НЕСГОРАЕМАЯ МОСКВА, НЕПОТОПЛЯЕМЫЙ ПЕТЕРБУРГ (фото)

Сложные и неоднозначные взаимоотношения Москвы и Петербурга были предопределены самим фактом внезапного появления Петербурга на исторической карте Российского государства. Напряженность в отношениях подметил и городской фольклор обеих столиц.

Сложные и неоднозначные взаимоотношения двух русских столиц на протяжении последних трех столетий отечественной истории были предопределены самим фактом внезапного появления Петербурга на исторической карте Российского государства - фактом, который уже сам по себе явился непростительным вызовом патриархальной, стареющей Москве. Проклятие, исторгнутое Евдокией Лопухиной: «Санкт-Питербурху пустеет будет», стало краеугольным камнем прочного фундамента трехвекового противостояния двух столиц. Такая непримиримая враждебность к новой столице стала, кажется, первой фольклорной реакцией на отношения двух городов.

Случайные попытки примирить или хотя бы сблизить эти полюсы мировоззрения, как правило, начинались с курьезов и заканчивались провалом. Не мудрствуя лукаво, некий поэт предложил строить дома в Петрограде и Москве исключительно вдоль линии Октябрьской железной дороги. Через десять лет оба города должны были слиться в один, с центральной улицей - «КузНевским проспектом». От этого «петербургско-московского гибрида» в фольклоре остался неуклюжий топоним для нового административно-территориального образования, - «Петросква».

Ни формально, ни фигурально объединить две столицы не удается. Практически нет ни одной фольклорной записи, где бы при упоминании этих двух городов-антиподов не была бы подчеркнута их полярная противоположность. Купеческое высокомерие Москвы столкнулось с аристократическим максимализмом неофита. Владимир Даль записывает пословицу: «Москва создана веками, Питер - миллионами». Затем эта пословица, передаваясь из уст в уста и совершенствуясь, приобретала новые варианты. Один из них наиболее точно отражает суть межстоличных противоречий: «Москва выросла, Петербург выращен». Вот этого-то, как оказалось, и было невозможно простить юному выскочке, посягнувшему на лидерство.

Даже в середине XIX века, через полтора столетия после основания Петербурга, москвичей не покидала тайная надежда, что «Петербургу суждено окончить свои дни, уйдя в болото». Лозунгом, целого направления русской общественной мысли середины XIX века - славянофильства - было: «Да здравствует Москва и да погибнет Петербург!» А ведь славянофильство исповедовали такие деятели русской культуры, как братья Аксаковы, Хомяков, Тютчев.

После такого принципиального выпада Москвы начался, что называется, обмен любезностями, длящийся с переменным успехом до сих пор. Петербург обозвал Москву «большой деревней», а москвичей - «пролетариями». При этом петербуржцы всегда были в полной уверенности, что «при упоминании о северной столице у членов правительства меняются лица» и «по ком промахнется Москва, по тому попадет Питер». Хотя, как посмотреть, бывало и наоборот: «В Москве сруб срубят, а в Питер стружки летят».

Спор шел не о привилегиях, а о приоритетах. Выражаясь метафорически, речь шла о символе веры. Среди петербургских пословиц значительное место занимают такие: «Питер - голова, Москва - сердце»; «Питер - кормило, Москва - корм»; «Новгород - отец, Киев - мать, Москва - сердце, Петербург - голова» и «Москва - сердце России, Питер - ум, а Нижний Новгород - тугой карман».

Во второй половине XIX века, особенно после того, как в разговор о столицах активно включились Добролюбов, Герцен, Белинский, Гоголь, афористические оценки которых вошли в золотой фонд петербургского фольклора, анатомический ассортимент частей человеческого организма в сравнительном анализе достоинств и недостатков двух столиц заметно расширился: «Москва - от сердца, Петербург - от головы»; «Москва - голова России, Петербург - ее легкие». Надо полагать, легкие, которыми Россия дышит свежим воздухом мировой цивилизации.

