О литературе с Виктором Топоровым: Кадриль на костях

В августовской книжке «Нового мира» опубликована повесть Игоря Вишневецкого «Ленинград». Повесть экспериментальная – проза вперемешку со стихом (регулярным и так называемым свободным); документы подлинные и стилизованные; вкрапления на иностранных языках (живых и мертвых); музыка, записанная словами; слова, выдающие себя за музыку, – и еще какие-то на одну треть нотные знаки, на другую – алгебраические формулы, а на третью – загадочного назначения иероглифы. Повесть про блокаду.

Игорь Вишневецкий – поэт, музыковед, американский профессор и частый гость Москвы, автор книги о Сергее Прокофьеве в «ЖЗЛ» (2009), высоко оцененной специалистами. Композитор (правда, рангом пониже, чем Прокофьев) также и один из главных героев блокадной повести: он сочиняет музыку, пока не умирает с голоду. А его возлюбленную (предположительно, от него беременную), сотрудницу Эрмитажа, подстерегают в Таврическом саду людоеды. Головой поначалу брезгуют – и она долго валяется на снегу, – но потом пускают на студень. А ее муж, морской офицер из дворян, служит на разбомбленном в устье Невы крейсере – и в письмах эвакуированной матушке сетует на то, что жена к нему охладела. А князю царских кровей – из рода, исторически побрезговавшего породниться как с бесцеремонными Рюриковичами, так и с онемеченными Романовыми (князь тоже блокадник), – является черт в образе офицера НКВД и гестапо (это одно и то же) и в процессе искушения, оно же вербовка, раскрывает секрет Полишинеля. Гитлер и Сталин играют на одну руку (а Маннергейм у них – за третьего) против великой евразийской идеи. Потому что национал-социализм и ленинизм-сталинизм – это две инкарнации омерзительного западноевропейского Фауста, а сила – в правде, а правда – то ли за Христом, то ли за Буддой.

Практически все персонажи, не исключая и автора, изъясняются по преимуществу стихами – как собственными, так и некоего мифического поэта Татищева. Все сжигают в буржуйках фамильные библиотеки (последним в печурку летит Достоевский), меняют антиквариат на молоко, едят кошек (мясо как кроличье!), варят, но хотя бы не нюхают клей. Все любуются фантасмагорической красотой воздушных поединков в небе над городом, особенно выделяя в этом плане зажигательные бомбы. В первые дни блокады, пока голоду не удалось еще вытеснить основной инстинкт, петербургские интеллектуалы мужского пола неоднократно признаются самим себе и друг другу в том, что красивое зрелище разорванных в клочья снарядами человеческих тел вызывает у них эрекцию. Что, впрочем, не отвлекает их от напряженных философских раздумий о судьбах Страны, Города и Мира. Особенно – Города.

Повесть называется «Ленинград». Но ведь сам Ленинград, по мысли автора и протагонистов, возведен на костях Петербурга. Относительно вегетарианский этап «Киров» закончился выстрелом Николаева – и задолго до начала блокады в Городе восторжествовало людоедство. «Жил на свете таракан, таракан от детства, и попал он вдруг в стакан, полный мухоедства». Этих стихов капитана Лебядкина (кстати говоря, положенных на музыку автором «Блокадной симфонии» Шостаковичем) в повести, правда, нет – но не зря же Достоевский летит в буржуйку самым последним. Оно, конечно, «зенитовские» болельщики используют в стадионных кричалках топоним «Ленинбург», невольно профанируя тем самым не только название, но и сакральный смысл рецензируемой повести.

Труднее определиться с сакральным (да и с практическим) смыслом публикации повести Вишневецкого в «Новом мире». Можно сказать (и сам американский профессор торжествующе утверждает это), что полное пошлой красивости – и хотя бы только поэтому кощунственное – подражание Пильняку, подражавшего, в свою очередь, Дос Пассосу, пробралось на страницы российского «журнала номер один» контрабандой. Но, с другой стороны, вся отечественная контрабанда, по отнюдь не утратившему актуальности слову Остапа Бендера, изготавливается в Одессе, на Малой Арнаутской. То есть в аккурат там же, где, по наблюдениям последнего времени, и выпускают «журнала номер один». На Малой Арнаутской – если не в географическом, то в идейно-тематическом смысле.

Почему так произошло с «Новым миром» – вопрос отдельный, и ответ на него лежит во фрейдистской плоскости, однако факт остается фактом: если в подавляющем большинстве других «толстяков» правит бал Малая Одесса, то в «журнала номер один» она практически на равных делит власть с Большой. А вот по какому ведомству – Большой Одессы или Малой – провели повесть «Ленинград», я не знаю. Скорее всего, по обоим сразу. Вот только к Ленинграду – и тем более к блокаде – эта литературно-музыкальная кадриль на костях никакого отношения не имеет.

Виктор Топоров
«Фонтанка.ру»

О других новостях в области литературы читайте в рубрике «Книги»