В российский прокат вышел еще один фильм из оскаровского списка – «Сомнение». О том, почему сыгравшую здесь Мерил Стрип обделили «Оскаром» и как после просмотра «Сомнения» следует относиться к человеческим порокам, задумался кинокритик «Фонтанки».
Смотреть «Сомнение» – картину престарелого пулитцеровского лауреата Джона Патрика Шенли, экранизировавшего свою же пьесу, стоит уже хотя бы ради Мерил Стрип и Филипа Сеймура Хоффмана. Уж больно они хороши в ролях противостоящих друг другу монахини, директорствующей в приходской школе, и местного священника. Она в лучших традициях англосаксонской литературы драконит учителей и учеников, он – произносит прекрасные проповеди и вообще душа-человек. Она запрещает детям писать шариковой ручкой, потому что почерк портится, а он объясняет мальчикам, как ухаживать за девочками. Она – защитница религиозной традиции, он – за то, чтобы церковь повернулась лицом к людям.
При этом она втихаря заботится о слепнущей коллеге, а он – смешной, белобрысый и толстый. Условность конфликту добавляет и то, что на дворе не викторианская Англия, а Нью-Йорк шестидесятых годов ХХ века. Трудно, знаете ли, воспринимать всерьез женщину, пусть и монахиню, которая в эпоху сексуальной революции носит большой черный чепец. К тому же временами Мерил Стрип так надоедает изображать злюку, что она начинает откровенно комиковать – грозно поводит носом и вытягивает шею, как гусыня. В общем, всем бы таких «строгих» учителей.
Но в конфликт между странной парочкой включаются посторонние – молоденькая монашка (Эми Адамс) и единственный чернокожий ученик (Джозеф Фостер), которого священник опекает. По мнению директрисы, слишком рьяно – вызывает к себе во время уроков, берет за руку. Да и на прошлом месте работы, то бишь службы, у священника уже была какая-то странная история. И вообще он человек не без слабостей – ухоженные ногти, и чай пьет с тремя кусками сахара.
В какой-то момент нелепость претензий очкастой директрисы к душке священнику становится настолько преувеличенной, что наблюдать за этим уже откровенно скучно. Ощущаешь себя, как в кукольном театре, когда дети хором подсказывают главному герою, кто хороший, а кто – плохой, а он, дурашка, не слышит. Тем более, что при всей прозрачности намеков и конкретности обвинений страшное слово «педофилия» не произносится ни одним из персонажей.
Но соблазна свести всю историю к поединку между ретроградкой, уверенной в изначальной греховности человеческой природы, и вольнолюбивым священником, отпускающим рискованные шутки («У вас есть право пригласить девочку на танец, у нее – оказаться. - А если они все откажутся? - Тогда можете стать священником»), удается избежать. Более того, под старомодной, театральной манерой Шенли кроются не пустопорожние рассуждения о том, может ли священник говорить с церковной кафедры о допустимости сомнения и стоит ли церкви запрещать снеговиков, как элемент язычества. Со смелостью, которой могут позавидовать иные реформаторы искусства, фильм ставит зрителя перед вопросом: где проходит граница между суровостью и жестокостью, добротой и распущенностью? Что правильнее – подозревать грех в самых невинных человеческих желаниях или говорить с детьми на одном языке, рискуя подвергнуться соблазну оступиться. И самое главное – как не впасть в соблазн? Последнее в равной степени относится как к герою Хоффмана, так и к героине Стрип.
Неизбежный в «Сомнении» вопрос «А был ли мальчик?» усложняет мамаша виновника скандала – с шокирующей откровенностью рассказывает директрисе, что дома ее сына бьет отец, а священник – единственный человек, который был добр с ее сыном. И ей нет дела до причин этой доброты. И вообще, с ее сыном не так все просто, как кажется. Ее монолог занимает совсем немного времени, но вполне достаточно, чтобы номинировать исполняющую эту роль Виолу Дэвис на «Оскар». Этот фильм вообще оказался богат в плане актерских работ – кроме Стрип и Дэвис, на «Оскара» претендовали Хоффман и Эми Адамс.
И совершенно понятно, что ни один из этих актеров не мог унести из голливудского кинотеатра «Кодак» золотую статуэтку – уже давно американская киноакадемия не сталкивалась с таким радикализмом содержания, прячущимся под столь консервативной формой.
Елена Некрасова,
«Фонтанка.ру»