От крысы и быка до часов Кутузова. Эрмитаж показал необычных хранителей времени

Когда идешь по залам Эрмитажа, кажется естественным, что все часы в экспозиции музея исправны. Но чтобы старинные механизмы функционировали, их постоянно обслуживают и заводят вручную специалисты Лаборатории научной реставрации часов и музыкальных механизмов, что вот уже тридцать лет функционирует в музее. До конца года в Реставрационно-хранительском центре «Старая деревня» открыта выставка, на которой собрано около полусотни чудес техники XIV-XIX веков, ими восстановленных.

Золотой глобус, мини-орган, шкатулка, птичка в чемоданчике, похожий на градусник настенный прибор с маленькой порхающей бабочкой, — далеко не все экспонаты здесь даже выглядят как часы, а уж понять время по некоторым невозможно при всем желании.

Например, сразу у входа на стене — темная вертикальная полоска из дерева, японский хронометр XIX века, мерой измерения в котором являются не часы, а «стражи». Так называют в Азии 12 неравных промежутков времени, каждому из которых соответствует какое-либо животное (крыса, кролик, лошадь, петух). Эта система была актуальной на Востоке еще в середине XIX века.

По словам завлабораторией Михаила Гурьева, этими часами сотрудники занялись впервые, и работы было много: с XVI века они претерпели множество изменений, и вернуть оригинальный вид было сложно.

«Эти часы — ленточные, то есть стрелка (указатель) ползет по шкале, которая не скомпонована в круг, а растянута в ленту», — поясняет один из кураторов выставки, хранитель фонда научных приборов и инструментов Григорий Ястребинский.

Еще одни часы, по которым не понять времени, — сферические солнечные часы мастеров Инструментальной палаты Санкт-Петербургской Академии наук Исаака Брукнера и Петра Голынина, преподнесенные императрице Анне Иоанновне в 1735 году. Дело в том, что солнечные часы, в отличие от механических, время измеряют, а не просто хранят. И поэтому механические часы в Зимнем дворце периодически сверяли по солнечным.

«Это произведение зари нашей инструментальной палаты академии наук, — показывает на экспонат Ястребинский. — Мы привыкли, что у солнечных часов есть гномон, который отбрасывает тень, а здесь солнечные часы — сферические, и гномон тень не отбрасывает. Он вместо этого снабжен диоптром, который после того, как часы будут ориентированы по сторонам света, по меридиану надо будет сместить. Там есть календарная шкала, и надо, чтобы диоптр находился в нужном ее месте. После этого всю конструкцию — меридиан, на котором размещен гномон с диоптром, и еще два меридиана, — надо вращать рукой до того, как в диоптр — маленькое отверстие — не попадет солнечный луч. Там есть часовая шкала и два круга, которые разделяют земной шар на освещенную и темную часть, и мы можем считать время в любой точке земного шара. Фактически, здесь уже применена система часовых поясов».

Солнечными часами для сверки времени в часах механических пользовались вплоть до изобретения высокоточного хронометра. Такой также представлен на выставке в «лице» регулятора работы мастерской Бернгарда Флориана. Подобные часы с годовым заводом были во второй половине XIX века главными часами Зимнего дворца.

«Часы были дорогим, и поэтому «не для всех» предметом, — рассказывает Григорий Ястребинcкий. — Но они были нужны не только богатым людям, поэтому сформировались школы производства дешевых часов — это, например, Южная Германия, Шварцвальд. В России, к сожалению, дешевые часы не собирали до тех пор, пока в массовом порядке к концу XIX века из Швейцарии не начали завозить карманные и механизмы настольных часов. И отдельно корпуса, потому что, по таможенной политике, завозить корпус отдельно, а механизм отдельно, было намного дешевле, чем завозить целиком. Здесь они проходили нехитрую сборку и превращались в полноценные часы, достаточно дешевые. Это были стандартные швейцарские механизмы, без усложнений, без хронографов, без астрономических часов, боя, репетира. И тогда часы стали более доступными. Но, к сожалению, только после революции, когда у нас, как и вся промышленность, производство часов было огосударствлено, возникло много часовых заводов, и мы достигли дешевого, массового производства. Может, не вполне высококачественного, но вполне удовлетворяющего потребности среднего потребителя ассортимента».

Если говорить о собственном производстве часов в России до революции, со слов специалиста, ремесленное производство в стране ограничивалось мелкими центрами, где делали «ходики» («Так называют дешевые часы, даже может быть с деревянными деталями, в дешевом корпусе», — поясняет Ястребинский). Но массового производства не было.

Особой вехой в истории производства часов в России стало создание часового класса Академии художеств, которому при помощи приглашенных из-за рубежа специалистов пришлось за годы преодолевать то, что в Европе достигалось десятилетиями и веками. Это произошло в начале 1770-х годов.

Один из специалистов, с чьим именем связано основание часового класса, — швед Петер Нордштейн, который сам попросился в Россию часовым мастером. Его работу также можно посмотреть на выставке. У кабинетных часов с изображениями архитектурных пейзажей и аллегорическими фигурами в стиле шинуазри, с пагодообразным завершением — интересная история.

«Корпус конца XVIII века, но эти часы поступили в Эрмитаж от частного лица в 1945 году, — поделился с «Фонтанкой» Ястребинский. — Это была дама, которая носила фамилию Тучкова, — потомок генерала Тучкова, героя войны 1812 года. И по преданию, которое хранилось в их семье, часы принадлежали самому Кутузову. Сейчас об этом безапелляционно говорить мы пока не можем, поскольку железных доказательств пока нет. Но в процессе реставрации механизма этих часов была открыта надпись, нацарапанная там на французский манер, что сделано Нордштейном в Купавне. Это город под Москвой, куда была перевезена часовая фабрика, которая была организована в 1783 году в Дубровно. А Петер Нордштейн был как раз направлен туда, на земли Потемкина в Могилевскую губернию, организовывать Дубровнинскую фабрику. Это был первый опыт организации у нас в России мануфактурного часового производства, которое, к сожалению, не получило распространения».

Всего, по словам куратора выставки Михаил Гурьева, в коллекции Эрмитажа — 3000 часов, из которых в экспозиции и дворцах представлена только сотня. «И это капля в море», — сетует он, переживая о том, что многие часы еще не дождались своей очереди.

Например, среди экспонатов, показанных в процессе реставрации, немецкие часы с органом и цимбалами и парадные часы, заказанные Екатериной II, которые также нуждаются в деталях корпуса и ждут реставрационного решения и средств. Своего часа ждут полуразобранные ныне английские настольные часы с анимацией, мельницей и музыкой.

«В работе в мастерской у нас штук восемь в разных фазах — орган от петровских часов, большие башенные часы, которые мы хотим в фойе поставить. Очень красивый экспонат, надо еще колокола купить, чтобы покоя лишить всех», — шутит Михаил Гурьев. И мечтает когда-нибудь приступить к знаменитым кулибинским «Часам в серебряном футляре в виде яйца», внутри которого — целый театр.

«Они всегда впереди — как маяк», — мечтательно говорит реставратор.

Алина Циопа, «Фонтанка.ру»