Две роли с Николаем Буровым

Мы продолжаем публикацию на "Фонтанке" стенограмм передач о известных выпускниках петербургского ТЮТ. В эфире главный питерский тютовец - Николай Буров

Ирина Иванова: Мы продолжаем на "Эхо" театральную тему, потому что программа "Две роли" посвящена пятидесятилетию удивительного детского театра - ТЮТа, или Театра Юношеского Творчества Аничкова Дворца. Не так давно в этой студии был Василий Сазонов, креативный директор "Пятого канала", который сказал такую вещь: "А что, теперь куда ни придешь - везде тютовцы!" И это действительно так: тютовцы везде, и особенно приятно, что они теперь даже и в Администрации Санкт-Петербурга. И сегодня у нас в эфире самый главный питерский тютовец Николай Буров. Здравствуйте!

Николай Буров: Добрый день.

И.И.: Главный - потому что председатель Комитета по культуре Администрации Санкт-Петербурга. Но о Вашей работе, сложной и, надеюсь, интересной, мы поговорим чуть позже, а начнем, по традиции, все-таки с ТЮТа. И, коль уж программа называется "Две роли", помните ли Вы свою первую тютовскую роль?

Н.Б.: А как же! Во-первых, мой путь в ТЮТ был очень памятен для меня, потому что для того, чтобы добраться до Аничкова Дворца - тогда Дворца пионеров имени А.А.Жданова - нужно было сесть в автобус "Экспресс" и ехать аж двадцать минут - тогда этот автобус ходил быстрее, чем теперь метро ходит - и очень издалека, из Невского района, он привозил меня на площадь Островского. Когда я выходил на площадь Островского, особенно зимой, когда падал медленный снег, я, еще не зная слов тютовской песни о том, как мы идем с репетиции, о том, как в воздухе кружит тот самый снег, - я тогда уже мечтал о том, что когда-нибудь вот этот театр, который построил Росси, будет и моим театром, и я буду жить где-то здесь...

И.И.: Так случилось?

Н.Б.: Так тоже случилось: я живу напротив театра уже много лет.

И.И.: И театр, который стал Вашим, как раз соседствует с ТЮТом!

Н.Б.: Да, да, почти тридцать лет для меня - это этот театр, и ТЮТ для меня памятен уже более сорока лет. Больше сорока лет назад я впервые открыл дверь отдела художественного образования, прошел по длинному коридору и вошел в те небольшие три-четыре комнаты, которые тогда были ТЮТом. Теперь ТЮТ - это серьезная организация: у ТЮТа есть своя сцена, о которой мы только мечтали, у них целый свой корпус, и даже большая сцена - это все замечательно.

И.И.: Но тютовцы Вашего поколения пели: "Помнишь, мой друг, как в сорок пятой чистеньким был каждый плафон?" Была всего одна лишь комната!

Н.Б.: Когда-то была одна комната. Я пришел уже, когда мы так "жирно" жили на три комнаты. ТЮТ тех пор - ну, Господи, что может вспомнить мальчишка, которому тогда было двенадцать-тринадцать лет...

И.И.: Роль, роль, первая роль!

Н.Б.: Самая первая роль - вспоминал я ее совсем недавно, на объединенной коллегии Комитета по образованию и Комитета по культуре: мы сидели в Белом зале Аничкова Дворца - это старый, Большой, корпус - и в этом именно зале я впервые вышел в студийном спектакле "Дача. Невидимый предмет" - сюжет, который написал Евгений Юрьевич Сазонов, а Евгений Юрьевич - это, как раз, Васин папа, художественный руководитель ТЮТа на протяжении очень многих лет, с тех пор, как оставил нас на этой земле Матвей Григорьевич Дубровин. Я всегда с глубокой нежностью и благодарностью вспоминаю эти имена - Дубровин, Кац, Сазонов, Днепровский, и так далее, и так далее, и так далее. У нас была замечательная студия, мы были все разные, кого-то уже нет на свете - так уж жизнь распорядилась - а в основном мы все еще живем...

И.И.: Вы знаете, у всех по-разному жизнь в ТЮТе складывалась: кто-то много ролей играл, а кто-то - одну, совсем маленькую, незаметную, но все равно так случилось - как, например, у Станислава Ландграфа - что он свою жизнь связал с актерской профессией. А Вы в ТЮТе много на сцену выходили?

