ПоделитьсяКазанские события трудно предотвратить, так как агрессор-одиночка всегда имеет преимущество — в силу того, что неизвестен его замысел. Но шансы есть.
Камеры наружного наблюдения равнодушно смотрели, как по улицам третьей столицы России мужчина с ружьем идет убивать детей. События в Казани могли пойти совсем по другому сценарию, если бы у системы был интеллект. Глава петербургского офиса Общероссийского объединения работодателей в сфере охраны и безопасности Сергей Алексеев рассказал «Фонтанке», каким должен быть по-настоящему «умный город».
ПоделитьсяВ России уже созданы программы, которые могут распознавать лица, даже скрытые, и определять угрожающие действия, в том числе засечь человека с ружьем или чем-то похожим. Система может определить злоумышленника, который, например, пытается зайти в банк в мотоциклетном шлеме с закрытым забралом. Или заметить, как девочка упала на катке — у нас был такой случай на рождественской ярмарке на Манежной площади. Все тревожные моменты моментально попадают на экран к оператору, и он уже принимает решение.
Но обычные видеосистемы, которые установлены за счёт бюджета или частными компаниями в наших городах, как правило, не предполагают постоянного отслеживания, нацеленного на предотвращение противоправных действий. Информацию с них снимают уже потом — когда всё случилось. Хотя в Казани именно слежение по камерам могло бы изменить ход событий.
Что касается непосредственно образовательных учреждений, то меры по их антитеррористической защищённости регламентирует постановление правительства РФ от
Мы знаем, что вахтер, даже получив ранение, успел нажать на тревожную кнопку. Но если бы он увидел злоумышленника по камерам, то смог бы нажать её еще когда тот был за периметром, закрыть двери и выиграть время до прибытия группы. Когда это всё в совокупности работает, тогда вероятность предотвращения атаки гораздо выше.
Но и полностью избежать её нельзя. Агрессор всегда имеет преимущество, в силу того, что неизвестен его замысел. Кроме того, влияет и множество случайных и системных факторов. Например, юноша шёл по улице с ружьем. Конечно, не так много людей способны вырвать оружие без ущерба для себя, но никто даже не набрал 112. Что это, нравственная апатия, «моя хата с краю»?
Или момент с приобретением им оружия. Свое первое охотничье ружье я купил в 1986 году. Тогда я был действующим офицером милиции, который имел допуск к служебному оружию. Тем не менее, как и все, прошёл полагающийся круг проверок. В том числе обязательное вступление в общество рыболовов-охотников. Там получил положительную рекомендацию, после этого проходил медицинскую комиссию.
Тогда важна была цель приобретения и её подтверждение. Вот есть охотник-профессионал. Он подтвердил свой статус удостоверением и приобрел оружие, соответствующее тому промыслу, которым занимается. Есть охотник-любитель, член какого-нибудь охотничьего клуба или хозяйства, с билетом. Всё подтвердил? Можешь покупать. Есть спортивное оружие, с которым в тир ходят. Принес документы — пожалуйста. Если человек не может внятно назвать и обосновать цель приобретения оружия, то значит, оно ему и не нужно.
Вопросы должны были возникнуть даже из-за того, почему юноша, который меньше месяца назад получал лицензию на приобретение оружия в Казани, отправился покупать его в другом городе — Йошкар-Оле. Уже, казалось, надо было спросить продавцу: оно тебе зачем так? Заметать следы?
Когда я приобретал оружие, таких прелестей, как полуавтоматическое многозарядное гладкоствольное ружье, не было вообще. А сейчас свободно продается нарезное охотничье оружие, которое строится на базе боевого. Например, карабин «Вепрь» — в его основе снайперская винтовка! Охотничье ружье, у которого бой на 3 км, зачем нужно?
Или вот в Интернете есть короткоствольное многозарядое полуавтоматическое оружие 12 калибра. Со складывающимся прикладом и большим магазином. Его, конечно, выпустили и продают для охоты. И, наверное, оно пользуется спросом. Вот только оно точно не для охоты. Мой дедушка был профессиональным охотником и говорил, что на охоте второго выстрела не нужно. Ты или с первого взял добычу, или на второй её уже нет — ушла.
Еще один фактор — медицинские учреждения, через которые проходят кандидаты. Психиатрия и врач-нарколог завалены потоком желающих. По идее, у них должно быть и собеседование и, если нужно, обследование. Но через них идут водители, охранники — каждый год, лица, которые хотят приобрести оружие, — раз в пять лет, и еще те, кто по медпоказаниям их проходит. В результате возникает некоторая халатность, формализм, которые дают лазейку таким стрелкам.
И еще одно обстоятельство: у нас закрыты медицинские базы. Особенно по психиатрии. А это значит, что сотрудник Росгвардии, к которому приходит человек за получением лицензии на оружие, не может в каком-то удобном режиме запросить информацию о том, состоит ли кандидат на учете в клинике, и в каком он состоянии на данный момент.
Что касается смертной казни за такие преступления, которую предлагают ввести, то я её противник. В силу своей работы в милиции я насмотрелся на разные прелести, а потом был членом районной наблюдательной комиссии, которая рассматривала возможность смягчения наказания. Но я всегда ставил для себя два вопроса: смог бы я привести приговор в исполнение? Не смог. Смог бы я вынести такой приговор? Не смог.
Для того чтобы было страшно тем, кто не боится смерти, возможно, стоит знакомить их с условиями содержания в местах, где отбывают пожизненное. Например, в «Черном лебеде». Но это подействует, только если человек психически здоров. Из того видео, на котором задержанный юноша говорит о своих мотивах, понятно, что он совсем не в себе. И с учетом того, что он пережил стрессовую ситуацию, в нем это прорвалось окончательно.
Согласны с автором?
