Татьяна Устинова: «Питер – это дырка в небесах…»

Татьяна Устинова не устает признаваться в любви к Петербургу. Она хоть и коренная москвичка, но почти в каждом своем романе действие переносит в Питер. Как телеведущая она работала на 5 канале в программах «Жизнь как жизнь» и «После смерти». А на днях Устинова представила свой новый детектив «С небес на землю» в нашем городе раньше, чем в Москве.

В интервью «Фонтанке» Татьяна Витальевна рассказала, почему, поработав в свое время на Первом канале и в пресс-службе президента, стала теперь человеком аполитичным, о своем писательском тандеме с Павлом Астаховым, о том, почему не получает литературных премий…

- Татьяна Витальевна, Вы любите говорить и писать, что Петербург – «это не город, а дырка в небесах»… Звучит, конечно, красиво, но все-таки, что вы имеете в виду?

- Имеются такие места на земле, над которыми почему-то, в силу каких-то непонятных обстоятельств, есть какая-то полость, дырка, и на это место смотрит Бог. До него здесь явно ближе, чем, допустим, из Москвы… Таких мест я знаю немного. В Сахаре у меня возникало точно такое же чувство, хотя это не город, а пустыня, и такое же ощущение было в Иерусалиме… Это не значит, что здесь – рай, скорей, наоборот. Потому, что эти глаза Бога тяжело выносить всем – людям, домам, отношениям. Мне кажется, питерская особенность именно с этим связана. Кстати, это словосочетание не я придумала, а Леша Кортнев, который написал про Питер: «Снег идет из дырки в небесах…».

- Еще Вы часто говорите, что Питер – самый лучший город на земле… А как Вы думаете, что можно сделать, чтобы он стал еще лучше?

- Ох, не знаю… Как любой приезжий, я гораздо больший патриот города, чем многие из тех, кто здесь живет. Как приезжий, позволяю себе не обращать никакого внимания на недостатки, но зато мне очень нравятся достоинства. У моих героев самые судьбоносные решения происходят в Питере. Когда меня спрашивают, любите ли вы Петербург, я говорю, что очень люблю, но вот не знаю, любит ли он меня. Это такой город-мужчина… Я, например, с недавних пор люблю бывать не только в петербургских музеях и театрах, но и в ваших книжных магазинах. Поверьте, они того стоят – таких нет в Москве. Здесь можно и книжку любую найти, и встречу назначить, время провести с умом. Герои моего романа «С небес на землю» так и поступают…

Ну а если все-таки о недостатках, то надо принципиально перестать проводить эту идиотскую, позорную застройку в историческом центре… Улицы нужно убирать и фасады побелить – не откладывая. Для машин объездную дорогу достроить, стоянок понаделать. Тротуары починить, дырки залатать в этих тротуарах. Дворников нанять, метлы им выдать! Немножко сойти с магистралей во дворы, тоже взять метлу и лопату, и там все почистить - и летом, и зимой. Не вылизать город, а обустроить, перестать относиться к нему наплевательски. Нельзя плевать в Питер - это грех великий. В Питере ничего нельзя грубо трогать, здесь можно только все любить, жалеть и улучшать.
А пока у вас творится вакханалия… Один заезд машин на стоянку перед Московским вокзалом чего стоит! Это ужас какой-то, как над людьми можно так издеваться: ты выходишь, и сразу по колено в воду… Причем, и зимой, и летом, потому что ничего никуда не сливается. Конечно, кроме коммунальных, есть и другие проблемы, но коммунальные вопиют, бросаются в глаза, требуют немедленного действия… Но все равно это самый лучший город на свете.

- Почему закрыли Вашу передачу «После смерти» на 5-м канале?