Н.Б.: Достаточно много, я не могу сказать, что я был обижен: я играл и в замечательном спектакле "Тили-тили-тесто", и в "Снежной королеве" чуть-чуть, и в "Три шпаги на троих", и в спектакле "Поезд дальнего следования"- это спектакль, который так переходил из поколения в поколение. Эта пьеса была написана Рудольфом Кацем и Евгением Сазоновым. Причем, в "Поезде дальнего следования" были и плохие, и хорошие герои - я мечтал о хорошем герое, о Юрке (а в шестидесятые годы все хорошие герои были в основном Юрками - наверно, потому что открыл 60-е годы Юрий Гагарин, - поэтому все хорошее было связано с этим именем), а плохой герой был по кличке Барон. Вот мне достался сначала Бароша, а потом я все-таки добрался и до Юрки.

И.И.: Но ведь актеры всегда говорят, что плохих героев играть интереснее: характер более сложный. С хорошими-то все понятно. Почему же Вам хорошего играть хотелось?

Н.Б.: Мне потом не везло вообще с плохими героями: что ни герой, то хороший у меня получался - просто беда какая-то! Мне приходилось все время себя ломать и строить свою жизнь под хорошего героя. Да, ну так сложилось уж потом. И, конечно, чудный спектакль, который заканчивал мою тютовскую карьеру, - последний раз я в нем сыграл, уже став студентом Театрального института, - это роль Якова в той знаменитой пьесе "Двадцать лет спустя" Михаила Светлова, которая, по-моему, игралась на протяжении пятидесятилетней тютовской истории много-много раз, многими поколениями, и как-то так передавалась из рук в руки...

И.И.: Действительно, многие люди, которые вспоминали свою тютовскую жизнь в программе "Две роли", говорили, что они играли в спектакле "Двадцать лет спустя" по пьесе Михаила Светлова, причем, это были люди, которые пришли в ТЮТ в первом сезоне, потому что именно этим спектаклем Дубровин открыл театр...

Н.Б.: ...И в восьмом сезоне, и в десятом, и в двадцать пятом, и в тридцатом.

И.И.: Действительно, так. А вот тютовцы Вашего поколения - знаете, всегда хочется сориентироваться во времени - это кто?

Н.Б.: Тютовцы моего поколения - это Юра Буровов, Никита Перепеч, Лена Варлинская, чуть младше нас шли ребята: Оля Киреева - она же нынче Раевская, и так далее, и так далее, и так далее... Саша Бржозовский...

И.И.: Актеров много?

Н.Б.: Актеров немного. Дело в том, что ТЮТ никогда не занимался тем, что учил актеров или готовил, скажем, "руду" для Театрального института. ТЮТ, прежде всего, занимался мальчишками и девчонками как личностями, он занимался тем, чтобы мы на всю жизнь получили эту прививку, заразную такую, - любовь к театру, любовь к чему-то светлому... ТЮТ учил нас жить в коллективе по системе Станиславского и пытаться любить коллектив в себе, а не себя в коллективе, и так далее. И ТЮТ, ко всему прочему, давал некое представление о театре не только как о некоем храме - потому что большинство зрителей смотрят из зала и думают, что это храм, - на самом деле, это фабрика, и многим рабочим специальностям этой фабрики приходилось обучаться в ТЮТе. Я, например, в ТЮТе понял, что такое осветительский цех и кто такие осветители, и какое это счастье - работать "водячкой" - "пистолетом" или "пушкой" - так называется большой или маленький фонарь, который "следит" за артистом, передвигающимся по сцене. Сейчас этого уже почти нет, но я очень хорошо помню свою первую ответственную роль - это происходило в театре Народного творчества на Рубинштейна, там, где вот уже пятнадцать лет живет замечательный детский музыкальный театр "Зазеркалье"...

И.И.: Еще раз хочется сказать, что тютовцы - действительно, люди уникальные, потому что они в своем детстве не только на сцену выходили, но и занимались в различных театральных цехах, осваивали театральные профессии - вот Николай Буров был осветителем...

Н.Б.: А потом стал членом режиссерско-организационного управления...

И.И.: О, это был такой уважаемый цех!

