Колонки на "Фонтанке.fi": Жанна Зарецкая. Как я провела фестиваль в Иматре

Идея была такая заманчивая, что отказаться от нее было невозможно. Евросоюз призвал развивать добрососедские отношения на приграничных территориях. Театр, которым я занимаюсь 20 лет на правах критика, – самое демократичное из искусств: контакт «человек - человек» как раз и рассчитан на возможность диалога, я придумала название «Театральный мост: Нева – Сайма». Все и началось.

Команда подобралась что надо. От нас – административный блок Театра марионеток им. Е. С. Деммени во главе с директором Натальей Луневой, а продюсером – многолетний директор БДТ, а ныне директор петербургского Клуба директоров театров Борис Контребинский. С той стороны границы - колоритная семейная пара, азербайджанец Камран Шахмардан, очень похожий на голливудского комика Дэнни Де Вито времен «Близнецов», и эстонка Катри Лятт, с финскими паспортами, которые живут в Иматре 20 лет и 10 из них делают театральный фестиваль «Черное и белое». Катри и Камран привозят спектакли со всей Европы, мы хотели всего лишь из Петербурга. Чего, казалось бы, проще.

Не учли, как выяснилось, главного. Афиша фестиваля «Черное и белое» состоит исключительно из так называемых «фестивальных» спектаклей. Тех, декорации которых обычно умещаются в небольшой фургон, тех, которые имеют маркировку no speech или few speech и которые готовы адаптироваться – ужиматься, расширяться, etc., - под самые разные условия.

Я на правах арт-директора решила, что привезу сюда петербургский the best без каких бы то ни было ограничений и – обязательно! – спектакль Андрея Могучего в качестве хедлайнера.

Итак, спектакль Андрея Могучего «Pro Турандот», поставленный им в «Приюте комедианта», возглавил афишу «Театрального моста». При выборе остальных спектаклей делалась ставка на человеческие истории, художественные, но общедоступные. «Этюд-театр», несомненно, - один из лидеров среди петербургской театральной молодежи. «Кукольный формат» славится умением выстраивать доверительные отношения с детворой, да еще и вовлекать ее в театральный процесс на своих фирменных мастер-классах. «Такой театр» Александра Баргмана – торжество актерского мастерства, где простые истории выглядят не пошлыми и банальными, а претендуют – и со всеми основаниями – на мифологию наших дней.

Но практически сразу выяснилось, что единственный театр города глухо занят и, чтобы проводить фестиваль в нем, аренду надо оформлять за полтора года. Не вопрос. Современный театр, как известно, готов, точно газ, заполнять и приспосабливать под себя любые пространства. Так думалось в Петербурге, где театры просачиваются в музеи, в подвалы и на чердаки: развешивают софиты, драпируют или красят стены – и получается точно по Набокову: «...и медленно вся комната трепещет, и медленно становится моей». А в Иматре никаких таких заброшенных комнат, а также подвалов и чердаков нет. Все пространства освоены и отремонтированы. Есть прекрасный зал «Карелия», есть камерный зал – но опять-таки для музыкальных вечеров, чистенький, выбеленный и не допускающий никаких метаморфоз с пространством. Есть зимний сад, есть залы гимназий. Есть трансформирующиеся, с разъезжающимися стенами, залы в университетах – фантастическое ощущение пространства XXI века. Но театру, особенно камерному, который требует некоторой интимности, возможности отгородиться от остального мира, той особой герметичности, что позволяет людям сцены создать особую, иную реальность и втянуть в нее других, требуется особое пространство.

Проще всего оказалось с молодежью. «Этюд-театр» легко освоился в одном из центральных городских клубов с немудреным названием «Актер» - темном, с низкими потолками многокомнатном пространстве с тремя эстрадками.

В истории с «Кукольным форматом» повезло с самим типом спектакля. Действие «Кошки, которая…» (по сказке Киплинга) происходит на стенах огромного шатра: маленькие зрители сидят внутри, рядом с тряпочным, но, разумеется, живым, трепещущим очагом, теневые куклы (напоминающие рисунки индейцев майя в лучах заходящего солнца) оживают на парусиновых стенах. Шатер как раз и встал в одном из актово-спортивных гимназических залов.

Со спектаклем Могучего проблемы возникли лишь в последний момент. Он разместился в концертном зале «Карелия», и все было приемлемо, пока не раздался звонок: «Могучий собирается отменять спектакль. На сцене «Карелии» невозможно подвесить человека. Нужно, чтобы кто-то подписал бумагу, что, если стены или конструкции в результате рухнут, восстанавливать их будет фестиваль». Ну разумеется, зачем концертному залу крепкие стены – рояль же к потолку не подвешивают... И тут обнаружилась особенность финского менталитета: при безупречном профессионализме, с каким финны выполняют свои прямые обязанности, участие в рабочем процессе экспромта, фантазии начисто исключается. В России же – совершенно наоборот: тупиковая ситуация пробуждает кураж и необычайную интенсивность действий. Тут включается - и чаще всего побеждает - интуиция, а не логика. Владимир Чак, технический директор со стажем работы завпостом 35 лет, полез к колосникам (это метров 5 над сценой) и обнаружил там прочные перекрытия, которые держали саму крышу здания и уж точно могли выдержать человека. И все заверте… Причем Владимир Чак остроумно и точно заметил, что, если бы данный технический райдер не затерялся в недрах Интернета и финны заранее узнали о том, что человека потребуется подвешивать над сценой, прокат спектакля тут же признали бы невозможным.

Мы всей командой слышали, как в голос смеялись финны. И слышали это актеры, игравшие в спектакле «Pro Турандот», несмотря музыку, гремящую на сцене. По свидетельству актеров, поклоны в Иматре длились дольше, чем где бы то ни было за всю десятилетнюю историю спектакля. При том что спектакль продолжался 3,5 часа.

За время фестиваля я слышала смех представителей этой сдержанной нации и еще раз – во время спектакля «Главное забыл» "Такого театра". Шансов приехать у этого спектакля не было практически вовсе.

Долго искали помещение под «черную комнату». В один из дней мы с Катри (финским копродюсером) объездили Иматру вдоль и поперек в поисках любой комнаты, которую можно было бы задрапировать, пока уже совершенно отчаявшаяся Катри не вспомнила про любительский театр в четырех километрах от центра. Это было крошечное, захламленное помещение с узким коридором, сквозь который, как я сразу поняла, декорацию втащить не получится, и с облупившимися стульями. Но именно здесь практически «в концертном варианте», то есть в костюмах и почти без сценографии (установили лишь экран для театра теней), и сыграли в итоге «Главное забыл». Финские титры проецировались на стену почти под потолком, но их роль была точно не главной. Это было подлинное торжество актерской игры, в которой наши финские коллеги признали «школу Станиславского» - ее бессмертие и всесилие. В исполнении Александра Баргмана и Ирины Полянской история женщины, хранящей очаг, и мужчины, ищущего самореализации где угодно, но только не дома, вызвала смех и слезы – причем у молодежи города Иматры, что особенно ценно.

Жанна Зарецкая,

арт-директор фестиваля «Театральный мост: Нева – Сайма»