- Закрыли не передачу, а… канал. Это из cерии: наша песня хороша, начинай сначала! Поменялось руководство канала, пришли другие люди, сетку вещания переверстали, старые программы закрыли, новые открыли. Обычная история для сегодняшнего ТВ. Конечно, жалко: мне 5-й канал очень нравится. К тому же у меня появилась работа в Санкт-Петербурге, а значит, и совершенно легальный повод сюда приезжать, это было классно. Раз в две недели я ехала на работу: ура, кто может меня остановить?! Сейчас этой работы нет, к сожалению. Но если возникнет какое-то предложение от нового руководства «Пятерки», я буду рассматривать его в первую очередь…

- А другие каналы не видят Татьяну Устинову у себя?

- У Первого канала бывают потрясающие предложения. Например, позвали кататься в «Ледниковом периоде». Я все прекрасно понимаю, там нужны какие-то комичные пары, и Устинова на коньках в паре, например, с Михаилом Галустяном – то, что надо… И все у нас пойдет превесело, и все будут счастливы, кроме меня… Такая же история вышла с программой про сваху. Мне позвонили: «У нас прекрасное предложение: вы должны идти в программу «Знакомство с родителями»!» А как отказать Первому каналу? Вот и начинаешь мямлить, что это действительно прекрасная программа, но, боюсь, не потяну. «Потянете!» - «Нет, не потяну, нужно ведь глубокое проникновение в суть. А у меня, с одной стороны, очень старый муж (в том смысле, что я замужем за ним всю свою сознательную жизнь), и я уже забыла, как он ко мне сватался. С другой стороны, молодые дети, к которым тоже никто не сватался». Еле-еле отбоярилась. Нет, про сваху не хочу! А вот если будет что-то более понятное и близкое, конечно, пойду.

- В свое время Вы работали на Первом канале, затем в пресс-службе президента… Насколько сейчас Вы политизированный человек?

- Теперь я, скорей, аполитична. Я работала в политической журналистике много лет и потом решила, что достаточно. Стараюсь в это не вмешиваться. В какой-то момент стало понятно, что от моих усилий, моих «подпрыгиваний», ночных бдений, писания в политическом смысле правильных текстов - ничего не зависит. С моей точки зрения, политика – не самая благовидная область человеческой деятельности. Был такой момент, когда нас всех на ТВ в очередной раз поувольняли, и я ушла в программу «Здоровье». Очень страдала, потому что мне казалось, что я делаю реальное, важное, очень нужное дело, составляя какие-то политические тексты, снимая политические репортажи – разъясняя людям устами героев позицию власти… А тут программа «Здоровье»: сердечная недостаточность, почечные колики, опорно-двигательный аппарат… Лена Малышева наблюдала за моими страданиями, а потом сказала: «Устинова, пойми, если есть на свете великие люди, то это – врачи!» И потихоньку у меня поменялась система координат: теперь дружу с врачами, пишу о них книги… А игра во власть, кто кого подсидит, на кривой козе объедет – мне это скучно.

Игре в большую политику я лучше предпочту конкретное доброе дело. Если кто-нибудь бросает клич идти и сажать деревья, я иду и сажаю. Вот во время моей поездки в Израиль какие-то люди позвали убирать пляж, море спасать… Я пошла. В такой общественной жизни я с удовольствием буду участвовать! Взять и по дороге заехать в детский дом, завезти туда туалетную бумагу, телевизор и принтер, послушать, как дети читают стихи, подарить им книжки… Не знаю, общественная ли это деятельность, но это мне нравится.

- Отражаются ли в Вашем творчестве актуальные события: войны, кризис, терроризм?..

- Конечно. Борхес, по-моему, написал: «Детектив – это такая урбанистическая история», то есть городская, сиюминутная. Я как чукча – что вижу, то и пою. Плюс опыт, все-таки столько дорог исхожено. Первый канал – это были сплошные командировки. Я была в Краснодаре, Саратове, Красноярске, Хасавюрте, я ездила как корреспондент с главой администрации президента. Мы совершали какие-то немыслимые предвыборные туры, поэтому я точно знаю, что происходит с главой администрации, если звонит президент. Знаю, как стоит охрана, когда первое лицо выходит из здания завода управления Уралмаша. Знаю, как едет кортеж по тундре, как журналисты перетирают какие-то новости, как они попадают в эфир, и это все ужасно интересно, и все, конечно, рано или поздно попадает в мои романы…

- Татьяна, припомните, каким ветром занесло Вас в писатели?

