«Мы видим, что там есть низлежащая живопись». Русский музей показал прибывшие из Таганрога картины, поврежденные взрывом

В корпусе Бенуа Русского музея 22 августа было людно, несмотря на выходной. Накануне сюда с юга России привезли ящики с пострадавшими экспонатами. По музейным правилам, дав им отстояться денек, специалисты открыли их при прессе. В Петербург отправили, как это бывает и с травмированными людьми, самых тяжелых «пациентов». Реставраторы успокаивают: «Ни одно произведение не будет утрачено». В этом сомнений нет. Но интересно, что комплексная реставрация, которую предстоит провести, уже обещает научные открытия.

Боевые действия ворвались в жизнь музея, который чужим Петербургу не назовешь, меньше месяца назад — 28 июля.

«Таганрогский художественный музей подвергся ракетной атаке и был разрушен — не полностью, но та часть музея, которая разрушена, не подлежит восстановлению, и будет новое строительство, — рассказывает директор Русского музея Алла Манилова. — Три сотрудника получили серьезные травмы, они выздоравливают, и мы, когда они восстановятся, их обязательно пригласим сюда, в Петербург, в Русский музей. Но очень серьезные травмы получили и музейные вещи. Собрание Таганрогского художественного музея очень сильное, богатое. Антон Павлович Чехов принимал непосредственное участие в создании этого музея, который был открыт в самом конце XIX века, и основой его коллекции в значительной степени является коллекция выдающихся русских художников рубежа XIX — ХХ веков. Поэтому, к сожалению величайшему, выставка, которая в Таганрогском музее так и называлась — "Золотые имена Серебряного века" — пострадала более всего».

Далее решения принимались молниеносно. Музей в Таганроге богат искусством, но не оборудованием, не материалами и не специалистами-реставраторами. Тем более когда речь идет о таких «травмах» картин, с которыми многим современным реставраторам работать ранее не приходилось.

«После звонка в Таганрог не было тени сомнения, что нужно срочно выезжать, — восстанавливает ход событий главный хранитель Русского музея Ольга Бабина. — И когда мы об этом сказали сотрудникам, реставраторам, они в едином порыве выехали на место. Решения принимались быстро, спонтанно. И потом только мы задумались, что нужны средства, потому что музей у нас государственный, и мы не можем нецелевые расходы себе позволить. И мы благодарны "Газпрому", который точно так же быстро откликнулся на предложение оказать содействие».

Среди тех, кто выехал на место, был завотделом технологических исследований Сергей Сирро. Его главный вывод из увиденного — необходимо на федеральном уровне разработать механизм действий реставраторов в подобных ситуациях.

«У нас Белгород, Курск, Брянск находятся очень близко [к зоне СВО], — рассуждает он. — В принципе, любой из крупных музеев — краеведческих, художественных, памятники архитектуры, культуры — под угрозой. Поэтому нужно выработать какой-то механизм реагирования на подобные катастрофы, чтобы [специалисты могли] приехать и оценить состояние памятника, что ему нужно — консервация, реставрация, помощь каких реставраторов требуется, можно ли переместить эти памятники куда-то или же можно на месте их отреставрировать. Подобный механизм предлагался достаточно давно, еще в 2006 году было первое предложение у МЧС. Тогда мы с коллегами из РНБ после того как в Косово произошли разрушения православных церквей, говорили, что хорошо бы на случай техногенных катастроф, каких-то природных и военных конфликтов иметь какую-то выездную группу, очень мобильную, которая могла бы за 1–2–3 дня приехать на место, оценить размер бедствия и дать какие-то рекомендации. Ну и вот сейчас мы оказались в такой ситуации, о чем года полтора назад подумать не могли. И, мне кажется, всё музейное сообщество, министерство культуры должны работать в этом направлении и понимать, как нам действовать».

В Таганрог специалистам со всем оборудованием пришлось ехать больше суток — на поезде. Впечатления были грустные.

«Там вывернуло стену, она была проломлена, внутри все конструкции смяло временные, — все-таки выставка не подразумевает каких-то бронированных стекол, сложных металлических конструкций, — вспоминает он. — Очень хорошо, что там не было посетителей — буквально минут за 10–15 ушли дети, подростки. То есть пострадало только три человека из обслуживающего персонала. Один человек был в больнице, когда мы уезжали».

Реставраторы прямо на месте сделали профилактические заклейки поврежденных фрагментов.

