Британия – в отвал, Европа – в развал?

Свершилось! То, что еще года два назад казалось нелепостью. Именно поэтому британский премьер Дэвид Кэмерон решил сыграть в беспроигрышную игру: поставить на карту членство в ЕС ради голосов на выборах. Голоса, а главное, места в Палате общин он для консерваторов получил. А беспроигрышную игру проиграл. Теперь Брюссель дрожит, а в Кремле открывают шампанское.

Для начала о том, что лежит на поверхности этого грандиозного события (это вам не какой-нибудь Петербургский международный экономический форум!). Раскол, конечно, назревал, но спровоцировал его премьер-министр.

Непреднамеренные последствия

Если не углубляться в историю, то все началось с боязни консерваторов потерять парламентское большинство на выборах 2015 г. Соцопросы предсказывали им поражение чуть ли не с разгромным счетом. Здесь социологи ошиблись, впрочем, как и в ночь с 23 на 24 июня, когда за несколько часов до объявления официальных результатов провозгласили победу «ремэйндеров» (тех, кто за продолжение пребывания в ЕС). Но все-таки вернемся к выборам.

Предчувствие поражения, с одной стороны, и нарастающая непопулярность Евросоюза – с другой подвинули Кэмерона на хитрую игру. По английской пословице он задумал «убить двух птиц одним камнем»: набрать голосов за счет противников ЕС и на много лет вперед пресечь попытки выхода из него. Тогда казалось, что число сторонников выхода в 2016 г. не преодолеет критическую отметку. И потому британским избирателям наряду с переговорами об уступках со стороны ЕС (кое-чего на них удалось добиться) был предложен еще и референдум. При том что он не имеет формальной силы, правительство клятвенно обещало последовать решению масс.

Что касается выборов. Консерваторы в 2015 г. разгромили всех своих противников и неожиданно получили абсолютное большинство в Палате общин: 330 мест из 650! Хотя это случилось не столько благодаря голосам, сколько благодаря избирательной системе, которую сами британцы называют first cross the post (первый миновал столб – на скачках сбоку на линии финиша устанавливают столб). У нас она называется относительным большинством. Если у вас много соперников и они не способны договориться о снятии кандидатур, то при такой системе для победы вам может хватить и 10% голосов при условии, что каждый из конкурентов наберет меньше.

В результате получилось, что консерваторы имеют 51% голосов в представительном органе, получив лишь 37% голосов избирателей. Для сравнения: лейбористы располагают 36% мест в парламенте при том, что за них проголосовал 31% избирателей. Однако, как известно, консерваторы расколоты по вопросу членства в ЕС. В случае победы на референдуме Кэмерон рассчитывал еще и приглушить бунт внутри своей партии. Мол, видите, народ со мной, а не с вами.

Насторожить поставивших на референдум должен был и такой факт: партия независимости Соединенного Королевства (UKIP) – злейшие противники ЕС – набрали на выборах 13% голосов, но при этом умудрились продуть во всех избирательных округах, за исключением одного. Но ведь плебисцит – это не голосование в парламенте, где у UKIP всего лишь один представитель. Все поданные голоса засчитываются.

И вот получилось что получилось. «Черный лебедь» взмахнул крыльями, и Великобритания стоит не только перед перспективой значительных экономических убытков (по подсчетам, до 10% ВВП), но и перед перспективой собственного развала: в Шотландии за ЕС проголосовали 1,66 млн. избирателей, а против лишь 1 млн. Очевидно, что вновь будет поставлен вопрос о референдуме по отделению. Ведь недавно для победы сепаратистов не хватило совсем немного. И основной аргумент их противников заключался в том, что отделение будет означать выход из ЕС. За отделение теперь выступают и в Северной Ирландии, где против ЕС проголосовало 349 тыс., а за – 440 тыс.

Так что, возможно, не в столь уж далеком будущем увидим британский сепаратизм не только на европейских и мировых футбольных чемпионатах, но и во всех остальных сферах международных отношений. И Британия окончательно перестанет быть Великой, превратившись в Англию, Шотландию и пока не знаю, как там Уэльс. А что касается Северной Ирландии, то сепаратизм угрожает ей возобновлением столь долго длившейся войны католиков и протестантов.

Брюсселю, как олицетворению европейского единства, после всей этой истории не позавидуешь. Во Франции с новой силой возбудилась Мари Ле Пен – давняя противница объединенной Европы. А в Нидерландах – Герт Вилдерс – лидер «Партии свободы». Кстати, в случае референдума противники ЕС имеют даже более высокие шансы победить в Нидерландах, чем во Франции. А гипотетическая победа евроскептиков хотя бы только в Нидерландах поставит под вопрос уже и существование единой европейской валюты.

