Про этих людей никогда не напишут в Forbes или GQ. При встрече с подобными им горожанин стыдливо отведет глаза и поспешно закроет нос. Но есть среди них и те, кто, опустившись до бродяги, сумел найти свой путь и подняться со дна. Их истории записал журналист «Фонтанки».
«Завтра помощь может понадобиться нам»
На самом краю Ростова-на-Дону, куда горожане везут хоронить своих усопших, при храме Покрова Пресвятой Богородицы организован центр гуманитарной помощи для беженцев из ЛНР и ДНР.
Облюбовали себе угол здесь и те, на кого без слез не взглянешь. Среди обычных бродяг и забулдыг мы и нашли героев этого материала — простые работяги, по которым эхом прокатился вооруженный конфликт 2014 года. По какой-то причине они остались без документов и лишились возможности их восстановить — во время боевых действий на Украине были уничтожены архивы загсов.
— Мы помогаем им восстанавливать документы, по возможности обеспечиваем лекарствами, одеждой, ну и, конечно же, три раза в день горячим питанием, — рассказывает сотрудница фонда Марина.
Народ в фонд приходит тяжелый: в основном это гастарбайтеры, обманутые работодателями, освободившиеся заключенные, которым некуда идти. Очень много беженцев первой волны из ЛНР и ДНР.
Но к любому, кто пришел в фонд, подход один, говорит Марина:
— Не оставаться в стороне. Сегодня мы помогаем, завтра помощь может понадобиться нам.
«Наутро я очнулся в морге»
В аварию Олег Черноухов попал 7 лет назад. В январе 2015-го его сбили на дороге стритрейсеры.
— Это было 26 января. В полпервого ночи я в состоянии алкогольного опьянения возвращался с работы по Московскому проспекту в Воронеже. Мне в спину въехала машина легковая. Водитель не мог меня не заметить — я шел прямо по дороге. Потом меня вывезли за город и бросили в кювете, — свою историю Олег рассказывает без единой эмоции.
Из кювета на трассу он вылез по-пластунски — 200 метров пути до дороги показались вечностью. Там его заметила женщина, затащила в свою машину и довезла до больницы.
Выяснилось, что у Олега размолочено два ребра с одной стороны, три — с другой, лопатка, тазобедренные суставы, компрессионный перелом позвоночника и сотрясение мозга.
По больнице за Олегом бегали врачи — в шоковом состоянии он пытался от них уйти, говорил, что нужно на работу.
— Потом я видел, как вышел из себя — тело осталось лежать на каталке, пережил клиническую смерть. Наутро очнулся в морге.
Свой второй день рождения Олег помнит так, как если бы это было вчера: он лежит под простыней на каталке в пустой комнате — темно-зеленого цвета стены и белый потолок.
— Потом зашли двое санитаров. Видимо, хотели резать. Один говорит: «Да он живой!» Прибежали врачи, санитары. Отвезли меня в отделение, положили на кровать, — вспоминает Олег.
После месяца в стационаре, где он провалялся нафаршированный дренажными трубками, его взяла к себе протестантская церковь. Почувствовал, что силы возвращаются, и покинул послушников он только через два года. Идти особо было некуда и тяжело — после аварии ноги толком не восстановились, и перемещаться Олег мог только на костылях.
Зачем пошел в Ростов-на-Дону, Олег объясняет так: словно внутренний голос позвал. Просто в одно утро 15 июля встал на свои костыли, собрал нехитрые пожитки и поковылял. Пешком.
— Месяца четыре шел. По километру в час. Было такое, что по три дня ни воды, ни пищи, — вспоминает он. — Были и по 10–15 километров перегоны без отдыха. Подвезти никто не предлагал, да я и не рассчитывал.
Собственно, больше Олегу и идти было некуда. Родом из Донецка, в 1995 году попал в колонию, остановиться не смог — отсидел семь раз то за разбой, то за кражи. Из квартиры его, как сидельца, выписали, а архив в Донецке, где хранилось свидетельство о рождении Олега, сгорел в 2014 году.
Взгляды на высокие материи у Олега были вполне конкретными: заходя в церковь, не то что свечки ставил, — просто матюкал священников.
Все изменилось в пути до Ростова. Стояло лето, уже несколько дней Олег шел без еды и воды.
— Есть и пить хотелось страшно. И вдруг я услышал внутренний голос: «Поверни направо!» Я поворачиваю — стоят дубы. Ну я думаю: «Что ли я туда пойду? Желуди есть что ли?» Тут опять голос: «Поверни направо, я тебе говорю!» Захожу в дубраву — посреди стоит груша. И с кулак груши висят. Ну вот как в дубовом лесу может быть груша? — недоумевает он.
В приют он попал случайно. Его, голодного и холодного, в кабине сломанного КамАЗа нашли волонтеры.
Уже здесь Олег всерьез увлекся резьбой по дереву. Навык получил на зоне, а в приюте это занятие стало смыслом жизни. Его уже приглашали в Успенский храм вырезать и собрать иконостас, паникадило.
