Стоит ли менять вторую половину, или жить дальше в розовых очках?

Возможно ли кардинально изменить не устраивающую нас личность нашей второй половины и счастливо жить в перспективе с алкоголиком (алкоголичкой), агрессором, неутомимым ловеласом? Сколько сил и времени нужно для таких трансформаций? И стоит ли вообще игра свеч? Может, лучше сразу бежать прочь?

Возможно ли кардинально изменить не устраивающую нас личность нашей второй половины и счастливо жить в перспективе с алкоголиком (алкоголичкой), агрессором, неутомимым ловеласом? Сколько сил и времени нужно для таких трансформаций? И стоит ли вообще игра свеч? Может, лучше сразу бежать прочь?

Менять всегда, менять везде

- В каком возрасте возможно изменить в человеке привычки, установки, а когда, грубо говоря, скорее могила исправит? И какая среда необходима человеку, чтобы он начал меняться? Оставаться ли ему наедине с собой или надо найти как можно больше единомышленников?

Кирилл Алексеев, практикующий психолог, специалист Гильдии психотерапии и тренинга: – Изменения возможны в любом возрасте. Но чем старше человек, тем труднее ему принять что-то новое. Считается, что эффективная изменяющая терапия возможна с клиентами в возрасте до 60 лет. Я работал с восьмидесятилетними людьми, и они демонстрировали высокую готовность к изменениям. Но встречались и тридцатилетние, которые наотрез отказывались меняться. Так что возраст – это лишь один из факторов.

Многое зависит от мотивации – насколько человек сам хочет что-либо изменить. Чем выше мотивация, тем благоприятнее прогноз. Если я хочу бросить курить, потому что меня просит об этом жена, – дело одно. А если я намереваюсь отказаться от курения из-за близкой перспективы ампутации ноги – совсем другое. Во втором случае вероятность успешного результата на порядок выше.

Кроме того, большую роль играют личностные особенности человека. Чем выше интеллектуальный уровень, чем больше склонность к рефлексии; чем выше степень осознанности и ниже уровень невротизации, тем легче и быстрее человек может измениться.

Наконец, масштаб задач тоже влияет. Изменить привычку гораздо легче, чем откорректировать систему ценностей и жизненных установок.

Что же касается среды, то правило простое – чем меньше она сопротивляется изменениям, тем лучше. Зачастую именно молчаливое сопротивление родных и близких не дает тому же алкоголику бросить пить. Именно поэтому так популярны группы анонимных алкоголиков – там человек оказывается в благоприятной среде. Все мы нуждаемся в поддержке, когда нам предстоит преодолеть трудности. А изменение себя – это, пожалуй, одна из самых трудных задач, с которыми мы сталкиваемся в жизни. Если же поддержки нет, то лучше остаться наедине с собой: по крайней мере, никто не будет мешать и тянуть назад.

Эдуард Карнаухов, психолог: – Меняться можно... и желательно ВСЕГДА! Но вот ритмы перемен... Кто-то это делает быстро и часто, кто-то медленно и более поступательно. Ошибка – это требовать от партнера (сотрудника) такой же скорости перемен, как у нас. Что касается среды, то тут однозначных ответов нет, все не только индивидуально, но и зависит от обстоятельств... В моем понимании на перемены легче решиться, когда есть партнер, который может тебя поддержать, влияние социума на необходимость перемен не строго обязательно.

- Если говорить о гендерных отношениях... Из каких ситуаций нужно бежать и не тешить себя надеждой, что он (она) изменится, а какие возможно исправить при сильном стремлении хотя бы одного из супругов? Речь об известных хрестоматийных примерах: муж пьет (наркоман) и бьет жену; муж ловелас; муж хронический ноющий неудачник; жена изменяет (систематически); жена-диктатор подавляет мужа; жена – алкоголичка...

Кирилл Алексеев: – Здесь опять же можно говорить лишь о вероятностях. Ни одна из ситуаций не является стопроцентным приговором. Алкоголизм и физическое насилие – это, пожалуй, наиболее трудные случаи. Для положительных изменений пострадавшему супругу придется приложить максимум усилий, причем без гарантии результата. Это возможно, только если отношения очень ценны. В большинстве же случаев, к сожалению, оптимальным решением является развод.

Систематические измены, проблемы, связанные с изменением ролей в семье, личностные особенности одного из супругов, создающие трудности в отношениях, – со всем этим справиться немного легче. Хотя иногда уходят годы на то, чтобы ситуация изменилась в лучшую сторону.

Чем больше оба супруга заинтересованы в том, чтобы сохранить отношения, тем вероятнее, что проблема будет решена. Снова речь о мотивации. При этом обоюдное желание позволяет справиться с трудностью быстрее. Если же в изменениях заинтересован только один партнер, дело пойдет намного медленнее, да и прогноз не такой благоприятный.

Сложность заключается еще в том, что непросто бывает определить, кто из супругов является первопричиной возникновения проблемы. Часто бывает так, что именно жена неосознанно, но планомерно превращает мужа в алкоголика или неудачника. И наоборот, отношение мужа подталкивает жену к изменам или к жесткому доминированию в семье.

Самостоятельно такие хитрые узлы распутать бывает крайне сложно. Поэтому сейчас все более востребованной становится семейная психотерапия. Участие специалиста помогает семье значительно сэкономить время и силы.