«Мы привезли с собой полный набор инструментов, у нас было два здоровенных кофра, мы не знали, что увидим, поэтому везли полный комплект, — продолжает Сергей Сирро. — То есть мы не зависели от того, будет на месте что-то или нет. Единственное, что — розетка нам была нужна и стол ровный. Это нам предоставили. Всё остальное мы привезли свое, тут же оценили состояние сохранности, зафиксировали, подготовили к транспортировке. После этого их можно было упаковывать и доставлять в Русский музей, не боясь, что они при перевозке начнут осыпаться, увеличатся разрывы, повреждения красочного слоя и так далее».

Таганрогский художественный музей, с его слов, располагает только одним реставратором, который просто физически не в состоянии отслеживать состояние тысячи картин, в том числе сложных в плане сохранения. Поэтому, изучив повреждения, в Русском музее поняли, что время навредило экспонатам не меньше взрыва («Там есть провисания холста, кромки рваные, которые нужно менять, выкрошки, которые явно случились не от взрыва, а просто от времени»), и приняли решение провести полную реставрацию. У этого будет и еще один бонус.

«Мы получим массу интересной информации о том, что скрывается под красочным слоем, — говорит Сергей Сирро. — Мы глазами видим, что там есть низлежащая живопись, первоначальные композиции, неизвестные нашим коллегам. То есть это будет исследовательская реставрационная миссия».

По окончании работ проведут ряд выставок, на которых расскажут в том числе и о том, что увидели реставраторы. Первая будет в Петербурге, потом — в Ростове и Таганроге. Но, возможно, картины покажут и в других городах — если на то будет спрос. Сама реставрация по большей части должна завершиться в текущем году.

Среди прибывших в Петербург работ — произведения Виктора Борисова-Мусатова «Изумрудный шарф» и «Терраса», «Терраса» Константина Коровина, «Благословление Ревекки» Анри (Генриха)-Фредерика Шопена, «Портрет Е. П. Домогацкой» Екатерины Гольдингер, «Дама в белом» Александра Леонтовского, «Маки» Серафимы Блонской и эскиз Валентина Серова к опере «Юдифь».

При распаковке экспонатов, бережно проложенных компенсирующими вибрации материалами, самую большую печаль реставраторов чисто на эмоциональном уровне вызвала расколотая скульптура — «Портрет мальчика» Христофора Геворкяна (1960).

«Со скульптурой чуть посложнее, потому что изначально считалось, что она на две части распалась, голова отлетела от постамента, а на самом деле, при хорошем подробном осмотре оказалось, что отколоты уши, мочки, есть загрязнения, есть сколы на волосах, — комментирует Сергей Сирро. — Но это только одна вещь, и хорошо, что она рассыпалась не на кусочки, что нет декоративно-прикладного искусства, стекла, фарфора, который бы разлетелся в мелкое крошево. Потому что очень сложная проблема: после волны было такое количество мусора и осколков на полу! [Сотрудники] говорят: «Если б мы знали, мы бы поискали эти мраморные кусочки, которые отлетели!»

Помогать Таганрогскому музею будут — и уже начали — всем миром. Отечественная транспортная компания бесплатно довезла произведения до Петербурга. По художественным музеям страны брошен клич, кто готов помочь с развитием сокровищницы какими программами, опытом, возможностями. Например, в том же Русском музее уже мечтают помочь открыть детский музейный центр и большую музейную библиотеку.

Но главное, конечно, реставрация. Конечно, и в других городах страны есть достойные специалисты и технические возможности, но с тем, что за экспонаты взялся именно Петербург, — Таганрогу повезло.

«Реставрационная школа Русского музея славится особенно, эта школа поистине петербургская. — говорит Алла Манилова. — Петербургская школа предполагает настолько деликатную работу с повреждениями, чтобы, условно, через 100–200 лет наши потомки захотели снять наш реставрационный слой и увидели подлинность того, с чем мы сегодня работаем».

Как рассказал «Фонтанке» начальник службы реставрации музейных ценностей Евгений Солдатенков, при реставрации произведений из Таганрога будут задействованы три отдела Русского музея — отдел станковой масляной живописи, отдел реставрации живописи смешанных техник и реставрация каменной и гипсовой скульптуры. При этом, с его слов, на графике работы реставраторов внеплановые работы никак не скажутся, сдвигать по срокам восстановление картин из собственного собрания не придется.

Алина Циопа, «Фонтанка.ру»