О литературе с Виктором Топоровым: «Григорьевка» - над гробом и на пороге

Так уж получилось, что оглашение первого шорт-листа Профессиональной Международной поэтической премии имени Геннадия Григорьева пришлось на скорбный для любителей поэзии день. На день, когда не стало Беллы Ахмадулиной (1937-2010) – третьей, по широко распространенному убеждению (оспаривать которое если и можно, то вряд ли сегодня), русской поэтессы ХХ века – третьей вслед за Мариной Цветаевой и Анной Ахматовой.

Об этой утрате я уже написал отдельно; здесь же отмечу, что звезда Ахмадулиной вспыхнула, когда «татарской княжне», как ее тогда называли, исполнилось всего двадцать, и разгорелась полным светом ближе к тридцатилетию, чтобы всё же несколько померкнуть годам к пятидесяти. Тогда как в коротком списке «Григорьевки», включающем в себя трех поэтов и трех поэтесс, преобладают как раз пятидесятилетние (плюс-минус) стихотворцы обоего пола – и это при прочих равных не может не огорчать. Поэзия постарела – таков объективный факт (и фактор), с которым нельзя не считаться.

Но, впрочем, постарела она не вчера и даже не позавчера, и постарела отнюдь не по своей воле, – ее искусственно состарили сорок пять лет назад, преградив или немыслимо удлинив молодым (кроме самых агрессивно-верноподданных и, как правило, люто бездарных) дорогу к печатному станку. Поколение Ахмадулиной оказалось предпоследним, поколение Горбовского, Кушнера и Сосноры – последним. В поэзии, в молодой поначалу поэзии, возникла очередь, началась давка: одно «пропущенное поколение» набегало на другое или без малейшей на то охоты оседало в андеграунде, – и последствия всего этого мы расхлебываем даже сегодня, четверть века спустя с тех пор, как цензурные и околоцензурные оковы пали и свобода приняла заждавшихся этого счастливого часа стихотворцев без малейших признаков радости.

Итак, шорт-лист. Три поэта и три поэтессы из сорока двух участников профессионального конкурса.

ВСЕВОЛОД ЕМЕЛИН (МОСКВА)
АНДЖЕЙ ИКОННИКОВ-ГАЛЕЦКИЙ (СПб)
СТАНИСЛАВ МИНАКОВ (ХАРЬКОВ)
ИРИНА МОИСЕЕВА (СПб)
НАТАЛЬЯ РОМАНОВА (СПб)
ЛЕНА ЭЛТАНГ (ВИЛЬНЮС)

Не без некоторой оторопи констатирую: в шорт-лист не попали несколько наиболее известных участников конкурса. Разумеется, речь идет о широкой известности в узком кругу, но иначе в наши неблагополучные для поэзии времена и быть не может. Впрочем, премия присуждается в первый, но не в последний раз, – и кому-нибудь из этих теневых знаменитостей наверняка еще удастся наверстать упущенное. Сосредоточимся, однако, на тех, кто продолжает претендовать на премию (строго говоря, на три премии – на первую, вторую и третью) еще в нынешнем цикле.

В списке трое мужчин и три женщины, трое наших земляков, один москвич и два иностранца; правда, в обоих случаях слово «иностранец» хочется закавычить, – тем более, что Лена Элтанг родом из Ленинграда и начинала как поэт именно здесь. А вот прозаиком она – автор романов «Побег куманики» и «Каменные клены», финалистка «Нацбеста» и лауреат премии «НОС», – стала уже за границей. Мало того, ее сложнооркестрованная проза подчас выглядит переводом с иностранного, – правда, переводом виртуозным. В стихах Элтанг в основном придерживается мандельштамовской традиции, а интересней всего они становятся, когда поэтесса заговаривает собственным, пусть и несколько надтреснутым, голосом.

Наталья Романова – черная королева питерских поэтических подмостков, превратившая собственную жизнь в вечный карнавал и пишущая оголенными нервами. Правда, не только оголенными нервами, но и матом. Один из ее сборников скромно называется «Zaeblo». Год назад ее скандально не приняли в Союз писателей Санкт-Петербурга, причем за ее прием ратовала вся Девятая секция – Крусанов, Курицын, Москвина, Мякишев, Секацкий и др., – а также Александр Кушнер и Валерий Попов (не говоря уж обо мне как об одном из ее рекомендателей), – тогда как «зарубили» ее, яркую и талантливую, не второсортные и даже не третьесортные, а просто никуда не годные писаки, наловчившиеся брать не уменьем, а числом и, главное, спайкой.

