда разворачивались события с этой приватизацией.

Если опираться на слова аналитика о том, как не любит «Роснефтегаз» платить дивиденды, то было бы интересно узнать мнение нового собственника – катарского фонда: зачем ему актив, о котором ему, видимо, даже не будут отчитываться и от которого будущие поколения катарцев не обязательно получат доход?

Зачем такие сложности

Напомним, что сама по себе приватизация части госпакета акций нужна была потому, что бюджету России срочно требовались деньги. Но, казалось бы, почему не взять 600-700 миллиардов дивидендов со счетов «Роснефтегаза», если они там и вправду есть?

– Проще всего было бы взять для бюджета те же 700 миллиардов рублей в «Роснефтегазе», – согласен Михаил Крутихин. – Там накопились дивиденды «Роснефти», «Газпрома», «Интер-РАО». Их можно было бы, как и полагается, передать в бюджет. Вместо этого компания «Роснефтегаз», принадлежащая правительству, отказывается перед этим правительством даже отчитываться, а все вопросы предлагает задавать президенту.

Именно для того, чтобы не трогать деньги «Роснефтегаза», считает Крутихин, и надо было провести приватизацию. При этом, добавляет аналитик, провести её надо было так, чтобы как можно меньше акций в итоге действительно попали в частные руки. Тем более – в зарубежные.

– Главная задача была – не допустить крупного инвестора, который мог бы голосовать, – объясняет эксперт. – Чтобы сохранить контроль над компанией за госчиновниками. Если бы акции приобрёл реальный крупный инвестор, он мог бы сговориться с британской BP, владеющей 19,75 процента акций. Такой альянс мог бы блокировать решения госчиновников во главе «Роснефти». А этого допустить было нельзя. У нас же госчиновники распоряжаются компаниями не в интересах акционеров, из которых главный – государство, а в каких-то других целях. Например – в политических. Или для обогащения подрядчиков. Крупный зарубежный инвестор мог бы пустить компанию по чисто коммерческой линии.

В среду на Давосском форуме первый зампред правления ВТБ Юрий Соловьёв объяснил, какую роль сыграло кредитное учреждение в приватизации акций «Роснефти»: банк всего лишь «выступил организатором сделки» и помог компании «осуществить валютные операции», чтобы на рынке «не возникло никакой волатильности», – цитирует топ-менджера банка РБК.

Что будет в итоге с «волатильностью на рынке»

Такие опасения связывают со сделкой «Роснефти» неспроста. В конце 2014 года этой компании нужно было платить по валютным кредитам, а западные банки денег на перекредитование не дали. Тогда, напоминает Всеволод Лобов, «Роснефть» взяла рублёвый кредит, для этого фактически Центробанк включил печатный станок. Речь шла о сумме, сопоставимой с нынешней: 625 миллиардов рублей. На полученные рубли «Роснефть» скупала валюту и резко подняла на неё спрос. Как это отразилось на экономике – мы хорошо помним по вывескам обменных пунктов.

Сейчас, считает Всеволод Лобов, такого эффекта ожидать не следует. Наоборот, «Роснефть» может поднять спрос на рубли. Правда, параллельно – разогнать инфляцию.

– На этот раз все расчёты происходят в рублях, – объясняет финансист. – Это в какой-то степени укрепляет нашу национальную валюту. Если же деньги всё-таки были, как в 2014 году, напечатаны, то это может ослабить рубль, но мы этого не заметим, это будет размазано по всему году. Это может повлиять не столько на курс, сколько на инфляцию.

Теоретически свою роль может сыграть выпуск «Роснефтью» облигаций на 600 миллиардов: он увеличит долги компании, и государству станут причитаться меньшие дивиденды. То есть то, что бюджет мог бы получить от приватизации сегодня, он может недополучить в будущем. Но «Роснефть» и прежде, если верить аналитикам, государство дивидендами не баловала.

Ирина Тумакова, «Фонтанка.ру»