Юрий Мамин: «Идеология экранов - усыпление народа»

Известный российский кинорежиссер-сатирик поделился с «Фонтанкой» своими соображениями о том, почему ему сегодня не дают снимать кино, и о том, чем современная отечественная цензура хуже советской.

«Мне не дадут снимать кино при нынешних кинематографических начальниках, поскольку я для них – персона нон грата, антипатриот, «пятая колонна» и прочие определения, которые непременно закончатся матерной лексикой», – написал на своей странице в Facebook режиссер Юрий Мамин. Таким образом он прокомментировал многочисленные вопросы о том, почему он не выпускает новых фильмов, а засел за автобиографию. «Фонтанка» выяснила у Мамина, кто виноват в том, что в России снимают так много плохого «патриотического» кино, и что с этим делать.

- Юрий Борисович, сейчас все чаще говорят о том, что в современной России кино снимают не о том, что актуально и важно для общества, а на старые героические сюжеты или на отвлеченные темы…

– Все исходит от политики. На моих глазах произошла реставрация идеологии в руководящих органах нашей власти. Взят курс на забвение такого важного события, как перестройка. Ее очерняют. Годы власти президента Ельцина во многом послужили реставрации чиновнических брежневских времен. Бывшие партийные боссы и комсомольцы получили возможность властвовать и разделять ресурсы страны. Они стали олигархами и капиталистами. Поэтому со временем изменилась идеология: было решено не раскачивать лодку и остановить все внутренние революционные преобразования в том смысле, в котором о них говорил Герцен. А он говорил о том, что сначала революция должна произойти в голове, нужно изменить сознание. Вот этой революции и не допускают чиновники. Потому что она для них опасна, она может помешать им сидеть спокойно на своих доходных местах. Таким образом, сначала в стране произошел поворот в сторону восхваления эпохи Брежнева – стабильной, спокойной и достаточной. А сейчас уже мы видим переход к времени Иосифа Виссарионовича Сталина. Его всячески превозносят, а вместе с ним и других тиранов, таких как Иван Грозный. Ставят им памятники...

Пересмотр прошлого для власти важен: настоящего ведь нет. Есть такое выражение: «У России великое прошлое. У нее прекрасное будущее. И так будет всегда». Людей начинают «кормить» благополучным прошлым, к которому якобы нужно вернуться. Потому что будущее ненадежно, темно. Сегодня вообще никто не знает – ни чиновники, ни журналисты, ни народ, – какое общество мы строим. Поэтому приходится цепляться за прошлое и под руководством Мединского и других идеологов составлять прекрасную лживую картину. Все идут в этом фарватере. А на самом деле – зарабатывают деньги. Ведь сейчас, заметьте, при всех санкциях и экономическом упадке чиновники себя ни в чем не ущемляют. Мало того, что они назначают себе большие зарплаты, так еще появилась тенденция сбора налогов частными лицами — такими, как Ротенберги. Вспомните систему введения оплаты «Платон», из-за которой дальнобойщики даже вынуждены были продавать свои машины. Падение экономики жуткое! При этом считается, что за счет поднятия идеологического духа, а также отсутствия правдивой информации можно поддерживать стабильность в обществе. Да, вероятно, какое-то время это действительно будет действовать. Что касается идеологии экранов — она такая же: усыпление народа.

- Но складывается ощущение, что режиссеры и сами за редким исключением не берутся за острые злободневные темы, предпочитая безопасную почву. Это все-таки уже не цензура, а самоцензура.