Щеголеватый и деятельный Петербург в фольклоре, скорее всего, интуитивно, но все-таки противопоставляется чинной и обстоятельной купеческой Москве. Мало того, что «В Москве место красит человека, в Петербурге - человек - место», так еще: «Москва женского рода, Петербург - мужского».

В XIX веке население Петербурга составляли чиновники правительственных ведомств, офицеры гвардейских полков, студенты университета и кадеты военных училищ, фабричные и заводские рабочие. Более двух третей жителей - мужчины. Но и в 1970-х годах, когда этой разницы уже давно не существовало, в городе бытовала пословица: «В Ленинграде женихи, в Москве невесты». И это не было данью традиции. Скорее всего, речь шла уже не о численности женихов и невест, а об иных различиях юных претендентов на брачный союз. Высоко ценились просвещенность и образованность, внутренняя культура и цивилизованность молодых ленинградцев, с одной стороны, и пресловутая домовитость московских красавиц - с другой.

В анекдоте более откровенно, чем в пословице, расставлены территориальные акценты. В трамвай входит дама. Молодой человек уступает ей место. «Вы ленинградец?» - спрашивает дама. - «Да, но как вы узнали?» - «Москвич бы не уступил». - «А вы москвичка?» - «Да, но как вы узнали?» - «А вы не сказали мне «спасибо».

Петербург в короткий срок превратился в один огромный созидательный цех, где все работают или служат, во всяком случае что-то делают, совершают поступки. Деятельность, как таковая, становится знаком Петербурга, его символом. В свое время возникло не известное до того на Руси социальное явление: появились встречные миграционные потоки российского люда. В Петербург на работу, в Москву - на покой. На Руси такие миграционные процессы не были результатом свободного выбора, чаще всего они носили принудительный, подневольный характер. Один из указов Петра гласил: «Беглых солдат бить кнутом и ссылать в новостроящийся город Санкт-Петербург».

Градус кипения общественной жизни в Петербурге был значительно выше московского. Набор развлечений, предлагаемых северной столицей, оказывался шире, разнообразнее и предпочтительнее унылой росписи знаменитых старосветских обедов и обязательных воскресных семейных слушаний церковных проповедей под неусыпным приглядом московских тетушек. В Вологодской, Архангелогородской и других северных губерниях бытовала недвусмысленная пословица: «В Питер - по ветер, в Москву - по тоску». Даже гастрономические изыски иноземного происхождения работали на современный имидж Петербурга: «В Москве пьют чай, в Петербурге - кофе».

В Питере было вольготней и проще. В арсенале петербургской городской фразеологии есть пословица: «Москва живет домами, Петербург - площадями», и ее более поздний вариант: «Москвичи живут в своих квартирах, петербуржцы - в своем городе». Даже уголовный мир двух столиц устроен по-разному. Если верить питерско-московскому фольклору: «В Москве воруют в домах, в Петербурге - на площадях».

Жизненный ритм новой столицы напрочь опрокидывал привычные представления о бытовавшем на Руси традиционном укладе. В Петербурге, как, впрочем, и в Москве, рано вставали. Но ни сам факт раннего подъема, ни следствие этого факта в обеих столицах не были тождественны. Москва шла к заутрене, Петербург - на государственную службу. Именно это безошибочно сформулировано в фольклоре: «В Москве живут как принято, в Петербурге как должно»; «Петербург будит барабан, Москву - колокол». И это вовсе не значит, что в Петербурге отсутствовали церкви. К началу XX века их насчитывалось ни много ни мало более шестисот. Но, как верно отмечено в фольклоре, не они определяли биение общественного пульса столицы. Главное состояло в том, что «Москва веселится, Петербург служит».

