Музей зрелищного искусства

В то время как Москва задыхается от едва контролируемого размножения бизнес-центров, Петербургу в ходе переговоров с «Газпромом» удалось значительно «социализировать» проект застройки района Охты. Треть всей площади «Охта центра» займут общественно-значимые сооружения. Среди них и музей современного искусства. Нужен ли он городу? Понятно, что городская часть финансирования проекта все равно обеспечивается налогами от «Газпрома» и его «дочек», но ведь эти средства могли бы пойти и на другие, возможно, более востребованные объекты? Поэтому гипотетическому музею, который иному обывателю покажется благородным излишком, нужно еще обосновать свое право на существование. Наверное, многим хотелось бы понять, насколько велика потребность страны и города в данном конкретном музее, и в каком контексте современного искусства предстоит ему работать.

Синдром затворника

Современного искусства для россиян как бы не существует. Этот вывод не так уж радикален, как может показаться на первый взгляд. Если попросить прохожих на столичной или провинциальной улице назвать знаковые (да, впрочем, любые) имена тех, кто сегодня формирует художественные тренды, то чрезвычайно высок шанс увидеть в глазах недоумение. По опросам, только один процент граждан имеет некое представление о сегодняшних тенденциях в искусстве. Школьные и вузовские познания ограничиваются российским авангардом начала века – Кандинским, Малевичем, Шагалом, ведь после случилась советская власть с ее своеобразной фильтрацией художественных идей. Для авангардизма и неоавангардизма характерна установка на медитативное восприятие, завышенные требования к подготовленности зрителя. Так и повелось – все, что в России и в мире появилось после «передвижников», во многом считается искусством «для своих», для богемной тусовки.

Разумеется, язык современного искусства, как и искусства вообще, непрост. Тем не менее, важно преодолеть тот стереотип, что актуальные художники самовыражаются в камерных мансардах, по совместительству, галереях для трех-четырех ежемесячных посетителей с докторскими степенями. Западный мир уже десятки лет назад помог преодолеть искусству этот синдром затворника, выделив для художников, творящих здесь и сейчас, большие светлые помещения в зданиях в центре с удобной парковкой, с сетью кафе, которые ныне без Wi-Fi как-то и не представить. Причем, речь как о музеях, так и о галерейном деле. Что же там выставляется и по каким принципам ведется отбор экспонатов?

Место для шоу

Самое глобальное утверждение, которое можно сделать относительно современного искусства – оно становится все более зрелищным. В Америке и Европе эта тенденция реализуется разными способами.

Американскую модель современного искусства можно назвать корпоративной. Том Кренс, директор Нью-Йоркского «Гуггенхайма», обожает совмещать «высокое» с чисто коммерческим, устраивая экспозиции моделей Джорджа Армани и выставки мотоциклов, спонсируемые «BMW». В этом смысле, музей становится частью потребительской культуры, а если точнее, то даже культуры глянцевой, гламурной. Меняется и организационная структура – множатся музейные филиалы, устроенные по принципу франчайзинга, когда местные власти обеспечивают финансирование проекта, а узнаваемый музейный бренд разрешает использовать свое имя. Все это, без сомнения, является отзвуком идей самого искусства, все больше ориентированного на перфоманс, хэппенинг, масштабность, экспансию – на шоу.

Европейское искусство в стремлении к шоу больше предпочитает формат периодических мероприятий - бьеннале, фестивалей. Главные центры творческих слетов – Венеция, Стамбул, Ливерпуль, Турин. Сам жанр стимулирует к максимально впечатляющему экспонату или творческой акции, поскольку нужно стараться выделиться среди повышенной концентрации не менее амбициозных коллег. Да и само действо длится недолго, поэтому шоу-выставка должна остаться в памяти надолго.

Каждому художнику по музею или один на всех?

Логично предположить, что российские авторы, чьи работы пересекаются с трендом мирового искусства, наиболее известны в глобальной арт-тусовке. Например, московский акционизм – представители которого: Анатолий Осмоловский, Олег Кулик, Александр Бренер – явление всемирного масштаба. Аттракцион Кулика «Человек-собака», где он голышом в ошейнике исследовал животное в человеке, запомнил весь мир. Акция «Осмоловский на Маяковском» тоже впечатляет: с помощью крана художник оседлал памятник пролетарского поэта в центре Москвы и покрасовался с «буржуазной» сигарой. Художники-шоумены не покинули стены музея. Так, тот же Кулик на свой недавний двадцатилетний творческий юбилей занял весь Центральный дом художника, а это 10 тысяч кв. м. Показательная пропорция – один творец на весь музей, который считается самым вместительным, и надо еще иметь в виду те работы, которые проданы и не предоставлены для выставки. Но бьеннале пройдет – и снова все в запасниках, частных галереях и квартирах, скрытое от зрителя.

В своей тенденции масштабироваться российское искусство наталкивается на «квартирный вопрос», то же самое касается завоза зарубежных коллекций – нет места для инсталляций, нет залов для проекторов, нет пространства зрителя. Масштабность современного искусства, его реализм, курс на инсталляции - работа с вещами реального мира, все это ориентирует на средний класс, массовость. Вот так и получается, что идея большого Петербургского музея как места встречи с искусством сегодняшнего и завтрашнего дней более чем уместна. Иначе – шоу отменяется.

Степан Зарубин,
специально для «Фонтанки.ру».