«Если что, вас найдут», — многозначительно сказали корреспонденту «Фонтанки» перед тем, как засунуть ватную палочку в горло
Петербургские поликлиники оправились от первого шока и начали принимать желающих сдать тест на коронавирус. В заборных пунктах царит атмосфера клинического веселья. Народ идет потоком. Никто пока толком не понимает, что делать, но все стремятся друг друга подбодрить.
Поделиться«Здравствуй, солнце мое! Ну что, всё, «корона» у меня! — радостно кричит в трубку паренек лет двадцати, вальяжно развалившись на скамеечке перед «заборным» кабинетом. — Да шучу я, обычное ОРВИ. Дед сказал: хочешь получить деньги на ремонт мобилы, иди сдай анализ и справку принеси, что «короны» нет».
Корреспондент «Фонтанки», дав городским поликлиникам сутки форы, отправился в рейд по пунктам забора анализов на коронавирус. Главный вердикт: примут всех. Даже тех, кому не положено. Медперсонал делает всё, что может. Правда, остается открытым вопрос, как массовое тестирование остановит эпидемию, если результаты танцев с эппендорфами мы узнаем только через 10 дней, а в случае выявления хотя бы одного «положительного», по идее, придется изолировать всех, кто принимал у него биоматериал.
До начала забора еще четверть часа, а в коридоре поликлиники №42 в Московском районе уже собралась очередь из пяти человек. Кроме юноши, посланного родным дедушкой, ближе всех к кабинету оказываются сотрудник Театра музкомедии, который на днях вернулся из Исландии, и дама в медицинской маске, недавно побывавшая в Австрии. «Муж пришел на работу, начальник сказал, самоизолироваться не надо, иди работай, — говорит она. — А коллеги, увидев мужа на рабочем месте, пошли и стали жаловаться этому начальнику — мол, как вы позволяете человеку, который был за границей, вот так приходить и сидеть. Но это и правильно, гражданское самосознание должно быть».
Поделиться«А когда я из Исландии улетал, там уже 180 случаев заражения было, — рассказывает театральный мужчина. — И на въезде меня никто даже не спросил ни о чем. Я через аэропорт Хельсинки возвращался, а из Финляндии — автобусом. В Москве вон как всех проверяют, такое ощущение, что москвичей жалко, а остальных — нет».
Дверь приоткрывается, и из кабинета выходят две женщины в белых халатах. «Тут только документы заполняем, — говорит одна другой. — А потом люди вот сюда, через коридор, с направлениями идут». Очередь тут же атакует белые халаты вопросами, что да как. У поликлиники сегодня дебют. Первая смена отработала с 8 утра до полудня и приняла почти 40 человек. «А в общей сложности — сто анализов взяли, потому что мы же еще у тех, кто на дом врача вызывает, берем, — говорит врач. — Результат через десять дней». «Как через десять? — оживляется мужчина, побывавший в Исландии, и начинает что-то искать на экране смартфона. — Вот же, смотрите, Роспотребнадзор говорит, что результат теста должен быть в течение двух-трех часов!» Врачи разводят руками: «Мы сами ничего не знаем. Эти тесты мы будем отправлять в другое место, их только завтра утром заберут». «Все равно вашу Музкомедию скоро на карантин закроют», — зачем-то подливаю я масла театральному. «Это федеральные закроют. Вернее, уже закрыли. А мы — городской театр, — сердится он. — Надо будет, лишние кресла из зала вынесем, чтобы не больше пятидесяти осталось. А если честно, то совершенно не ясно, как на все это реагировать...»
Диалоги прерывает появление санитарки с тряпочкой и пульверизатором. Удерживая плечом телефон, она проводит санобработку всего подряд на своем пути, комментируя в трубку: «Да, Эльза, я тут всё протираю теперь, и ручки, и кресла, вообще, Эльза, всё». Не снижая скорости, она берется за скамейки так решительно, что «коронавирусная» очередь подскакивает, чтобы тоже не оказаться санитарно обработанной. Дезинфекция в поликлинике на высоте: у гардероба к стенке пришпилена бутылка с антисептическим гелем для рук, специальные лампы на каждом этаже. Но в туалете, вот незадача, нет даже мыла, и это единственное, что мешает поставить заведению пять звезд.
Наконец начинают запускать по одному. У меня при себе есть паспорт и даже полис, но городской прописки нет. Врач-регистратор открывает электронную базу и, конечно же, не может меня там найти. Посовещавшись, решают записать адрес и телефон, внести в базу и анализ все-таки взять. «Если, не дай бог, будет положительный, вас в любом случае найдут, — ободряют меня. — Девушка, а сюда повернитесь, пожалуйста!»