Н.Б.: Да, вот это мою жизнь и изменило, потому что, честно говоря, сейчас я опять в РОУ, грубо говоря, - только в РОУ культуры города. "РОУ" - это аббревиатура режиссерско-организационного управления.

И.И.: То есть, в детстве было все "закодировано": и положительные герои, и площадь Островского?

Н.Б.: Нет, так все складывалось... Просто кому-то везет в жизни видеть осуществленными свои желания, кому-то везет меньше - значит, нужно больше упорства для того, чтобы этого достигнуть, - все не сбывается так просто, как снег падает на голову.

И.И.: Самое главное, что Вы в свою взрослую жизнь вынесли из ТЮТа и несете в себе до сих пор, - как это определить?

Н.Б.: Глубокую приязнь к тем, кто был тогда рядом и кого я с радостью вижу на наших "сборищах", когда мы в День рождения ТЮТа собираемся в нынешнем Дворце Творчества Юных, в стенах ТЮТа. Глубокое уважение и даже поклонение тем учителям, которые были в начале, имена которых я вспоминал, - прежде всего, конечно, это Матвей Григорьевич Дубровин. Уважение к театру. Наверное, впервые я понял, что это не только удовольствие или удовлетворение - это, наверно, еще и труд, помимо всего. И я до сих пор отношусь к театру как к некоему дому, который и разбивает сердца, но, в то же самое время, дает возможность не только дышать, но и думать.

И.И.: Скажите, а в Вашей жизни этот удивительный тютовский мир, который существует, наверно, у каждого тютовца, совмещается с большим миром или они существуют отдельно?

Н.Б.: Он существует чуть-чуть через высокий порог, скажем так. Нужно только поднять чуть выше ногу, перешагнуть этот порог - и ты выходишь в тот мир, который вокруг тебя. А если хочешь вернуться назад, опять поднимаешь ногу повыше, шагаешь обратно... Это, действительно, чуть-чуть другое место, но это не оранжерея, не теплица, где какие-то особенные условия, - там, по-моему, очень трезво оценивают все, что происходит снаружи, и живут не отдельно, а чуть-чуть параллельно - это да. Потому что нельзя, чтобы мечта просто выходила на тротуар, - нет, она должна быть чуть-чуть за высоким порогом.

И.И.: Мы продолжаем разговор с Николаем Витальевичем Буровым, председателем Комитета по культуре Администрации Санкт-Петербурга, тютовцем одного из первых поколений, первых десяти лет ТЮТа. Вы говорили о том высоком пороге, который Вы когда-то перешагнули - и оказались во взрослой жизни. Я так понимаю, в Театральном институте?

Н.Б.: Ну, для того, чтобы сразу этот процесс не стал болезненным, мы, все-таки, перешагнув порог, - я говорю "мы", потому что нас много ушло в Театральный институт - мы шли - это было близко к тютовскому маршруту - дорога на Моховую по Фонтанке - и все-таки пели тютовские песни: "Наш город спит, молчит гранит, пушистый снег в морозном воздухе кружит, А мы с тобой, мой друг..." И, наконец, Театральный институт, Моховая. Мастерская Татьяны Григорьевны Сойниковой, замечательный курс, замечательные спектакли - три из них я помню досконально до сих пор, хотя прошло много лет... Это был последний сойниковский курс: мы потеряли Татьяну Григорьевну, уже будучи студентами четвертого курса, почти на выпуске... Я должен кланяться своим учителям: и Ксении Владимировне Куракиной - это речь, и Ольге Ивановне Бельской - это вокал, и режиссеру Давиду Исааковичу Карасику - я называю имена давно или недавно ушедших людей - это все учителя, я их помню, я их помню до - как это? - до складок на их руках и до морщинок возле губ, когда они улыбались.

И.И.: Это здорово, что Вам в жизни так повезло с учителями. Я так понимаю, что и с ролями после ТЮТа тоже везло. У Вас их столько, что говорить обо всех, наверное, невозможно, но наверняка, как у каждого актера, есть какая-то, может быть, наиболее любимая, а может быть, наиболее для Вас значимая, чем-то этапная роль.