– Когда я слышу, что у нас сейчас нет цензуры, считаю нужным возразить: цензуры у нас ничуть не меньше, а в каких-то отношениях даже гораздо больше, чем при советской власти. Тогда были чиновники, заинтересованные только в сохранении своего места — остальное для них было не принципиально. Режиссеры могли обратиться в какую-то высшую инстанцию, и, как вы знаете, иногда проходили и «полочные» фильмы, которые все-таки внутри страны не показывали, но посылали на зарубежные фестивали. Чиновники понимали, что они – временщики. Сегодня же правят интересы чистогана, стяжательства, представители властей просто по-наглому зарабатывают деньги и показывают народу то, чего сами не смотрят. Кино вообще по всему миру испытывает кризис из-за того, что техническая революция, связанная с появлением индивидуальных гаджетов, привела к вторичному одичанию общества. Общественная дикость характерна для некоторых исторических периодов — например, для периода прихода христианства, когда рушили античные библиотеки и памятники. А сейчас она, на удивление, наступила на фоне мощного технического прогресса. Все пользуются гаджетами и прочими техническими приспособлениями – пальцы бегают быстрее, чем работает голова, все повально безграмотны, никто не знает, как что устроено, люди не интересуются ничем. Самое главное – перестали читать, и от этого не развиваются «мускулы» воображения. Потому что кино и вообще экранные искусства не дают никакого простора для фантазии — там дается готовый материал.

- Это вы на собственный цех напали, между прочим. Выходит, он во всем виноват?

– И он тоже.

- Возвращаясь к цензуре, питчинги Минкульта – тоже часть этого механизма?

– Конечно. У меня же закрыли чисто по идеологическим соображениям два проекта, на которые рассчитывал «Ленфильм», – продолжение «Окна в Париж» и «Радость любви к Джойсу». Директор киностудии Эдуард Пичугин, председатель общественного совета Светлана Кармалита и весь общественный совет, поддерживая мои проекты, исходили из того, что наш президент публично объявил о решении возрождать «Ленфильм». Но до чиновников это как-то не дошло. Я обвинял в этом Путина, но потом выяснилось, что он мог и не знать, что происходит. И так сплошь и рядом: президент приезжает в какой-нибудь образцово-показательный университет – чистый, технически обеспеченный, с музыкой, – и спрашивает у своих помощников: «Что, у нас все такие учебные заведения?» «Все», — отвечают ему. Это я узнал от тех, кто становился свидетелями подобных разговоров. Так было и с «Ленфильмом».

- Это вы хотите сказать, что «царь хороший — бояре плохие»?

– Нет, я хочу сказать, что истинное положение дел «царя» не интересует. Он даже не вникает, потому что занимается другими вещами – войной, международными отношениями.

- Иными словами, его не интересует тема культуры.

– Абсолютно. Он сказал, что «надо поднимать «Ленфильм», и забыл про это.

- О чем это говорит?

– Это говорит о том, что главные проблемы наши — не внешние, а внутренние. Мединский, выполняя наказ своего президента, должен был дать зеленую улицу проектам «Ленфильма». Но его идеологическая непримиримость к моему творчеству так сильна, что он не стал этого делать. Вероятно, когда он говорил «Рашка-говняшка», он имел в виду и мои фильмы, то же «Окно в Париж». Этот фильм был снят в 1993 году – время для Петербурга страшное: не горели фонари, все люки были без крышек, и в них проваливались пешеходы, машины... Потому что крышки были проданы одним мерзавцем в Финляндию. Стояла страшная разруха, на улицу нельзя было выходить после десяти вечера! Показанный в фильме эпизод с разбитой будкой произошел в реальной жизни: эту ситуацию увидела моя жена, гулявшая с собакой ночью на улице (без собаки было вообще опасно появляться). Вот эта непричесанность дает Мединскому основание называть такое кино «Рашка-говняшка». Он хочет видеть нечто благополучное и говорит, что история и искусство должны служить общественным интересам — как он их понимает.

- А вы как понимаете общественные интересы?