- С детства я любила писать. Строчила письма родственникам в Курск. Я родственников тех никогда в глаза не видела, но письма слала на сорока страницах. Мне бабушка говорила: «Что ты время тратишь, что там расписываешь?!», хотя это родственники бабушкины, но она им писать ленилась. Тетрадки, обрывки, клочки, с одной стороны исписанные конспектами лекций, с другой – фантастическими рассказами – это у меня было всегда. Потом так получилось, что меня выгнали с работы… Те, кто менял работу, а сегодня все такие, знают, что это катастрофа и конец света. Нужно все начинать сначала, доказывать, что ты не верблюд… Я приехала домой, рыдая, и, как написано в книжке про Ходжу Насреддина, «биясь головой о стены».

Какое-то время побившись, я, по совету близких, написала историю – с первого предложения до последнего. Она называлась «Персональный ангел». А дальше позвонила в издательство, и мне сказали: «Привозите рукопись!» Тогда рукописи еще принимали не в виде файла, а в виде распечаток. Для распечатки трехсот страниц текста требовалась целая пачка бумаги, для меня это были бешеные деньги… Скрепя сердце, я отвезла эту пачку в издательство, долго ждала, когда придет грозный редактор. А мимо меня ходила прелестная, ухоженная, стройная барышня. Потом оказалось, это и есть редактор. У нее был крошечный кабинет. «Вы рукопись принесли?» - сказала она таким тоном, будто я приехала ее удавить. «Положите туда! Позвоните через две недели!» - и показала на стопку рукописей, которая упиралась в потолок.

Прошло полгода. Я звонила в издательство так настойчиво, что от меня шарахались, но не посылали - просили перезвонить. Знающие люди объясняли, что «уже хорошо, что тебе не отказывают, а просят перезвонить!» И вот случилось чудо – мне самой позвонили: «Мы, пожалуй, напечатаем вашего «Персонального ангела»! Нет ли у вас чего-то еще?». Я радостно закричала: «Есть!» С тех пор на вопрос: «Нет ли у вас чего-то напечатать?» - я всегда отвечаю «есть», даже если у меня ничего нет.

- На Ваших книжках написан слоган: «Первая среди лучших»… У Вас, наверное, литературных премий не меньше, чем у Людмилы Улицкой!

- У меня? Нет, вообще нет. И я очень радуюсь, когда мои коллеги получают престижные международные премии. Вот Улицкая стала лауреатом премии имени Симоны де Бовуар 2011 года. Это победа: то, что русские книги читают во всем мире, – это прекрасно. Это прекрасно и замечательно. Но в нашей литературной системе координат авторы, которые пишут фантастику, детективы, достаточно легкую беллетристику, как-то награждают себя отдельно. Есть премия имени Шерлока Холмса, еще какие-то, но в целом в русской традиции принято считать, что вот эта беллетристика не имеет отношения к литературе. И, конечно, она не попадает в номинации на серьезных премиях. Иллюзий на этот счет я давно не питаю. А если есть у меня зависть, то - белая. К тому же все знают, что я большой писатель – у меня рост 180 (смеется)! Но мне действительно нравится, когда русский писатель получает премию в Париже, мне нравится, когда Дима Быков, которого я обожаю, получает «Большую книгу» - премию за книгу Пастернака. Мне это важно, я звоню Диме, поздравляю и кричу: «Ты молодец!» Если б дураки какие-то премии получали, вот это было бы плохо.

- Вы ведь культивируете добрые отношения и между писательницами, авторами детективов, часто говорите: «Что нам делить, мы же приличные люди!»

- Нет, это не я сказала, это Александр Иванович Донцов сказал, муж Даши Донцовой, за что я ему благодарна.