В лоб мне смотрит дуло оранжевого тепловизора. Накануне вечером у меня было 37,1, и в честь этого по поликлинике я хожу в дефицитной медицинской маске. Но тепловизор показывает 36,4. Пронесло. Мне выдают направление и отправляют в следующий кабинет. Там нет ни стола, ни стульев, лаборант в маске и перчатках работает на ногах около стойки. Слева в стене — металлические створки мини-лифта, видимо, чтобы не таскать по лестнице пробирки с анализами. Лаборант набирает в шприц стерильный физраствор и наполняет две маленькие пластиковые пробирки. На одной красным фломастером пишет «зев», на другой — «нос». Потом сует мне в левую ноздрю ватную палочку и прячет кончик в пробирку, отстригая лишнее ножницами. «Если что-то есть, то и в одной найдется», — говорит врач в ответ на мое «а правая?». Вторая палочка оказывается у меня в горле, провоцируя там отнюдь не изящный звук. «А как справку получить, что коронавируса нет?» — спрашиваю я, чтобы прервать неловкое молчание, как только палочка отправляется во вторую пробирку. «Мы таких справок не даем, — говорит лаборант. И добавляет: — Но если что, вас сразу найдут».
В Красносельском районе анализы принимают на Маршала Захарова, 16. Там, на первом этаже жилой многоэтажки, в окружении продуктовых магазинов, открылся новенький, с иголочки, кабинет врачей общей практики. На входе в стеклянной будке сидит дедушка лет семидесяти и строго смотрит на лежащую перед ним на столе медицинскую маску. Смотрит, но не надевает. Задача дедушки — отвечать утвердительно на вопрос, здесь ли принимают анализы на коронавирус. Заразы он не боится, потому что «те, у кого она есть, сюда все равно не придут».
За будкой с дедушкой оборудован маленький гардероб, за гардеробом — кабинет регистраторов. В коридоре — очередь из четырех человек: студентка колледжа, которую тревожит непривычный кашель после, казалось бы, вылеченной простуды, блондинка, работающая в ресторане и отправленная на тест руководством, и веселая семейная пара. Женщина покашливает, а мужчина, глядя на мои округлившиеся над медицинской маской глаза, говорит: «Да не бойтесь вы, мы уже переболели после заграницы. Может им, а может ОРВИ. К нам дети приезжают, поэтому хотим провериться. А маска вас все равно не спасет. Потому что дырочки в ней большие, а вирусы — маааленькие!» И со смехом показывает пальцами, насколько маленькие эти вирусы — и мои шансы от них отгородиться.
Всех, кто пришел сдаваться, записывают на листочек. Мой номер — 121. «Сколько у нас там пробирок осталось? На девять человек? — спрашивает регистратор у лаборанта. — Передай там… на входе… пусть считает людей и после девятого дверь запрет». Кабинет должен работать еще целый час, но закроется, как только выйдут все пробирки. Регистратор, записывая мои данные, одновременно выясняет какие-то детали по телефону: «Эппендорфы? Это вот эти пробирки, что ли? А они стерильные? А зачем физраствор стерильный, если эти эппендорфы не стерильные?» В другом кабинете лаборант, как только я вхожу, берет из коробочки новые перчатки. Процедура в целом та же, но палочкой для носа шуруют в двух ноздрях по очереди. А потом обе палочки, и «нос» и «зев», втыкают в одну пробирку, а не в две разные. Четырех человек успевают принять минут за двадцать. Результат — через 10 дней и неизменное «если что, вас найдут». «Да мы за 10 дней по всему городу этот вирус разнесем», — смеются в очереди.
А вот в поликлинике №54 на Комсомола результаты обещают всего за два дня, заборный пункт работает до 20 часов. Я понимаю, что еще успеваю примчаться туда по вечерним пробкам. На часах 19:40, но дверь поликлиники наглухо закрыта. Под стеклом — распечатанная на принтере листовка: «Режим работы заборного пункта — будние дни с 8.00 до 20.00». Телефон не отвечает. Видимо, здесь тоже закончились пробирки раньше, чем время.
Утром следующего дня в регистратуре спокойно объяснят, что заборный пункт, «конечно же», работает до 19:30, а что до листовки на двери про 20:00 — так ее сейчас перепишут.
В поликлинике №25 в Невском районе тоже исправно принимали анализы. И там тоже была очередь из желающих сдать биоматериал, а на одного человека уходило в среднем 10 минут. Результат обещали через неделю. «Если что, вас найдут, — повторяли врачи. — А если ничего — то и искать не будут».
Венера Галеева
«Фонтанка.ру»
