ПоделитьсяСеребренников снял экранизацию бестселлера — но что-то пошло не так.
В прокате лента «Петровы в гриппе» — снятая Кириллом Серебренниковым экранизация романа-бестселлера Алексея Сальникова. Ближе всего эта работа оказалась к полнометражному дебюту режиссера, «Изображая жертву», по совместительству самой «народной» его ленте. После метафизики и мрака «Юрьева дня», мелодраматичности «Измен», публицистики «Ученика», романтики «Лета» Серебренников здесь возвращается к тому, с чего начинал и что ему удается лучше всего, — театрализованным и пестрым фантазиям на очень приземленные, натуралистичные даже темы, смешение злой сатиры и эдакого русского народного варьете.
Материал, безусловно, к тому располагает, да и вообще Серебренников безошибочно распознал кинематографический потенциал в романе Сальникова. «Петровы» — это хроника пары дней из жизни слесаря Петрова, его жены-библиотекарши и маленького сына, то есть семейства, которое заболевает гриппом. Происходит это накануне Нового года, так что температурный бред смешивается с отчаянной и повсеместной праздничной пьянкой.
При этом построен роман — и фильм, как следствие, — по тому же принципу, что и сознание человека с температурой или очень тяжелым похмельем. Или с тем и другим. Каждая фраза тянет за собой полноценную картину: мысль о том, что пора бы пойти выпить воды на кухне, оборачивается большим сном-блокбастером, в котором найдется место и битве с монстрами, и мелодраме. Необходимость отвести ребенка на елку отправляет по волнам памяти, в собственное детство и собственный поход с мамой на новогодний праздник, а это воспоминание, в свою очередь, смешивается со случайно подслушанной у собутыльника историей о дуре-сестре из Невьянска, которая «залетела», а потом свалила в Австралию.
Такое движение сюжета — от одной зарисовки к другой — в романе само собой складывалось в единое целое. А на экране упорно не желает этого делать, превращает действие в бесконечно тянущуюся прямую, ограниченную лишь фантазией и хронометражем. Снова выручают материал и чувство формы: «Петровы» превращаются в такой «Страх и ненависть в Лас-Вегасе», органично соединенный со «Страной Оз» Василия Сигарева, в дикую и галлюцинаторную новогоднюю комедию, полную совпадений, ассоциаций и случайных пересечений. Такая форма высказывания вообще ни истории, ни какой-то цельности не предполагает — разве что в интонационном, эмоциональном плане.
ПоделитьсяОператор Владислав Опельянц, с которым Серебренников работал и над «Летом», и над «Учеником», вообще от этой вольности «Петровых» получает полный карт-бланш: трудно придумать для оператора вообще лучшую задачу, чем создать на экране сновидение. Камера Опельянца блуждает за героями по коридорам гулких официальных зданий, закоулкам квартиры Петровых, показывает действие то сверху, словно сняв с помещения крышу, то через дымку, то через протертое детской варежкой отверстие в ледовой корке на окне автобуса.
Единственным — даже не слабым, а, кажется, вовсе неподконтрольным Серебренникову, — местом «Петровых», что очень неожиданно, оказывается все, что связано с актерскими работами. Во-первых, он просто дарит исполнителям главных ролей — Семену Серзину и Чулпан Хаматовой — материал, возможность сыграть бредящих гриппозных обывателей. А те уже распоряжаются этой возможностью
так, как им велит собственное чувство формы. Серзин тщательно кашляет, шатается и вообще играет чистейший натурализм. Хаматова, наоборот, врубает весь свой богатый лицедейский инструментарий, оборачиваясь то жутким зомби, то нервической матерью, то чопорной библиотекаршей.
Но еще необъяснимее и страннее выглядит какое-то запредельное, почти как в «Жмурках» или «Человеке с бульвара Капуцинов», число знакомых лиц на экране, причем не только актеров, хотя многим из них, как Тимофею Трибунцеву, вовсе уделена пара секунд экранного времени и один короткий статичный крупный план. Серебренников «нашпиговал» каждый квадратный метр экранного пространства известными медийными личностями. Где-то это работает — как в сцене в библиотеке, где в литературном вечере принимают участие реальные поэты Всеволод Емелин и Шиш Брянский, а каверзные вопросы им задает литературный критик Анна Наринская. Где-то нет: скажем, другой поэт, Андрей Родионов, почему-то играет мужика в автобусе, который поносит «Горбача и пьяницу Ельцина», а рэперу Хаски вовсе досталась бессловесная роль трупа в гробу (причем появляется он только в финальных титрах фильма).
Сомневаюсь, чтобы Серебренников приглашал эту «светскую хронику» с какой-то ему одной ведомой тайной целью. Скорее, просто из принципа «чем больше хороших людей — тем лучше». Но в итоге засилье разномастных знаменитостей превращает этот сон о новогодней провинции в видения заблудившегося в социальных сетях обывателя, современного Акакия Акакиевича, который страдает без разделения всех живых существ на знаменитостей и не очень, на авторитетов и безвестных статистов. В его алкогольном бреду точно будут присутствовать все упомянутые персонажи как опинионмейкеры и трендсеттеры.
Роман Сальникова был как раз и силен этим чувством потерянности героя, утраченности всяких ориентиров. В фильме Серебренникова оно проявляется только вот так, как медийная одержимость на грани обжорства.
Иван Чувиляев, специально для «Фонтанки.ру»