– Общественные интересы я вижу в том, чтобы восстановить значение принципиальных понятий, необходимых человеку для выживания. Во-первых, не желать другому того, чего не желаешь себе – это поможет уравнивать в правах общество. Во-вторых, расширить круг культурных людей, которые руководствуются не какими-то низкими интересами, а интеллектуальным развитием, творчеством — для чего, собственно, и создан человек. Ведь для чего человек существует? Уж конечно, не для наживы, не для того, чтобы пестовать свое стяжательство и покупать острова с виллами. Что от этой жадности избавляет? Культура. Когда нет культуры, деньги становятся главным, и происходят страшные вещи. Тогда мать выкидывают на улицу из-за того, что угол, где она живет, можно сдать. Тогда можно продать оружие врагу, потому что за это платят доллары, а самих солдат отдать в рабство, как это происходило в Чечне. Если деньги главное — все остальное становится не главным. Ведь в чем, собственно, сегодняшняя политика нашего государства и чиновников, в том числе и Мединского? Они говорят о патриотизме, хотят вложить в это деньги, воспитать новое поколение в патриотических традициях, чтобы оно помогало им продолжать их благополучную жизнь, обучая детей за рубежом, получая гешефты и жируя до тех пор, пока их не разоблачат. Но ведь на самом деле, если есть такое неравенство, которое заметно каждому, воспитать патриотизм не получится. Потому что нет причины для того, чтобы отдавать свою жизнь за родину, которая так несправедлива.

- В своей автобиографической книге "Люди, гАды, жизнь" вы называете Фонд кино «сборищем стяжателей, присвоивших себе право распределять бюджетные деньги на производство фильмов». Кто, по-вашему, должен контролировать этот процесс?

– Совет из профессионалов, которым этот процесс можно доверить. Вообще, конечно, вопрос сложный. В России он всегда определяется главой государства. Когда есть благородный и образованный царь, конституционно-образованная монархия, – тогда можно рассчитывать на то, что он приструнит чиновников.

- А без царя никак?

– У нас нет такой традиции. У нас ведь самодержавное общество. Демократия должна возникнуть для начала в голове. А её нет. Все рабы. Видите, что происходит: как только у нас возникают элементы демократии, люди начинают моментально делить все, что можно, чтобы кто-то стал начальником, а остальные – подчиненными, следовательно, «дураками» – для него. Модель не изменилась со времен Петра I. Но был, к примеру, Александр II, увы, убитый, который отменил крепостное право, который говорил чиновникам, что он, в отличие от них, читает «Колокол», издаваемый за границей, и поэтому знает о безобразиях, которые они творят у себя в губерниях, и наказывал виновных. А разве был бы открыт Гоголь, если бы Николай I, сидя в ложе на спектакле «Ревизор», не зааплодировал со словами: «Этот автор показал нам зеркало»? Что с тех пор изменилось? У нас «Ревизор» – вечная тема. Эта психология, воспитанная в народе, никуда не ушла. Ментальность гораздо более идеологична, чем любые выдуманные национальные идеи. Потемкинские деревни, боязнь начальства, стяжательство, вранье — все это никуда не делось. Сегодня это вранье, характерное для брежневского времени, возродилось с новой силой и захлестнуло как девятый вал. От него уже невозможно дышать. В былые времена вранье было заметно и понятно, потому что культура была выше — мы все-таки были самой читающей нацией. А сегодня этого не происходит, и люди верят Первому каналу. Так что от царя очень многое зависит.

- Но и от творческих людей, мыслителей, тоже.

– Помимо наших желаний, существуют некоторые «геологические» процессы, за которыми приходится наблюдать и использовать открывающиеся возможности. Я ведь стал известен благодаря перестройке. Если бы она не произошла «наверху», то не было бы ни моих фильмов, ни некоторых других произведений. Перестройка дала возможность мне, всегда стремившемуся говорить правду и смеяться над обществом, быть востребованным новой властью. Теперь остается ждать чего-то подобного. К сожалению, у меня на ожидание не очень много времени. Но если представится случай, и такое изменение произойдет, уж поверьте, я воспользуюсь и расскажу про сегодняшний день России так же отчаянно и сатирично, как это делал в былые времена.

Алина Циопа, «Фонтанка.ру»