"Расскажи о солдате": Николай Воробьев (фото, аудио)

Воробьев Николай Васильевич, мой отец, родился 1915 году, деревне Костенево, Нагорьевского района Ярославской области.

В 1937 году отца призвали в армию, в РКФ Балтфлот. Сначала в Ленинграде, затем, после учебы, в Кронштадте, он стал машинистом -турбинистом корабля. т.е служил в машинном отделении, под палубой. В 1940 г он, член РКСМ, старшина 2 статьи, командир отделения машинистов, служил на эсминце «Сильный», одном из самых новых кораблей Балтфлота, проекта 7.

Финская война, как-то смерчем пронеслась, остались в воспоминаниях отца только географические названия – Либава, Ханко, Гогланд, Рыбачий. Опытный турбинист, он часто привлекался к строительству и ремонту, на базе, сторожевых катеров, морских охотников. В июле 1941 году был представлен к награде – медали «За боевые заслуги». В неразберихе первых месяцев войны медаль так и не была вручена.

Его место службы – отряд вновь строящихся кораблей (ОВСК).

С первого дня войны отец оказался в центре событий, в Либаве (Лиепаи), Усть-Двинске (Даугавсгриве) ОВСК выходил на боевое охранение и минирование: с моря обстреливали наступающих с суши на морские базы Балтфлота немецкие войска.

Уже 6 июля 1941 года «Сильный» вступил в первый бой с кораблями противника.

23 июля 1941 года при постановке мин у Моонзундского архипелага «Сильный» винтом зацепил дно или потопленный корабль, и погнул вал. В результате оказался на заводе в Кронштадте, где дополнительно на него устанавливали и более мощные зенитные пулеметы.

Отец, теперь уже на «Сметливом», оказался в огне обороны Рижского залива, Моонзундских островов, минирования Ирбенского пролива, обороны Таллина, вплоть до «Таллиннского перехода» – величайшей трагедии Финского залива и Балтийского флота. Немцы и финны по ночам, с самолетов, обставили наших минами (самыми современными магнитными и донными) и заминировали фарватеры.

«Сметливый», «Киров», другие суда флота мотались по Рижскому и Финскому заливам, пытаясь с моря помочь в обороне Риги, Таллинна, но немцы уже заняли Ригу.

К 1 августа 1941 года гитлеровцы отрезали Таллинн. Все штатские, раненые, оставшиеся войска, золотой запас Эстонии, правительство советской Эстонии, чекистов, руководство флотом, имущество надо было тащить домой в Кронштадт. В громе обстрелов с суши и под бомбежками по минам – своим и немецким, на «Сметливом» отец, в машинном отделении, нес свой крест.

Решением командования, было сформировано три каравана из всех судов (в том числе гражданских и вспомогательных, реквизированных у Эстонии,Латвии, Литвы), под огнем со всех сторон повалили в Кронштадт, по минным полям. Большинство тралов порвали еще в самом начале. Тронулись в ночь, и началось... В составе эскадры вышло более 250 военных судов, и еще сотни гражданских, переполненных ранеными, беженцами, сухопутными войсками и оборудованием. Всего около 430 единиц. На половине пути поступила команда – оставить караван и двигать в Кронштадт, бросив всех (бомбы и мины сделали свое). Ни в одном морском сражении не погибло столько судов и людей как в «Таллинском переходе», его еще называют «Таллинском прорывом». Отец называл его «Либава – Кронштадт».

Называют число утонувших и погибших, штатских и военных, мужчин, женщин и детей, здоровых и раненых – от 25 000 до 40 000 человек. В Кронштадт пришли только 5 из 23 эсминцев.

Из рассказов отца мне запомнились отдельные события и, особенно, бомбежка «Юнкерсами» эсминца «Сметливый» на переходе. Находясь в его машинном отделении, при маневрировании, машинисты перестали получать команды с мостика по машинному телеграфу и корабль вел себя странно. На «полном» ходу было ощущение, что турбина преодолевает страшное сопротивление и корабль, упираясь, не двигается.

Вместе с другим машинистом отец вдоль борта по внутренним трапам корабля выбежал к одному из люков на носовой палубе, выглянул в него и понял, что эсминец « на якорях», а на мостике и вокруг никого нет. Что случилось? Почему «Сметливый» оказался без командиров во время боя? Да, была бомба, разорвавшаяся рядом с крейсером «Киров», у «Сметливого» от взрыва размотались якорные цепи. Пикирующие «Юнкерсы» набросились на беспомощный корабль. «Полный вперед»,- кричал отец. Его друг передавал дальше в машинное отделение, и в машине, исполняя команды, турбины в пределах длины цепей толкали судно вперед. Сбиваясь с цели, бомбы падали за кормой. «Полный назад» – при налете сзади, и вновь – промах. Так, гоняя судно «вперед-назад», «Сметливый» был спасен.