Как мы хорошо знаем, в 1930-х годах Москва мрачно торжествовала очередную победу над вольнолюбивым и независимым Питером. В какой-то степени дух ленинградцев был сломлен. Изменился менталитет. В летопись взаимоотношений двух городов фольклор вписывает одни из самых горьких и унизительных пословиц: «В Москве чихнут, в Ленинграде аспирин принимают»; «В Москве играют, в Ленинграде пляшут». И что самое удивительное, начали усиливаться уничижительные нотки непротивления: «Чем бы Москва ни тешилась, лишь бы питерцы не плакали».

Ситуация начала меняться только к середине 1990-х годов. Забрезжила надежда. Петербургские газеты обратили внимание на то, что «едва ли не от каждой посещавшей нас зарубежной делегации» можно было услышать тезис, выраженный в подчеркнуто пословичной форме: «Петербург - не первый, но все-таки и не второй город в России». В радио- и телевизионных передачах все чаще озвучивалась давно забытая формула «обе столицы». И, наконец, появился анекдот с очевидными признаками былого достоинства и самоуважения: «Передаем прогноз погоды. Завтра в Москве ожидается один градус. В Петербурге - совершенно другой».

Ничтожная разница в один градус требует уточнения. Вот сценка в московском метро, увиденная глазами фольклора. «Простите, вы случайно не петербуржец?» - «Нет». - «А может, у вас родственники в Петербурге?» - «Нет». - «Друзья?» - «Нет». — «Сослуживцы?» - «Нет». - «Так сойди с моей ноги, козел». А вот другой анекдот - о москале, приехавшем в Петербург. Он долго восхищается архитектурой северной столицы, белыми ночами, петергофскими фонтанами. «Скажите, а в Москве есть какие-нибудь дворцово-парковые ансамбли?» - спрашивают его петербуржцы. - «В смысле?» - «Ну, вот у нас Петергоф, Стрельна, Ораниенбаум, Царское Село, Павловск, Гатчина. А у вас?» Москаль долго думает и наконец неуверенно произносит: «Ну, Барвиха...»

Кто они, москвичи, в глазах петербуржцев с точки зрения питерского городского фольклора? Сегодня благодаря новым, в первую очередь экономическим, финансовым и массмедийным московским структурам с огромной, развитой сетью филиалов, в Петербурге появились коренные москвичи. Это банкиры, финансисты, руководители средств массовой информации, или попросту «пришельцы с Москвы-реки», как их окрестили в фольклоре. Коллеги по бизнесу, товарищи по работе. Но это - чисто внешняя сторона проблемы. А как же с более глубокими кровными или родственными связями? «Кто москали петербуржцам? - восклицает автор одного интернетовского анекдота. - Друзья или братья?» - «Конечно братья. Друзей не выбирают».

Социологический опрос, проведенный в Петербурге, выявил неожиданный, казалось бы, результат. На вопрос: «Хотели бы вы или нет, чтобы Петербург стал столицей России?» - абсолютное большинство петербуржцев ответило категоричным «нет». Причем в рамках опроса вольно или невольно была предпринята очередная попытка реанимировать давний диалог «обеих столиц». В той же анкете был задан вопрос подросткам. Специфическая лексическая конструкция вопроса провоцировала адекватный ответ: «Считаете ли вы, что Санкт-Петербург - это самый крутой город России?» - «Йес!!! - ответили подрастающие петербуржцы. - Ясное дело, Питер - круче. И клевее. И кайфовее. Москва - ботва!»

Ну что ж, москвичи, вероятно, думают иначе...

А спор, начатый в 1703 году, между тем продолжается. Памятуя о том, что Москва почти что за девятьсот лет своей славной истории не однажды сгорала дотла, каждый раз, как птица Феникс, возрождаясь из пепла, а Петербург не раз выходил победителем в жесточайшей битве с морской стихией, городской фольклор, надо полагать, общими усилиями и того, и другого города ввел наконец единую формулу существования обеих столиц: «Несгораемая Москва, непотопляемый Петербург».

Наум Синдаловский

Полный текст статьи читайте в газете «Ваш Тайный советник» N2, 2003