В Мариинском театре произошло событие поистине революционного значения: на его сцене впервые появился мюзикл. Премьера «Моей прекрасной леди» открыла новую страницу репертуарной истории театра, в котором доселе не было места «легкому» жанру. Известие о готовящейся премьере мюзикла Лоу-Лернера взорвало петербургский бомонд и обрушилось на театр переаншлагами: пришлось срочно вставлять в афишу дополнительные спектакли.
Интригу оживляло то, что ставит мюзикл всемирно знаменитый и весьма авторитетный режиссер Роберт Карсен. К тому же у многих возникал в памяти чудесный фильм Джорджа Кьюкора с очаровательной, искрящейся радостью жизни Одри Хэпберн в главной роли.
Расчет Валерия Гергиева оказался верен: публика, все более склонная рассматривать искусство как entertainment, кинулась на мюзикл, как изголодавшийся – на поднос с пирожками. Тем самым еще раз подтвердив очевидное: в оперу многие ходят если и не по принуждению, то не без внутреннего напряга – будто рыбий жир пьют, полезный, но невкусный. Пьют и сами себя уговаривают: «Ну, еще ложечку Вагнера…» Мюзикл Лоу по пьесе Бернарда Шоу «Пигмалион» - совсем другое дело. Это веселый бродвейский хит, расцвеченный чудесными, запомнившимися с детства мелодиями. Чего стоит хотя бы песенка Элизы «Я танцевать хочу, я танцевать хочу до самого утра…» Или ее мстительно-сердитое заклинание: «Погоди, мистер Хиггинс, погоди…»
Однако, чтобы эта легкость вышла убедительной, артистам пришлось освоить многие неведомые им доселе навыки. Тут и иная манера подачи вокального материала, более естественная, и абсолютно иной тип существования на сцене – с подробными эмоциональными оценками, но в то же время легкий, чуть ироничный, и многословные диалоги, полные специфичного английского юмора, и гротескные персонажи лондонского «дна»… Однако же качество постановки оказалось на удивление высоким: тщательная отделка мизансцен и образов, зажигательность танцев, искрометный оркестр под управлением Гавриэля Гейне относятся к числу бесспорных ее достоинств. А то, что оперные певцы вдруг заговорили и затанцевали, да так ловко, со смаком, – это вообще сродни подвигу.
Карсен – режиссер канадского происхождения, работающий в лучших оперных домах Вены, Парижа, Лондона, Берлина, Мюнхена, – личность в оперном мире заметная и авторитетная. Работает он на совесть: не просто мастеровито, но генерируя каждый раз некую вполне убедительную концепцию. Иногда даже слишком умозрительную и философичную.
«Леди» обошлась без заумных вывертов. Вопреки обыкновению, Карсен поставил спектакль вполне традиционно, с явным расчетом на коммерческий успех. Режиссер поступил умно, не пытаясь вступать в конфронтацию с визуальным рядом фильма: напротив, он вместе с художником по костюмам Энтони Пауэллом взял его за основу, оставив публике радость узнавания. Скажем, почти полностью скопирована восхитительная сцена скачек в Аскоте. Великосветская публика картинно расставлена по ступеням, как манекены в модном магазине: изысканные позы, откинутые назад головы, бокалы шампанского в руках осушаются разом и как-то чересчур механистично. Звон колокольчика возвещает о начале заезда: по нарастающему топоту ясно, что кавалькада приближается. Дамы бесстрастно лорнируют темный зал, джентльмены всматриваются в бинокли. Общий наклон вперед, плавный синхронный поворот влево – и вот уже воображаемые лошади умчались прочь, а публика вернулась к шампанскому и беседе. Те, кто помнит, как похоже решена эта сцена в фильме, радуются, как дети.
Добротные декорации выезжают вперед, представляя подробный интерьер кабинета профессора Хиггинса – с антресолями, книжными шкафами, стремянками и коринфскими колоннами, с массивным письменным столом на переднем плане. Другая картина живописует площадь перед ковент-гарденским рынком: рассвет, ломаные абрисы павильонов, повозки, жаровни с греющимися вокруг них маргиналами, которые, впрочем, выглядят весьма стерильно. Характерный диалект лондонских кокни заменен «базарным» русским: проглоченные слоги, гортанный говор etc. Виртуозно, но слегка пережимая, изъясняется на нем Елена Гаскарова – Элиза Дулиттл, голося «фиялочки… купите фиялочки» и тыча жухлым букетиком прямо в нос полковнику Пикерингу. Роль Пикеринга вальяжно, с расстановкой, очень убедительно ведет Виктор Кривонос, эстрадный певец и солист Театра музыкальной комедии. А роль профессора Хиггинса поручена Валерию Кухарешину из Молодежного театра: он сыграл эгоиста-резонера с непринужденностью ветерана легкого жанра, хотя в родном театре его репертуар по большей части глубоко драматичен. Хиггинс Кухарешина более воздушен и эфемерен, чем его киношный собрат в исполнении Рекса Харрисона. Кроме того, он капризный, переменчивый и принадлежит к людям, скорее, холерического склада: раздражается, шумит и утихает во мгновение ока. А в момент, когда Элиза уходит, и вовсе становится похож на беспомощного ребенка, у которого отняли любимую игрушку. Нюансы в трактовке характеров, а также мастерское умение приглашенных драматических актеров вести сюжет, обеспечили целостность истории не о выдающихся плодах просвещения, а о том, как уличная цветочница преподала чванливому джентльмену урок достоинства, королевскую ценность которого и в наши времена никто не отменял. Жаль только, что вокальные номера Кухарешин не поет, а ритмически проговаривает, поскольку его персонажу приданы совсем недурственные мелодии. У Елены Гаскаровой, наоборот, вокал отличный, но слишком заметна пластическая скованность.
Так что конкурировать с бродвейским шиком спектаклю Мариинского театра, конечно, трудно. Переориентация на «легкий жанр» - дело нелегкое и хлопотное для строгого академического заведения. И некоторая суматошность премьерной работе присуща. Но в общем получилось на удивление симпатичное произведение, не принижающее, а выгодно оттеняющее оперный репертуар и дающее оперным артистам крайне полезный опыт.
Гюляра Садых-заде, «Фонтанка.ру»
Фото: пресс-служба Мариинского театра/Наташа Разина