Из рассказа отца выходило, что этот случай, из-за непонятной ситуации на мостике, стал причиной перевода его и других моряков, сразу после Таллинского перехода, на другой корабль, а само событие было засекречено.

При эвакуации гарнизона острова Ханко «Сметливый» затонул, подорвавшись на мине. Наверное, погибли и те, кто мог сам рассказать об этом эпизоде. Нигде описания этого мне найти не удалось.

Только в мае 1945 года отец был представлен к награждению орденом «Красной звезды», так посчитал его командир, а высокое флотское начальство посчитало, что хватит медали «За отвагу».

В наградном листе случай описан как «умелое маневрирование турбиной в машинном отделении», подчеркнуто – «в машинном отделении», а где же еще быть командиру отделения машинистов – турбинистов. Видимо кто-то очень хотел скрыть, что мог Воробьев с носовой палубы увидеть, что в бою на мостике никого не было.

Награда пришла в 1947 году, а после войны, в 50-х годах к нам в квартиру к отцу зачастили «флотские» офицеры с водкой и разговорами.

Наверное они хотели услышать от моего отца что-нибудь, о чем нельзя рассказывать.

Со «Сметливого» отец был переведен на другой корабль и участвовал в эвакуации морской базы на островеве Ханко. Судя по его частым упоминаниям острова Ханко, эта операция оставила очень сильный след в его жизни. (Мне, к сожалению, не известны детали этого периода).

После Ханко его вновь вернули на «Судомех» – шел ремонт эсминцев «Сильного» и «Сторожевого».

Для того, чтобы стереть из памяти «прогулку по Финскому заливу», к зиме 1941 года экипажи кораблей частично переформировали.

Далее с декабря 1941 по июль 1942 года – служба на «Сторожевом», ремонты на базе и заводе «Судомех».

В июле 1942 года – перевод на «пятачок», в 55 морскую бригаду КБФ.

Как морской пехотинец, отец ходил врукопашную. От удара немецким прикладом на затылке, на вьющихся темных волосах навсегда остался след – седой отпечаток приклада.

Из рассказов отца об этом периоде от него я впервые услышал, что фашисты называли морпехов «черной смертью», так как воевали они в своих флотских клешах, в тельняшках и бушлатах черного цвета.

Я часто задавал себе вопрос, почему специалиста редкой корабельной специальности перевели под пули? Ответ нашел в книге о первых годах войны. Наказания за дисциплинарные проступки – только расстрел или передовая – «смыть кровью». Других наказаний не было, и это тоже часть нашей истории.

Эта история – история начала и моей жизни. Весной 1942 года отец, будучи в наряде на посту у моста Лейтенанта Шмидта, вступил в схватку с офицером, приставшим к женщине. Офицер выхватил пистолет, но отец был физически сильнее и в борьбе так наклонил обидчика к перилам моста, что пистолет выпал в Неву.

Офицер, борьба, падение пистолета – трибунал! В военное время трибунал означал – расстрел. Только свидетельство потерпевшей – той самой женщины – Анны Павловны Матвеевой, возвращавшейся с работы, помощь руководителей"Судомеха" (по её просьбе), дало отцу шанс кровью искупить проступок.

Сложный период в судьбе самых близких мне людей стал началом их любви до конца жизни. После возвращения с фронта они сошлись и более не расставались.

В июле 1942 года отец, обладатель редчайшей специальности для флота, стал бойцом 55 морской бригады КБФ, а затем и командиром отделения минометчиков на "Невском пятачке"в районе Невской Дубровки.

Атаки моряков, попытки прорыва блокады, участие в боях по прорыву блокады во время операции «Искра» в районе рабочего поселка № 5, в районе 8-й ГЭС – навсегда вписаны в историю блокады.

Ранней весной 1943 года при обстреле позиций 55 морской бригады отходящими немецкими частями, из минометов «Ванюша» (это по-матроски) отец был ранен и, по приказу командира, отправлен на полуторке в госпиталь в Ленинград.

После госпиталя отца переводят в ОВСК (отряд вновь строящихся кораблей) на строительство БМО (Бронированных морских охотников).

В 1964 году мы с отцом ездили вдвоем на места боев в район 8-й ГЭС, к побережью Невы. Помню, отец молча ходил по траве среди редких кустов и молодых деревьев и не говорил ничего. Да и меня, 17-летнего, больше интересовала возможность «порулить» на новеньком «Москвиче». Ну почему не задал я тогда десяток вопросов, на которые ищу ответы уже столько лет?

Он не любил рассказывать о войне. Из того, что удалось слышать, когда мы вместе ездили по местам боев в 60-х годах, мне запомнились коротенькие моменты, им рассказанные.

18 января блокада была прорвана. Это событие оставило самые великие впечатления у блокадников, По рассказам брата, Евгения, прожившего в Ленинграде все 900 дней блокады, именно прорыв оставил более сильные впечатления, чем даже полное снятие блокады.