- Вы действительно внимательно читаете новые произведения Донцовой, Марининой, с нетерпением ждете их новые романы, радуетесь удачам?

- Я на Маринину очень сердилась, потому что она долгое время не писала, причем, я, как автор, это прекрасно понимаю. Ну, не пишется, слова не складываются в предложения, а буквы в слова. И я думаю: «Господи, ну когда же! Я хочу ее новый роман!» Наконец, вышла ее сага «Благие намерения», и я была счастлива... Я ей горжусь, с удовольствием все читаю.

Не могу утверждать, это было бы неправдой, что мы такие все подружки, каждую минуту друг другу звоним, сообщаем, как собачка себя чувствует, как ребенок в школу пошел. Конечно, нет, все занятые люди, но мы все хорошо общаемся. Вражды никакой. Мне всегда очень важно, когда мой роман выходит, что скажет Маша, то есть Маринина. Я ей звоню, прислушиваюсь, она очень тонкий ценитель, для меня очень важное такое общение, точно так же, как и с Дашей. Мы в основном общаемся по кругу Маринина – Донцова – Таня Полякова и я... Окуджава сказал: «Каждый пишет, как он дышит». У Дашки смешные истории, у Маши глубокие, а у меня бытовые. Каждый пишет по-разному, мы отличаемся друг от друга. И я иногда очень завидую той же Маше, если я прочитала какой-то пассаж, или образ у нее в романе, даже предложение какое-то нашла… И я понимаю – мне никогда так не написать! Но это хорошая зависть, я звоню и говорю: «Знаешь, сию секунду хочу тебе сказать!». У меня такой жизненный принцип, которому меня научила все та же Лена Малышева с Первого канала: «Если хочешь что-то мне сказать, скажи сейчас, не откладывая!» И я звоню: «Маша, я точно знаю, что никогда так не напишу, как ты!»

- А с Павлом Астаховым что Вас связывает? Почему Вы решили объединиться в авторский писательский дуэт?

- Когда Павел стал уполномоченным при президенте России по правам ребенка, ему не завидовали, а сочувствовали. Успешный человек, известный адвокат, телеведущий... А что ждет его в новой должности, кроме бесконечных проблем, нервных срывов, мотания по бескрайней стране. Но Павел редкий человек - очень целеустремленный, с обостренным чувством долга. И он взвалил на себя эту ношу… Естественно, наш совместный проект «Я судья» про Лену Кузнецову и ее судебную деятельность немножко увял. Весь прошлый год Астахова практически не было в Москве - он в Иркутске, на Курилах, в Краснодаре... Сейчас стал чуть посвободней. Надеюсь, вторая наша книжка вскоре выйдет, а потом и третья. Мне нравится этот проект - такой юридический ликбез, только не в виде брошюры, сводов законов, со ссылками на нормативные акты, а художественное произведение, но с реальными проблемами.

Хотя писать вдвоем – такая морока. Мы сначала договариваемся, о чем будет роман. Допустим, о кредитах… Дальше каждый придумывает свою линию. Я придумываю, что происходит с героями в жизни, Павел – в суде. Каждый в свою тетрадку пишет. Потом нужно еще раза три встретиться, согласовать сцены. Ругаемся: «Это никуда не годится, это очень скучно, нет, ты ничего не понимаешь, это книга про судебное заседание, нет, она не про заседание, а про жизнь!» Потом он мне присылает то, что сделал он, я ему - свое. Получается сляпанная кое-как история. И тут в дело вступает грозный редактор. Он говорит: «Это вообще никуда не годится!» В итоге все сводится в более-менее цельное произведение. Честно говоря, я думала, что если я пишу роман за четыре месяца, то вдвоем мы напишем вполовину быстрей. А получилось – в два раза дольше.

- Таня, а кто Ваша Муза?

- Муза – это лошадь с крыльями. Это я сама и есть…

Михаил Садчиков, «Фонтанка. ру»

Фото Михаила Садчикова-младшего