Война-2010

Девятого мая я возвращался с дачи к себе домой в Петербург. Ехал на автобусе по Приморскому шоссе. Где-то в районе Репино зашли две тетки лет пятидесяти – пятидесяти пяти. С размытыми лицами, выдававшими возраст и образ жизни. С ушедшими куда-то под воротник глазами. С георгиевскими ленточками на сумках.

Они уже отметили и теперь пытались добраться до дому. Точнее, одна из них добиралась, а другая – пыталась, поскольку без помощи первой даже в автобус забраться бы не смогла.

Тетки оплатили проезд у водителя, а затем с трудом проковыляли в заднюю часть салона и уселись прямо передо мной. Пока преодолевался сей нелегкий путь, бедняг мотало по проходу то влево, то вправо в строгом соответствии со всеми маневрами автобуса. При этом первая мужественно и целенаправленно двигалась к цели, тогда как вторая хваталась в отчаянии за ухо подвернувшегося ей под руку мужчины, заваливалась на сидевшую через проход от него девушку и лихо въезжала по носу сумочкой каждому, кто оказывался на её пути.

Мужчина «с ухом» страдалицу отодвинул, девушка испуганно шарахнулась. Миниатюрная женщина лет тридцати, оказавшаяся на пути сумки, вздёрнулась, подобралась и попыталась что-то сказать, но тётка вдруг притормозила, чуть обернулась в её сторону, поклонилась, насколько это возможно было без потери равновесия, и распевно произнесла: «Доброго Вам здоровья».

Женщина расслабилась и отвернулась, слегка одернув нервным движением коротенькую юбочку, сильно не достававшую до элегантных, крохотных сапожек на высоком каблуке. Не то чтобы она простила тётке чуть не пострадавший нос, но, скорее, продемонстрировала пассажирам свою принадлежность к иному социальному слою. Было бы с кем связываться!

В общем, тётки расположились передо мной, и я на какое-то время забыл про их существование. Вспомнил – когда проезжали мимо озера Разлив.

Страдалицу умотало от быстрой и не слишком аккуратной езды. В какой-то особо тяжелый для её желудка момент она нагнула голову, резко тряхнула от внутреннего спазма всем своим нескладным организмом и начала вываливать изо рта на пол автобуса, на сидение и на свою собственную юбку все то, чем недавно закусывала водочку.

По салону пошёл запах свежеизвергнутой рвотной массы, разлив которой на полу уже напоминал очертаниями контуры оставшегося за окном автобуса озера.

Сидевшие рядом пассажиры поджались и подобрали ноги, уступая дорогу растекавшейся по полу желтоватой жидкости. Кто-то вскочил и ушел вперед. Мужчина «с ухом» срочно бросился открывать верхний люк. Чуть не раздавленная недавно девушка вновь испуганно шарахнулась, но опять осталась на своем месте, не представляя, видимо, как следует поступать при таких бесцеремонных «наездах».

Женщина лет тридцати «с носом» на сей раз не выдержала и взорвалась:

– Ты что же это, дрянь такая, делаешь! Совсем оскотинилась. Люди же вокруг сидят. Дура! Дрянь! Сволочь!

Там много еще оказалось сказано такого, что не вполне удобно повторять. Все эти выкрики, собственно, не имели особого смысла, поскольку тётка на них не способна была ответить. Её жестоко колбасило, и с каждым новым поворотом лихо скользящего по Приморскому шоссе автобуса из перегруженного желудка извергалась очередная порция не переваренной до конца пищи. Трудно сказать, сколько она в этот день выпила, но закусила, судя по всему, неслабо.

Женщина «с носом» не унималась. Желтоватая жидкость уже подбиралась к её новеньким и тщательно отполированным крохотным сапожкам. Чем более беззащитной она оказывалась перед этим методичным наступлением, тем более резкой становилась словесная контратака.

Первая тётка, сперва смутившаяся из-за невоздержанности желудка своей подруги и больше всех пострадавшая от разлива желтоватой жидкости, решила, наконец, хоть как-то сгладить конфликт:

– Ну извините, пожалуйста. Видите, человеку плохо. Что Вы так на неё кричите? А если бы с Вами такое случилось?

Последняя фраза явно оказалась лишней. Женщина «с носом» была из представителей «офисного планктона». С ней ничего подобного ни при каких обстоятельствах случиться не могло. Худшее из того, что поражает «офисный планктон» – это колготки, поехавшие в том месте, где уже закончилась короткая юбочка, но еще не начались голенища высоких сапожек.

– Такси надо брать в таком состоянии. А лучше не нажираться по-скотски. Тогда и не будет плохо.

При самом поверхностном взгляде на тёток сразу становилось ясно, что возможность взять такси для них столь же невообразима, как невообразима для женщины «с носом» в сапожках возможность оказаться в подобном отчаянном состоянии. Это был диалог двух разных классов, и противоречие между классовым сознанием конфликтующих сторон явно смахивало на антагонистическое.