Вот то немногое, что мне лично рассказано отцом:

«Привезли нам ружья противотанковые, взял я одно и вышел с ним из землянки. Небо – чистое, голубое, посмотрел наверх, среди берез редких, в небо. Вдруг, вижу, «рама» над нами кружит. Приладил я ствол ружья к стволу березовому и в прицеле «раму» держу. Кружусь вокруг березы, а «рама» так хорошо в прицеле видна, ну, я и нажал на курок. Тут я понял, что не попал, а испугал летчика «рамы» сильно. Как он начал за мной с пулеметом гоняться, я сначала бегал между деревьев, потом на землю упал, затем перебежками, с ружьем этим, по воронкам прыгал, а он в меня целит и на гашетку жмет. Еле я от него отвязался».

«Когда переправились с минометами через Неву, крутой берег перед нами, бой, стрельба. Командир кричит: «Вперед! Наверх!» Я говорю: «зачем наверх? располагаемся под берегом и откроем огонь, миномет бьет навесом, поможем минами в атаке…» Он – за пистолет и орет: «Трусы, вперед!» Затащили миномет на высокий берег. Под огнем. Самим головы не поднять. С минометом под обстрелом людей положили и передних без помощи оставили, много полегло наших…». Потом узнали, что командир тот погиб. И еще болтали, что пуля в спину вошла. Поди знай, как так получилось».

«Зимой перед наступлением, одели нас здорово: валенки выдали белые, полушубок белый из овчины я, как командир, получил… (Про атаки ни слова не говорит).

«Мороз, солнце, небо синее… Кричат мне: «хлеб для ребят своих получи». Я хлеб взял, охапкой, несу в свою землянку. Вдруг: пух,пух, – «ванюша» – миномет немецкий – по мне. Ребята из землянки кричат: «Коля! Скорей! Зацепит! Я отвечаю: «Нет, не зацепило». Прыгаю в землянку, хлеб на стол положил, мне кружку с водкой подали, выпил. Как зажгло в ноге. Смотрю, валенок вместе с икрой ноги отваливается. Понял, что ранен.»

«Не хотел я в госпиталь ехать, а командир потребовал, заставил вещи взять и на полуторку грузиться, в Ленинград, в госпиталь. Я подошел, другие матросы на лавках устроились. места лежачие, вдоль бортов. Один матрос говорит: «Ложись, командир, на мое место». А я ответил, что под лавкой лягу, не стал его место занимать. Только тронулись, очередь из крупнокалиберного пулемета,как раз вдоль бортов на уровне лавки. Мало в живых осталось…»

Здесь вынужденно сделаю остановку, так как не сохранила память его рассказов военных, но есть в памяти его заслуги, через события в жизни нашей семьи.

Помнится, что отец был руководящим поваром в Октябрьском тресте столовых Ленинграда. Его ценили его за работу, и однажды наградили званием «Мастер Повар». В 1957 году он был он одним их первых, награжденным таким званием. Далее было оформление на работу поваром в свиту Козлова Ф.Р.- первого секретаря Ленинградского обкома, но так и не случившееся, в связи с переводом Козлова в Москву.

Правда, после этого у нас в комнате, в коммуналке, оказался личный телефон. Как-то документы попали в МИД СССР и по новенькому телефону прозвенел звонок: «не хочет ли Николай Васильевич поработать поваром за границей?». Семейный консилиум решил-ДА! Несколько месяцев писания анкет – отец, мать и сестра оказались в ОАР. Их отъезд совпал с полетом Гагарина. Для нашей семьи их отлет в ОАР был таким же значимым. Фото подтверждают контакты отца и матери с первыми лицами государства, а рассказы отца бывают и о первых лицах государств мира: кого кормил, кому помог с едой, в памяти – фото с надписями.

Затем снова отъезд в Италию, еще три года вдали от детей. На конкурсе поваров в Италии – заслуженное звание победителя, грамота подтверждающее это – реликвия семьи.

Есть фото Валентины Терешковой, с её личной записью о благодарности.

Награды отца – вся линейка защитника Ленинграда, знаки и ордена за трудовые успехи – гордость нашей семьи.

Под стать отцу и мама, имевшая полный комплект «Ленинградских» медалей и наград.

Как на фронте, так и в мирной жизни, Воробьев Николай Васильевич всегда был настоящим гражданином своей страны. Он и детей своих воспитал в любви, преданности и ответственности за Россию. Таковыми мы, Воробьевы, и остаемся!

Наградные листы и описания подвигов можно посмотреть на сайте «Подвиг народа», набрав: Воробьев Николай Васильевич, 1915 г рождения.

Из 5-ти строк – нижние, с наградами «За боевые Заслуги», «За отвагу»- старшины 2-й статьи Воробьева Н.В. – это награды отца. Правда медаль «За боевые заслуги» так им и не получена.

С надеждой, что мы вспомним о редком замечательном человеке, его сын – Воробьев Сергей Николаевич.

"Бессмертный полк" на "Фонтанке"