Скандал по музыкальной части в Мариинке

Не так уж страшен чёрт, как его малюют – вот, пожалуй, главное впечатление после посещения премьерного «Севильского цирюльника» в Мариинке-3. Новоиспечённые критики и оперные интернет-сообщества наперебой сообщали о том, что некий сельский учитель якобы «уводил учеников» со спектакля, что кто-то кричал «позор», и так далее – короче, о «скандале». Если и вышел скандал, то сугубо по музыкальной части, уверен критик «Фонтанки».

На спектакле 20 апреля всё было тихо и спокойно: меньше чем половина зала вполне себе индифферентной публики – и сложилось впечатление, что 90 процентов зрителей находились вообще в полном неведении насчёт того, что в оригинале действие оперы происходит в Севилье XVII века.

Действительно, есть в этой постановке и панки с «ирокезами» на голове, и уличные девицы, и сумасшедшие в доме-госпитале Доктора Бартоло, и т. д., и т. п. Однако вся эта, если угодно, КВН-овская эстетика и атмосфера капустника воспринимается вполне органично: Мариинка-3 – это концертный зал, лишённый не то что бы достойной театральной машинерии, но даже задника и кулис; и буффонный стиль нисколько не противоречит духу россиниевской оперы-буффа. В отличие, кстати, от тех случаев, когда символы нашего времени и буффонада используются некоторыми режиссёрами в трагических операх (например, в «Лючии» или «Травиате»), где попытка «осовременивания» сюжета просто лишает смысла всё действие. В данном случае были и вполне удачные постановочные гэги, и хорошие игровые моменты – в комической опере, сюжетные коллизии которой легко предсказуемы даже для зрителя-новичка, это далеко не последнее дело.

Главным (и по сути, единственным) «проколом» режиссёра и художника-оформителя (В. Окунев) стало стремление к некоему эротизму в сцене первого появления Розины во второй картине. К сожалению, «дивно сложенные» девицы, как правило, поют на манер волнистых попугайчиков (и Анна Нетребко яркий тому пример) – те же дамы, что действительно умеют петь, зачастую далеки от внешних стандартов топ-модели. Кроме того, «сексапильность» женщине (особенно на сцене) придаёт не раздевание, а с тщанием и вкусом подобранный костюм. Чёрным корсетом-комбинашкой с чулками, беспощадно явив на всеобщее обозрение то, что надо бы было деликатно завуалировать, постановщики добились эффекта прямо противоположного: эротики там было даже меньше, чем в деревенской бане.

Тем не менее, повторюсь: постановка никоим образом не раздражала и тем более не «шокировала»: во-первых, в силу выдержанности избранной стилистики, а во-вторых – отсутствием той пошлости, на которую так щедры все нынешние «модные оперные режиссёры».

«По замыслу действие оперы у нас происходит в некоем современном европейском городе, может быть, Севилье, может быть, Амстердаме или Лионе, – это не суть важно. Это условный город, в котором подчеркнуты, гиперболизированы некие общие подробности городской жизни. Нам важно было создать атмосферу, немножко странную, гротесковую, чем-то напоминающую фильмы Феллини», – написал Алексей Степанюк в «эпиграфе» к спектаклю. Город, действительно, вышел довольно условным, однако… абсолютно советским. И дело здесь даже не в том, что опера исполнялась по-русски (хотя, на мой взгляд, было бы резоннее давать по-русски только речитативы); «совок», что называется, пёр из всех щелей, в первую очередь – от музыкального воплощения партитуры.

Вот и приспела пора поговорить о грустном. Во-первых, оркестр: во главе его стоял некий Гавриэль Гейне – американец, с трудом закончивший московскую Консерваторию по классу виолончели. Так и не сумев подружиться с инструментом, Гейне взялся за дирижирование – и в 2007 году пополнил отряд тех посредственностей, которых В. Гергиев привлекает в качестве «репетиторов» с тем, чтобы на их фоне казаться исполином дирижёрского искусства. Уже во время исполнения увертюры вспомнилась детская «чернушка»: «Поезд "Москва-Воркута" отъезжал, Голову деду дверями зажал. Тронулся поезд. Дед побежал. Долго я взглядом его провожал…» – ударные, уподобившись тому самому деду, отставали от всего оркестра катастрофически: на полтакта, на такт. По ходу исполнения стали «отставать от поезда» и медные, и дерево – а струнники просто категорически не хотели играть вместе. Разъезжались ансамбли, оркестр «урезáл марш»… Понятно, что на этот момент лучшие силы театра уже десантировались в Москву на очередной плохоосмысленный фестиваль – однако не ресторанные же лабухи «в лавке» остались?..

Исполняющий обязанности звезды детского музыкального театра «Зазеркалье» Станислав Леонтьев, занятый в спектакле в партии Альмавивы, в начале своей выходной арии-серенады «Ecco ridente in cielo» (которая на сей раз звучала, как «Скоро восток золотою ярко заблещет зарёю», напомнив ветхозаветные записи Лемешева и Козловского) пошёл на верхнее «ре» – и не взял, громко кукарекнув. В финале арии пошёл на «до» – и вновь киксанул. Так что вечно соревновавшиеся по длине фермат на вставных нотах Лемешев и Козловский, будь они живы-здоровы, могли бы спеть вслед за Борисом Гребенщиковым: «Где та молодая шпана, что сотрёт нас с лица земли? Её нет, нет, нет…».

Совершенно «никаким», пустым Бартоло был Николай Каменский и полным недоразумением – Илья Банник в роли Дона Базилио: его совещательный голос был едва слышен даже в комплиментарном по отношению к голосам зале Мариинки-3. Также невразумительно что-то бормотал себе под нос Андрей Карабанов в партии Фиорелло.

Очень хорошее впечатление оставил Фигаро в исполнении беспроблемного в вокальном отношении и необыкновенно актёрски подвижного Владимира Мороза. Что же до героини вечера, то ей стала Розина: Анна Маркарова великолепно исполнила эту партию, показав интересный по тембру голос с великолепными верхами, ровный и «сочный» от верха до низа.

В общем – далеко не самый плохой спектакль из тех, что были показаны на этой концертной сцене. Жуткий уровень оркестра, конечно, преизрядно подпортил впечатление – «упоительный Россини» был сыгран так, что лично я понял: столько, чтобы принять подобное исполнение хотя бы за удовлетворительное, я никогда не выпью. А что касается вокала – то «Цирюльник» по-русски (кстати, наряду с «Фаустом» и «Риголетто») ещё долго пребудет «советской» оперой: и мало-мальски приближенный к оригиналу вариант итальянского у нас в стране по-прежнему существует только в двух видах: оцифрованном или на виниле.

Кирилл Веселаго,
«Фонтанка.ру»