Н.Б.: Когда я из института попал сразу в Театр Юных Зрителей, в то время самый модный ленинградский театр, к Зиновию Яковлевичу Корогодскому, я, не будучи учеником Корогодского, все-таки пришелся ко двору, оказался своим, потому что, что называется, мы были людьми одной школы, одной прививки, одной крови. И я успел за неполных четыре года работы в ТЮЗе сыграть, как минимум, двадцать-двадцать пять ролей, из них пятнадцать можно назвать главными ролями. Я с гордостью могу вспомнить, что в двадцать три года мне доверили роль Бориса Годунова, и либо она мной овладела, либо я с ней совладал, но как-то случилось, что несколько раз я, все-таки, играл эту роль. Была самая первая роль: мне досталась роль очень интересная, в инсценировке по ранним повестям Максима Горького - а я считаю, что мы рано списываем этого замечательного, великого писателя - его еще смотреть и смотреть, искать и искать, читать и читать, играть и играть - я играл самогo молодого Максима Горького. Был Мэсмэнт, был Бэмби - и я был в нем Вожаком, в премьерном спектакле...

И.И.: Я Вас помню в этом спектакле: будучи еще маленькой девочкой, я приходила, смотрела его, и мне там очень нравился именно Вожак.

Н.Б.: У Вас верно ориентирован вкус, правильно, правильно, да... (смеется) И много-много других ролей... И, тем не менее, в семьдесят восьмом году я решился принять приглашение Игоря Олеговича Горбачева и перешел в Театр Драмы имени Пушкина - Александринский театр - где и служил до января нынешнего года на постоянной основе в качестве артиста, сыграл некоторое количество ролей, скажем так...

И.И.: А вот как Вам Ваша новая роль? Вы, все-таки, человек известный, прежде всего, как актер: актер театра, востребованный актер кино...

Н.Б.: Я продолжаю работать как актер: я играю своего Пигмалиона в театре, и еще буду его играть, я хочу встретить двести пятьдесят лет действующим актером - двести пятьдесят лет Александринскому театру, тоже в шестом году... Сегодня ночью я снимался у Эрнеста Исана, а чуть до этого - у Беллы Курковой в публицистическом сериале... Так что я продолжаю оставаться актером - по ночам и вечером в воскресенье. А новая роль...

И.И.: Роль государственного чиновника...

Н.Б.: Ну, я бы не назвал это, скажем, ролью - это "роль", в кавычках. Прежде всего, это некие обязательства и обязанности. Преференций здесь практически никаких нет - здесь есть право работать с утра до глубокой ночи, есть право ночью во сне видеть те же проблемы... Ей-богу, я не лукавлю и не красуюсь: вот уже десятый месяц мне по ночам снится и Зоопарк, и Капелла, и Ораниенбаум, и все, все, все, что связано...

И.И.: Скажите, пожалуйста, может ли чиновник такого уровня, как Вы, что-то реально сделать - не просто выступать, говорить?

Н.Б.: А как Вы думаете, чем я занимаюсь десятый месяц? Я и занимаюсь доведением до какого-то логического разрешения некоторых застарелых проблем, обнаружением новых... Очень много рутинной работы, которая возникает ежедневно. Ведь Комитет по культуре - это, прежде всего, некий мосток между реальными людьми: художниками, людьми культуры, искусства, которые делают реальное дело, реальный культурный продукт, - и властью, бюджетом, и так далее.

И.И.: А Вы - такой посол от культуры к власти?

Н.Б.: Я не то чтобы посол - я, скорее, стою, выгнувшись мостиком гимнастическим, а по мне ходят сверху. Я стараюсь, чтобы ходили в две стороны, и пытаюсь удержаться так, чтобы это было твердой опорой. Культура в Петербурге не может пожаловаться на то, что она забыта властью, - наоборот, я очень благодарен тому, что и правительство, и губернатор города очень внимательно относятся к нашим нуждам, проблемам...

И.И.: Есть, с чем сравнивать, да?