Стокгольмский синдром

Любая энциклопедия подскажет, что «стокгольмский синдром – термин популярной психологии, описывающий защитно-подсознательную травматическую связь и даже симпатию, возникающую между жертвой и агрессором в процессе захвата, похищения и/или применения (или угрозы применения) насилия. Под воздействием сильного шока заложники начинают сочувствовать своим захватчикам, оправдывать их действия и в конечном счете отождествлять себя с ними, перенимая их идеи и считая свою жертву необходимой для достижения «общей» цели. Бытовой стокгольмский синдром, возникающий в доминантных семейно-бытовых отношениях, является второй наиболее известной разновидностью стокгольмского синдрома».

Очень многие семьи, особенно в период 90-х, когда весь привычный уклад жизни большинства семей разрушился практически полностью, столкнулись с проблемой алкоголизма. Причем довольно серьезно, когда пьянство было не просто эпизодическим способом отрешиться от проблем, а практически заменяло реальность: запойные алкоголики, не контролируя свое поведение, могли избивать жен и детей, тратить последние деньги семейного бюджета, не заботясь о последствиях. Ужасающих историй масса, и некоторые тянутся до сих пор – достаточно почитать криминальную хронику. В таких семьях абсолютно все – и дети, и взрослые – получают серьезные психологические травмы. Но самое странное и ужасающее в этих историях то, что в людях просыпается какая-то парадоксальная покорность и принятие вместо здоровой попытки изменить ситуацию. Тот самый стокгольмский синдром проявляется таким образом, что жены до конца жизни нянчатся с мужьями-алкоголиками, принимая за норму этот дикий стресс да еще и окутывая собственное бессилие убежденностью в том, что, мол, «значит, судьба у меня такая». И, постепенно загоняя себя в гроб, даже признаются, что любят своего такого мужчину. Что это: слабость, трусость, глупость? Или все вместе?

Травмы целых поколений

Понятно, что не только 90-е сыграли свою историческую роль. О травматичности поколений на фоне войн, репрессий, революций хорошо пишет известный психолог Людмила Петрановская. Извините за длинное цитирование, но лучше сказать труднее.

«…Идут годы, очень трудные годы, и женщина научается жить без мужа. «Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик». Конь в юбке. Баба с яйцами. Назовите как хотите, суть одна. Это человек, который нес, нес непосильную ношу да и привык. Адаптировался. И по-другому уже просто не умеет. Многие помнят, наверное, бабушек, которые просто физически не могли сидеть без дела. Уже старенькие совсем, все хлопотали, все таскали сумки, все пытались рубить дрова. Это стало способом справляться с жизнью. Кстати, многие из них стали настолько стальными – да, вот такая вот звукопись, – что прожили очень долго, их и болезни не брали, и старость. И сейчас еще живы, дай им бог здоровья.

В самом крайнем своем выражении, при самом ужасном стечении событий такая женщина превращалась в монстра, способного убить своей заботой. И продолжала быть железной, даже если уже не было такой необходимости, даже если потом снова жила с мужем и детям ничего не угрожало. Словно зарок выполняла.

Ярчайший образ описан в книге Павла Санаева «Похороните меня за плинтусом». А вот что пишет о «Страшной бабе» Екатерина Михайлова («Я у себя одна» книжка называется): «Тусклые волосы, сжатый в ниточку рот… чугунный шаг… Скупая, подозрительная, беспощадная, бесчувственная. Она всегда готова попрекнуть куском или отвесить оплеуху: «Не напасешься на вас, паразитов. Ешь давай!..» Ни капли молока не выжать из ее сосцов, вся она сухая и жесткая…» Там еще много очень точного сказано, и если кто не читал эти две книги, то надо обязательно.

Самое страшное в этой патологически измененной женщине – не грубость и не властность. Самое страшное – любовь. Когда, читая Санаева, понимаешь, что это повесть о любви, о такой вот изуродованной любви, вот когда мороз-то продирает. У меня была подружка в детстве, поздний ребенок матери, подростком пережившей блокаду. Она рассказывала, как ее кормили, зажав голову между коленями и вливая в рот бульон. Потому что ребенок больше не хотел и не мог, а мать и бабушка считали, что надо. Их так пережитый голод изнутри грыз, что плач живой девочки, родной, любимой, голос этого голода перекрыть не мог.

А самое ужасное – что черты «Страшной бабы» носит вся наша система защиты детей до сих пор. Медицина, школа, органы опеки. Главное – чтобы ребенок был «в порядке». Чтобы тело было в безопасности. Душа, чувства, привязанности – не до этого. Спасти любой ценой. Накормить и вылечить. Очень-очень медленно это выветривается, а нам-то в детстве по полной досталось, няньку, которая половой тряпкой по лицу била, кто не спал днем, очень хорошо помню».

Есть в кинематографе такой жанр – романтическая комедия. По закону жанра вначале мы имеем неразрешимую ситуацию, на протяжении всего фильма видим, как все страдают, пытаются что-то наладить, и когда надежды уже практически нет – ХОП! Happy end. Зрители расходятся в хорошем настроении, а у особо сентиментальных появляется необоснованная вера в то, что в жизни любые проблемы решаемы и happy end неизбежен.

А вы продолжаете носить розовые очки? Или уже разбили? И какой ценой?

Елена Шайдаева, для «Фонтанки.ру»