У Ирины Моисеевой, напротив, всё более-менее благополучно; по меньшей мере, на первый взгляд. Драма ее, одной из самых одаренных поэтесс города, в том, что на ее публицистическую (и во вторую очередь философскую) лирику нет спроса в условно либеральной литературной тусовке, – тогда как в условно патриотической вопрос о качестве стихов (да, кстати, и прозы) если порой и возникает, то отвечают на него самым фантастическим образом. Остается надеяться на то, что выход в финал Григорьевской премии (уже выполненная программа-минимум) побудит ценителей поэзии (пусть они и представляют собой вымирающий вид) хотя бы пробежать по ее стихам мало-мальски заинтересованным взглядом.

Пятнадцать лет назад я напечатал Моисееву в антологии «Поздние петербуржцы» (составленной при участии Максима Максимова). Как и еще одного участника шорт-листа – Анджея Иконникова-Галецкого. Как, кстати говоря, и трех членов жюри – Николая Голя, Евгения Мякишева и Сергея Носова. Как, естественно, и самого Геннадия Григорьева. То есть «поздние петербуржцы» рулят – и это хорошо. Вот только то, что они рулят и через пятнадцать лет после выхода антологии, а никого или почти никого нового так и не появилось, – однозначно плохо. Но – продолжим нашу своеобразную презентацию.

Анджей – поэт с огромными творческими амбициями, что, разумеется, не может не импонировать. Поэт выраженно романтического, я бы даже сказал – байронического склада. Вроде бы религиозный, но и не без богоборчества тоже. Долгими десятилетиями он формирует себе аудиторию из числа школьников и студентов, которым преподает, а в профессиональную или околопрофессиональную тусовку принципиально не входит. Однажды, по окончании его творческого вечера в Музее Ахматовой, я сказал ему: «Сегодня, Анджей, вы начитали на два срока за растление малолетних и на пяток алиментов». Но в этом плане всё как-то обошлось. Другое дело, что поэту такого типа, как Анджей, как воздух нужна слава, – а вот со славой у него опять-таки серьезная напряженка. И, значит, ему тоже нужно уповать на премию.

Станислав Минаков в нашем списке – темная лошадка. Мне указал однажды на его стихи заочный друг из Америки (в прошлом тоже харьковчанин), я пригласил его к участию в конкурсе – и неведомый Минаков откликнулся прекрасной псевдонаивной, а на деле далеко не столь простодушной подборкой. Которую я оценил высоко, а другие члены жюри – еще выше. Что ж, посмотрим, кто как проголосует на финальной стадии.

О Всеволоде Емелине я опубликовал полтора года назад статью «Первый поэт Москвы» – и, как иной раз (увы, далеко не всегда) бывает, – моя идея овладела умами. Емелин, в свою очередь, в разгар очередной ЖЖ-ной травли вашего покорного слуги, выступил со стихотворением «В защиту Виктора Топорова». И его, и меня обвиняют в том, что, борясь с литературной мафией, мы, по сути дела, сколачиваем новую, собственную, – и хотя это неправда, я прекрасно понимаю, что со стороны всё может выглядеть и так.

В шорт-листе Емелин выглядит очевидным фаворитом, все предрекают ему безоговорочную победу – и сами эти ожидания могут сослужить ему дурную службу. Коллективному разуму жюри иной раз хочется блеснуть оригинальностью, понимаемой прежде всего как непредсказуемость, – и здесь я бы не стал исключать и такого поворота событий. В конце концов, пятеро членов жюри принимают решения либо единогласно, либо по формуле «консенсус минус единица», а значит, мнение меньшинства в два голоса составляет «блокирующий пакет».

Впрочем, как проголосуем, так и проголосуем.

Двадцать лет назад я говорил и писал, что один – сорокалетний на тот момент – Геннадий Григорьев заменяет двух так и не появившихся к тому времени ярких двадцатилетних поэтов. Ситуация с тех пор если и изменилась, то только в худшую сторону. Белле Ахатовне Ахмадулиной было 73 – и знаменита она была более полувека. Чуть более полувека (или чуть менее) и нашим финалистам – и свои пятнадцать минут славы каждый из них уже давным-давно заслужил.

Но поэзия и вообще-то штука не больно-то справедливая.

Виктор Топоров
«Фонтанка.ру»

О других новостях в области литературы читайте в рубрике «Книги»