Н.Б.: Есть, с чем сравнивать, уверенно говорю, что есть. Я часто общаюсь в последнее время с коллегами из разных регионов страны, мы съезжаемся и на Коллегию министерства, и на координационный совет, и я уверенно говорю, что в Петербурге культура получает серьезную, реальную поддержку, помощь, и так далее. Это можно разложить как угодно: ведь сегодня Комитет по культуре формально отвечает только за те почти сто шестьдесят пять учреждений, которые в его ведении, но, на самом деле, нам нужно еще каким-то образом сообразовать свои действия с бесконечным количеством негосударственных культурных образований; нам нужно внимательно и осторожно, не мешая друг другу, работать с нашими федеральными учреждениями - а самые главные и самые громкие - это федералы: что в театре - Маринка, БДТ, Александринка или Театр Европы - Малый драматический, что в музейном деле - Эрмитаж, Русский - это все федералы, и так далее...

И.И.: Вопрос, естественно, о приоритетах: в городе - и библиотеки, и театры, и, Вы сказали, какие-то негосударственные фонды, учреждения культуры - всем надо! Я не сомневаюсь, что все к вам идут с одним и тем же словом: "надо" - или с другим словом: "помогите".

Н.Б.: Знаете, что приятно: идут девяносто пять процентов с тем "дай, дай, дай", процентов пятьдесят получают то, что надо, - на остальных просто не хватает... Да и не всегда, кстати, надо поддерживать: я уверен, что иногда нужно защищать не только деятелей искусства, но иногда нужно и зрителя-слушателя защищать oт деятелей искусства - я твердо стою на этих позициях... И в то же самое время где-то пять процентов приходят и говорят: "На, на, на, пользуйся!"

И.И.: Да что Вы?

Н.Б.: Да, есть принос, и это замечательно! Я обожаю художников, творцов, которые идут с приносом: приносят и говорят: у нас есть ноу-хау, у нас есть еще что-то, у нас есть культурный продукт - пользуйся!

И.И.: Но все-таки, если вернуться к тем девяноста пяти, как Вы решаете, что является критерием: кому помогать, кому нет, кому давать, кому нет? Что важнее? Между чем и чем выбрать - условно: театр и библиотека, встреча, книжка, и так далее?

Н.Б.: Если Вы думаете, что я сижу, как ворон в гнезде, в своем кабинете и сам своим клювом разбираю, кому дать, кому нет, то это совсем не так. Есть такие замечательные инструменты для решения проблем, как Коллегия Комитета по культуре, художественные советы, советы директоров, музейный совет, библиотечный, который сейчас воссоздается, совет музыкальных школ, и так далее - с такими советами гораздо легче приходить к какому-то решению.

И.И.: То есть, решения коллегиальные?

Н.Б.: Коллегиальные решения, и я ориентируюсь на это, в то же самое время проявляя волю и направляя в том русле, в котором я вижу решение той или иной проблемы.

И.И.: Последний мой вопрос вытекает из темы нашей передачи - пятидесятилетия Театра Юношеского Творчества: какое место в культурной жизни города Вы отводите этому событию, уже не как тютовец, а как председатель Комитета по культуре Санкт-Петербурга?

Н.Б.: Я думаю, что это очень знаменательное событие, потому что, пожалуй, ни один детский коллектив такого профиля - театральный, драматический коллектив - не поставил под знамена культуры такое количество деятелей культуры, скажем так. У нас очень много замечательных, прославленных и имеющих даже иногда бoльший возраст коллективов - но, тем не менее, вот такого массового "выпуска", ежегодного, стабильного, за пятьдесят лет, наверное, не сделал никто. Я очень хочу, чтобы праздник состоялся большой, по-широкому. Я хочу, чтобы на этот праздник собрались все, кто сегодня живет вне Петербурга. К празднику ТЮТ готовится давно. Я вхожу в Попечительский совет, возглавляемый Александром Галибиным, который тоже тютовец, тоже выпускник нашей замечательной школы...

И.И.: Значит, действительно, как пелось в тютовской песне, которую Вы сегодня вспоминали, "и никогда, и никуда не унесут от нас года еще не высказанных слов, не спетых песен,...

Н.Б.: ...не написанных стихов". Да, это так!

И.И.: Спасибо Вам огромное за то, что Вы пришли в нашу студию и приняли участие в программе "Две роли". В следующий раз мы с вами, уважаемые слушатели, встретимся через две недели. Всего вам самого доброго!

Н.Б.: Дорогие слушатели, поздравляйте ТЮТ с пятидесятилетием! Даже если вы никогда не имели к нему отношения, не слышали раньше, пишите в апреле-месяце: "Аничков Дворец, ТЮТ. С юбилеем!"