Медвежий год

2 марта 2008 г. мы обрели Дмитрия Медведева в качестве президента РФ. Однако миновавший с тех пор год можно назвать медвежьим не столько из-за фамилии нового главы государства, сколько из-за того, что происходило в российской экономике. Медвежья игра на бирже (т.е. игра на понижение) за время президентства Дмитрия Анатольевича постепенно охватила большинство сфер нашей жизни. Вниз пошло все: от рубля и валового продукта до делового оптимизма элиты и народной уверенности в завтрашнем дне.

– Пора подумать о завтрашнем дне.
– И впрямь, каким оно будет, завтрашнее дно?
Этот незамысловатый анекдот становится в последнее время все более популярным. Грустная ирония приходит тогда, когда люди не видят радужных перспектив. Так было во времена прославляемого ныне брежневского застоя. Так складываются настроения и сейчас.

Впрочем, наша экономическая медвежья болезнь парадоксальным образом не ассоциируется в сознании с президентом Медведевым. Личный стиль Дмитрия Анатольевича отчетливо прослеживается лишь в ярких словесных формулировках («Свобода лучше, чем несвобода») и в демократичных символических актах (встреча с Михаилом Горбачевым), но не в делах. Дела все остаются исключительно в ведении Владимира Владимировича.

У современных кремленологов принято говорить о так называемой борьбе между «башнями Кремля». Под этим подразумевается столкновение интересов влиятельных лиц, приведенных во власть Владимиром Путиным. Игорь Сечин, Сергей Иванов, Алексей Кудрин, Владислав Сурков ощетинились зубцами и смотрят друг на друга через бойницы. В этом смысле Медведева можно сравнить со Спасской башней. Она, вроде бы, считается у нас главной. Именно на ней «висят» красивые часы. Именно ее нам регулярно показывают на Новый год. Именно возле нее покоятся останки вождей недавнего прошлого. Но по сути своей Спасская башня – лишь первая среди равных.

Иное дело – колокольня Ивана Великого. Она стоит в центре и возвышается над всем Кремлем. Если Медведев – это, условно говоря, Спасская башня, то колокольня – это Путин. Рявкнет со своей высоты, вдарит во все колокола – каждая башня встанет по стойке «смирно». Не исключая и Спасской.

Не только все внешнеполитические решения (в частности, война с Грузией), но и решения экономические за минувший год были выдержаны в стилистике Путина. С одной стороны, вполне грамотная финансовая стратегия и осторожная, чуждая авантюризму монетарная политика. С другой – чрезмерно дорогостоящее покровительство близким к Кремлю олигархическим компаниям, сочетающееся с такими разносами бизнесу, после которых капитал в панике бежит из России аж до далекой бухты Тимбукту.

Медведев несколько раз за минувший год произносил правильные слова о том, что нельзя кошмарить бизнес, тогда как Путин его время от времени весьма энергично кошмарил. В частности, довольно четко прослеживается то, что медвежья игра на бирже в России началась не с Медведева, а с наезда, сделанного Путиным на металлургическую компанию «Мечел».

Стал бы кошмарить этих бедолаг сам Медведев, будь он полноправным правителем, сказать пока трудно. По четным числам он у нас – либерал, по нечетным – верный путинец. Как это сочетается в одной голове, известно лишь самому Дмитрию Анатольевичу. Однако в некоторых случаях за цветистыми словесными оборотами президента внимательный взгляд способен различить его истинные экономические воззрения. В частности, один любопытный пассаж из книги его бесед с Николаем Сванидзе позволяет понять, почему кризис у нас сегодня оказался чрезвычайно глубоким и ударил не столько по ТЭКу, сколько по машиностроению.

Медведев с энтузиазмом описывает интервьюеру завод Ижмаш, где происходит сборка автомата Калашникова. В одной половине цеха работают по старинке – как 40 лет назад. А в другой – полная автоматизация, производительность труда раз в пятьдесят больше, и управляет всем этим мальчишка лет двадцати двух. Медведев в восторге от подобной модернизации.

И впрямь, казалось бы как здорово, что государство вложило деньги в приобретение пяти феноменальных сборочных агрегатов, каждый стоимостью 1,5 – 2 млн. евро. Беда лишь в том, что подобные вложения ориентировались на представления, будто страна всегда будет богата и никогда не иссякнет приток нефтедолларов в нашу экономику. А сейчас мы видим, что в ходе нынешнего кризиса катастрофическое падение производства зафиксировано именно в машиностроении. Возможно, Калашниковы еще сохранят свой рынок за счет спроса со стороны «горячих точек», но вот десятки и сотни других производств, созданных исходя из ложных ориентиров эпохи процветания, сегодня гибнут. Причем чем выше были там производительность труда и техническая оснащенность, тем больше оказываются масштабы падения.

Рыночная экономика – явление более сложное, чем представляется даже самым образованным нашим вождям. Они полагают, будто у них все под контролем. Но стоит условиям измениться, как тщательно выстроенная вертикаль начинает разваливаться под воздействием непредусмотренных факторов.

Дмитрий Травин- научный руководитель Центра исследований модернизации Европейского университета в Санкт-Петербурге