После обвала. Как Россия прошла год с коронакризисом лицом к лицу

Прогнозы экономистов, сделанные весной 2020 года, сбылись лишь частично. России действительно пришлось пройти через несколько кругов кризиса. Оглядываясь назад, хочется сказать: легко отделались.

Ровно год назад — в первый день после «длинных» мартовских выходных в России — почти официально стартовал экономический кризис: биржа обвалилась всего за один день на 13%, курс доллара — на 4,5 рубля.

Рынки по всему миру начали обваливаться именно 9 марта, и тогда же стало понятно, что первый день открытия российской биржи после выходных станет новым «черным вторником». Так и случилось.

Казалось, страна стоит на пороге пропасти образца 2014 или 2018 года. Опрашиваемые тогда «Фонтанкой» эксперты если и разделялись во мнении относительно глубины будущего падения, то сходились в общем его векторе. Дополнительным фактором паники было то, что речь на этот раз не шла о локальной проблеме — весь мир будто валился в яму, дно которой было не разглядеть.

Оглядываясь назад, понимаешь, что это был лишь фальстарт катастрофы. Да, рубль подешевел год к году на 10%. Да, в течение весны мы натерпелись страха, глядя на нефть дешевле 20 долларов за баррель и евро по 93,7 рубля за штуку. Да, доходная часть бюджета страны недосчиталась более 2 трлн рублей. И да, итоговая инфляция, зафиксированная ЦБ по итогам года, — 4,91%, а ВВП упал на 3,1%. Но стоит признаться: это вовсе не тот масштаб разрушений, который ждали многие экономисты в разгар кризиса в марте-апреле прошлого года.

«Фонтанка» собрала те, старые прогнозы, многие из которых — уже очевидно — были сделаны в минуту паники. Проанализировав пять разных точек зрения, собранных тогда, наиболее точным прогнозистом редакция признает профессора Высшей школы экономики, президента инвестиционной управляющей группы «Московские партнеры» Евгения Когана.

В его интервью, которому сегодня исполняется ровно год, говорится о том, что до конца года цены на нефть вернутся к уровню 60 долларов за баррель, что упавшие доходы нефтяников чиновники «отобьют» обесцениванием рубля.

Справедливости ради скажем, Евгений Коган давал свои прогнозы, еще не видя отрицательных цен на нефтяные фьючерсы и евро по 93 рубля и не проникнувшись неповторимым духом локдауна, который опустится на страну спустя пару недель. Но и спустя несколько месяцев, когда «первая волна» уже отпустила и мировая экономика стала потихоньку оживать, он прорицал стабильные 74 — 75 рублей за доллар и 79 — во время «второй волны».

Сегодня, 9 марта 2021 года, Евгений Коган видит два пути развития событий, которые завязаны на цены на нефть и масштабность санкций против России.

«В базовом сценарии при достаточной дорогой — как мы сейчас видим или даже больше — цене на нефть, росте счета текущих операций и положительного сальдо торговли, при увеличении золотовалютных резервов, доллар должен был бы стоить 67 — 69 рублей. Однако в его цену вмешиваются фактор санкций, и мы в итоге имеем 74 — 75 — комфортный уровень для формирования доходной части бюджета, — рассуждает эксперт. — В течение ближайших двух-трех месяцев, если новые санкции не будут носить драматического характера, с апреля рубль будет укрепляться. Однако за счет уже начавшихся валютных интервенций Минфина, который выкупает валюту для пополнения резервов, наша валюта будет придерживаться в районе 71 — 72. Если же речь будет идти о более пессимистическом характере санкций, которые, к примеру, ощутимо ударят по нашему долгу, тогда мы увидим 76 — 79. Однако это максимум».

По оценке Евгения Когана после прошлогоднего падения темпов ВВП до -3,1%, в 2021 году мы выйдем в положительную зону, примерно до 2 с небольшим процентов. Сдерживающим фактором он видит то, что чиновники так и не придумают, как максимально эффективно использовать раздувшийся за время кризиса фонд национального благосостояния для развития экономики.

Пожалуй, самым пессимистичным прогнозом весны-2020 стоит признать слова экономиста Виталия Калугина. К примеру, в начале апреля он слабо верил в то, что после эскапады в ОПЕК+ России удастся договориться с партнерами, и в его видении до уровня 40 долларов за баррель нефть должна была возвращаться лишь в начале осени. Однако в реальности это случилось уже в первых числах июня. И после этого почти все время цена оставалась на комфортном для российских властей уровне — особенно с учетом подешевевшего рубля.