Случилось и другое чудо — спустя 30 лет в соцсети его нашла дочь. Живет в Донецке, семья, квартира. Поначалу не верил, ведь последний раз видел ее 1,5-летней девочкой.
Несмотря на скромный быт, мечта 56-летнего мужчины отнюдь не материалистична:
— Хотелось бы инструменты хорошие для резьбы. А еще понять, что Бог хочет от меня, раз он дал мне шанс выжить.
«Первая заповедь — поехать на могилку отца и матери»
Дмитрий Кирпа родился на Украине, в Полтавской области, от Киева рукой подать — километров 100−120.
Рос, как многие мальчишки: наплевав на уроки, самозабвенно гонял мяч во дворе. Подростком уехал Луганскую область в училище, да так там и остался.
— Модно было уезжать, чего-то искать, учиться. Сейчас все не то, вы не обижайтесь, я правду говорю, — с высоты своего 71 года рассуждает Дмитрий.
Лодырем Дмитрий не был, во время практики попал в стройуправление на отработку, закрепился и со временем дорос до каменщика-монтажника высшего разряда.
Работал — сам себя не жалел. Квартиру когда получил, мне всего 22 года было. А сколько лет я в шахте в Луганской области работал — тюю... — не без гордости присвистывает Дмитрий.
Женился Дмитрий еще до армии, растил дочь. Семейная лодка разбилась уже в зрелом возрасте, когда вышел конфликт с зятем.
— Потерять легко, — говорит он и, помолчав, продолжает: — Не заладилось у нас — я стал виноватым во всем. Плюнул на все и в 2002 году уехал в Россию, в Краснодарский край. Большая обида у меня была на них. До сих пор не отпустило — все кипит в душе. Ее слова до сих пор в ушах слышу.
Однажды Дмитрия обокрали — забрали деньги до копейки, простенький телефон с кнопками и, что самое гадкое, украинский паспорт.
— И что, работать уже не смогли?
— Никогда я так не скажу, я глаза заплюю за эти слова! Я работал у людей, дома строил. Ко мне, как к специалисту, люди хорошо относились, — кипятится монтажник. — Хорошо платили, пока ноги из-за артрита не отказали.
Несколько раз Дмитрий порывался восстановить документы и вернуться домой, но, говорит, безуспешно.
— Я тут все вокруг изъездил. У генерального консула был. Меня от винта там отфутболили. Это не человек, это... так, название только осталось, больше ничего, — горячится он. — Мне российская таможня сказала: «Мы-то вас пропустим, садитесь и едьте. Вот ваши не пропустят, вернут назад».
Совсем закручинился Дмитрий и перешел к решительным действиям, когда узнал, что у него родился правнук.
— Там у меня все: квартира, дочка, внуку моему 30-й год. Я его помню восьмилетним, все за покупками меня таскал: «Деда, пошли в магазин!» Покупали с ним то да се. Он готов меня забрать, — вздыхает Дмитрий и с тоской отворачивается к окну.
Последняя надежда у Дмитрия на приют — знакомые подсказали, что там многим помогли восстановить документы. Вместе они собрали необходимые бумажки, но все застопорилось из-за спецоперации в Украине.
— Кому я нужен? Никому. Пусть мне сделают временное удостоверение, и я уеду к себе. Планы на жизнь? Первая моя заповедь — поехать на могилку отца и матери. И правнука нянчить.
Роковые цифры
Игорь Жаров родом из Тюмени. В Ростов-на-Дону приехал погостить летом у родственников и остался на 15 лет.
Одной, но пламенной его страстью всегда был альпинизм.
— Дорогое это удовольствие, — цокает он языком. — Был на Эльбрусе. Все что мог с веревками облазал. А знаете, какая самая-самая опасная гора? Кайлас — ни один альпинист ее не покорил.
Игорь сам не заметил, как хобби стало приносить доход, и он стал промышленным альпинистом: висел на веревках там, куда другие даже боялись посмотреть.
По жизни Игорь промчался удалым повесой, как по воздуху пролетел, — оставил за плечами три брака и троих детей — по одному ребенку от каждой жены.
— И вот такая странная закономерность: каждый ребенок родился с разницей в 6 лет. Каждый раз женился — через 6 лет. 18 июня я родился, 18 сентября заключил последний брак, — загибает пальцы Дмитрий. Жена брата обратила внимание на эту закономерность. Роковые цифры…
Положило конец удалой жизни другое роковое событие: Будучи на заказе, Игорь поругался с женой, да так психанул, что потерял ориентиры и выпал из окна четвертого этажа. Как итог — потерял руку и подвижность в обеих ногах.
Новым смыслом жизни Игоря стала мечта вернуться звонарем на колокольню.
— Буквально 18-го числа, до травмы это было, я первый раз попал на колокольню: поднялся, попробовал звонить и остался при храме, — рассказывает 44-летний мужчина.
С помощью руководителя фонда Дмитрию собрали деньги на операцию на позвоночнике. Буквально в эти дни он смог сам встать на ноги — впервые за полгода после увечья.
Наталья Вязовкина, «Фонтанка.ру»