Согласно забытым ныне классикам дело неминуемо шло к революционной ситуации, при которой одна сторона не хочет терпеть происходящее, а другая, увы, не может остановить действие своего организма. Но вот в какой-то момент, когда очередной спазм задержался, а желудок перестал терзать несчастное горло, тётка-страдалица приподняла голову и в ответ на очередной выпад «офисного планктона» отчетливо произнесла: «Доброго Вам здоровья».

Интонации не было никакой, глаза её ничего не выражали, а желудок, слегка передохнувший, по окончании фразы вновь принялся за своё. «Озеро Разлив» на глазах становилось все более полноводным. Крохотные, элегантные сапожки ещё каким-то чудом держались посреди случайно образовавшегося полуострова, но с каждой новой волной угроза их чистоте и непорочности становилась всё более ощутимой. Они казались совсем беззащитными перед наступавшей на них желтой массой. Миниатюрная ножка была не больше ручищи тётки, гнавшей волну. Чувствовалось, что силы здесь явно неравны.

– Вот блин, – элегантные сапожки в последней отчаянной попытке сохранения status quo попытались удержаться на весу. Офисные коленки взлетели над проходом. Изящные колготки привлекли внимание мужчины «с ухом». В какой-то момент мне показалось даже, что красота женских ног спасёт мир, утраченный по причине неумеренного празднования Дня Победы.

Все замерли в напряжении. Классовый конфликт достиг кульминации. Мы быстро мчались по Приморскому шоссе. Оставшийся на обочине памятник «Ленин в Разливе» уткнулся в свою каменную рукопись и даже не подозревал, какие страсти кипят в проносящемся мимо него автобусе.

Однако ножки «офисного планктона» недолго держались на высоте. По-видимому, зарплаты хватало на сапожки и на колготки, но с фитнесом дело не задалось. Мышцы не выдержали, и тонкие каблучки опустились прямо посреди «Разлива», погнав в сторону тётки ответную волну. Мужчина «с ухом» громко ухнул, демонстрируя явное разочарование. Красота, не подкрепленная регулярными занятиями на тренажёре, оказалась бессильна перед злобой и несправедливостью мира.

«Планктон» с визгом вскочил и бросился в сторону водителя, извергая проклятия.

– Доброго Вам здоровья, – доносилось вслед позорно отступающему представителю крупного капитала.

– Ты, гадина, за это заплатишь! Юбкой своей будешь здесь всё вытирать!

– Доброго Вам здоровья, – желудок страдалицы, кажется, полностью опорожнился, и речь худо-бедно восстановилась. Хотя с сознанием было ещё плоховато.

– Сажают в автобус всякую шваль!

– Доброго Вам здоровья.

– Чтоб ты подавилась своей блевотиной!

– Доброго Вам здоровья.

Революционная ситуация, похоже, разрешалась самым неожиданным образом. С тех пор, как мы проехали каменного Ильича, идея непротивления злу насилием явно торжествовала над устаревшей теорией классовой борьбы. Сидел бы здесь Лев Николаевич – вот бы порадовался старик. Какая все-таки глыба! Какой матерый был человечище!

– Остановите автобус! Высадите её немедленно!

– Доброго Вам здоровья.

– Сколько ещё нам этой мерзостью дышать?

– Доброго Вам здоровья.

Всё то же отсутствие интонации. Всё тот же автоматизм ответа. Я подумал, что тётка, пожалуй, не в первый раз попадает в подобную ситуацию. И доброта, заложенная в её простой душе, привычно находит выход из трудного положения. Ударь её разъяренная «планктониха» по правой щеке – тут же подставит левую и скажет: «Доброго Вам здоровья». Если, конечно, от удара по щеке её желудок вновь не начнет извергать содержимое.

– Водитель, Вы зачем их сажали? Не видели, что ли, в каком они состоянии?

– Доброго Вам здоровья.

Тётка вряд ли способна была заметить, что обращались уже не к ней. Она как собачка Павлова реагировала на раздражитель. А раздражителем этим был голос «планктонихи», проигравшей битву, но при этом желавшей оставить последнее слово за собой, как принято у работников умственного труда.

– Приедешь, будешь сам это дерьмо выгребать, – пострадавшая от разлива женщина уже забыла, что собиралась взвалить эту работу на тётку, и теперь стремилась достать водителя. – Не сажай в автобус кого попало.

– Доброго Вам здоровья.

Водитель – молодой кавказец, нашедший, наконец, работу, где платят деньги вне зависимости от числа убитых террористов или федералов, – плохо понимал, как на всё это реагировать, а потому предпочитал молчать. Ему требовалось продержаться под словесным обстрелом минут тридцать-сорок. Не больше. До конечной, что у Финляндского вокзала.

Это была не его война.

Дмитрий Травин