«В прошлом году была переоценена степень влияния на экономику второй волны и нового карантина в Азии, — объясняет сегодня Виталий Калугин. — В итоге потребление в Китае резко выросло, и рынок, прикрытый сверху, как крышкой, новым соглашением ОПЕК+, среагировал повышением. К тому же сильно повлияла масштабная печать денег. На ожиданиях притока ликвидности спекулятивная составляющая в цене нефти сейчас — примерно 5 — 7 долларов».

По его словам, обнародованная российскими властями официальная цифра падения ВВП — это «искусственная натяжка». В реальности, по оценкам эксперта, потери российской экономики в прошлом году стоит считать ближе к уровню в 6 — 6,5%.

Вместе с тем на 2021 год Виталий Калугин смотрит куда более оптимистично. «Учитывая, что у нас уже который месяц растут цены на нефть в рублях, и бюджет, и экспортеры будут себя чувствовать хорошо. Экономика вырастет год к году примерно на 2,7 — 3%. Розничная торговля восстановится с ростом в 3 — 4%, хотя реальные располагаемые доходы населения вряд ли вырастут, — рассчитывает экономист. — Триллиона полтора из золотовалютного резерва пойдут на траты в рамках подготовки к выборам».

Вообще март 2020 года был богат на прогнозы, и одним из самых шокирующих сценариев стали слова Германа Грефа о возможном негативном развитии событий с падением курса рубля до сотни за доллар. Это было возможно при падении нефти до 20 долларов за баррель (к слову, даже при таком — фактически сбывшемся — уровне цен курс рубля все же не падал сильно ниже 80).

Тогда в разговоре с «Фонтанкой» экс-министр финансов России Андрей Нечаев обозначил наметившийся системный кризис в российской экономике, если бы сыграла негативная ставка Грефа: «Импортные товары подорожают на сопоставимую величину, а на отечественном рынке ключевую роль играют госкомпании, многие из которых монополисты. И они поднимут свои цены вслед за импортными, из-за чего инфляционный шок окажется больше, чем реальная импортная составляющая в экономике».

В прошлом марте-апреле Фонд национального благосостояния (ФНБ) считался главной гарантией благополучного прохождения страной коронавирусных невзгод. Эксперты спорили, хватит ли его на 6 — 7 или на все десять лет относительно успешного латания государством дыр от кризиса или же все сгорит в огне за пару лет. Однако на практике реальное сокращение его наблюдалось лишь в октябре-ноябре, и у же к концу года его размер, в долларовом выражении, начал расти. Сегодня он на 44% больше, чем был в 1 марта 2020 года — до начала всех потрясений, даже несмотря на кому-то показавшиеся неуместные траты вроде выкупа у ЦБ акций Сбербанка.

Однако то, что государство так по большому счету и не распечатало кубышку, ограничившись лишь небольшими трансферами из ФНБ, — это неправильно, полагает сейчас Андрей Нечаев.

«Это не экономический, а психологический фактор: видимо, руководство боится ухудшения геополитических условий и санкций и старается эту подушку увеличить, — рассуждает экс-министр, напоминая, что изначальное предназначение Фонда — поддерживать пенсионную систему. — Но на фоне снижения несколько лет подряд реальных доходов, а в прошлом году это падение еще сильнее ускорилось, как раз было бы самое время эти деньги использовать».

Полностью предотвратить падение ВВП было бы невозможно, признает сейчас Андрей Нечаев. Но сделать антикризисные меры более эффективными — можно. «Например, более энергично поддерживать пострадавшие отрасли. Не только льготами, но и, как во всем мире, — прямыми выплатами. Можно было сильнее поддержать наиболее слабо защищенные слои населения. И эта поддержка несла бы не только социальную функцию, но и стала бы важным фактором стимулирования экономики через поддержку внутреннего спроса».

Вместо того, чтобы тратить деньги ФНБ, правительство предпочитает покрывать дефицит бюджета за счет заимствований, резко наращивая госдолг, а это, по мнению Нечаева, плохо для инвестиционного климата. Ведь, во-первых, занимать получается лишь под относительно высокий процент — до 7% годовых. А во-вторых, частному бизнесу и даже госкомпаниям, когда на рынок выходит такой заемщик, как государство, приходится потесниться — и по размерам, и по стоимости заемных средств.

Кстати, Виталий Калугин отмечает, что, несмотря на существенный номинальный рост нашего ФНБ, его ликвидная часть даже несколько сократилась — примерно до 117 млрд в долларовом исчислении. Ведь там кроме акций Сбербанка учтены и депозиты в ВЭБе, и облигации, и даже старый трехмиллиардный кредит Украине, который экономист предлагает честно называть дефолтным. В декабре прошлого года сумма требований РФ к Украине по неисполненным обязательствам по полученным в декабре 2013 года евробондам с учетом начисленных процентов достигла $ 4,5 млрд. Их судьба пока что неспешно решается в британских судах.

Денис Лебедев, «Фонтанка.ру»