Более того, очевидно, что сейчас движение за свободу от европейской интеграции развернется не только в этих двух странах. Много где сильны евроскептики, а в ряде стран они уже во власти (Венгрия, Польша). И хотя претензии к ЕС у Польши и у Нидерландов – разные, но суть одна: не хотим следовать тем или иным общим правилам, ибо это не в наших интересах. Национализм оказался живее всех живых.

Почему СШЕ не получилось?

Те, кто сейчас приближается к пенсионному возрасту и перевалил за него, вероятно, могут помнить работу Владимира Ленина «О Соединенных Штатах Европы». Так что вопрос о европейской интеграции обсуждался еще до I мировой войны. «Вождь мирового пролетариата» осудил проект как усиливающий эксплуатацию рабочего класса международной буржуазией. Но, естественно, был не против единой Европы, выстроенной на коммунистических принципах. Ничего не скажешь, интернационалист!

В основе всех мощных социальных движений лежит идеология. И движение за европейское единство – не исключение. Соответственно, и все беды начинаются с нее, с заложенных в ней неверных представлений о мире. Идеология евроинтеграторов – это идеология так называемого «постмодерна», довольно ублюдочного продолжения не оправдавшейся теории модернизации. Если выразить все очень примитивно, то ее можно сформулировать так: «Все мы – люди, а посему все мы стремимся к одному и тому же: миру, счастью, процветанию». При этом под «миром, счастьем и процветанием» имелась в виду сложившаяся лет через 20 – 25 после II мировой войны социал-демократическая Европа с ее государством благосостояния (welfare state).

Вот оно-то и дало течь. В сочетании с безудержным стремлением европейской бюрократии к расширению. Ведь один из лозунгов сепаратистов – «Не будем кормить Брюссель!». А Брюссель кормит те страны, которые от европейских лидеров отстают на полвека, а то и навсегда. Вот скажите, например, что общего между Румынией с ее ВВП на душу населения ниже 10 тыс. долларов и тем же пока Соединенным Королевством с более чем 40 тыс. (в текущих долларах)? Естественно, граждане Румынии чувствуют себя на британских пособиях (по безработице, на детей и пр.) совсем неплохо. Это и являлось одним из главных противоречий между Британией и ЕС.

Разумеется, это уже следствие. Не надо было изначально создавать это самое государство благосостояния, а по сути, систему социалистического перераспределения заработанного. Вот цифры. В девяти странах ЕС различные социальные пособия превысили в сумме 15 тыс. евро на человека в год. А в шести странах – 20 тыс.! В 11 странах они выше, чем половина чистых доходов человека, получающего среднюю зарплату. А в 6 странах превышают 60% тех же доходов! И кроме внутреннего паразитизма, с включением все новых и более отсталых стран, это порождало паразитизм интернациональный. Граждане каждой новой вошедшей в ЕС страны стремились всеми правдами и неправдами прорваться к этим благам. И это не считая того, что доходы перераспределяются и через межстрановые трансферты из общего брюссельского котла.

Второе обстоятельство, работавшее на сепаратизм, – это мелочная регламентация бизнеса общеевропейскими правилами. И если крупные фирмы как-то уживались с ними, то мелкие и средние испытывали серьезные проблемы. И кроме того, европейская система глубоко враждебна инновациям. Посмотрите хотя бы, что произошло с UBER-такси в Париже. Не только выгнали, но еще и заставили заплатить. В такой среде Илоны Маски не рождаются. А если и рождаются, то не приживаются.

Другое дело, что Великобритания тоже не рвется к экономической свободе. А ведь выход – это для нее прекрасный шанс сбросить путы регулирования, глушащие свободный бизнес. И единственный путь наверх из нелегкой экономической ситуации. Но увы! Британия была способна создать самую свободную в мире экономику в Гонконге, но не у себя дома.

Бонус для Кремля

Brexit принес Кремлю много радости. Хоть нефть в цене сразу упала, но расчет – на геополитические долгосрочные радости. Великобритания была одним из принципиальных сторонников санкций. Но это – тоже на поверхности. Чем меньше единства европейских стран по всем вопросам, тем больше выгод можно получить от его отсутствия. И на энергетических рынках, и на политических (торгах вокруг Украины в минском формате). Тут мы выше Ленина вспоминали. Он советовал найти «самое слабое звено в цепи мирового империализма». А тут и искать не пришлось. Само нашлось! Везет же!

Повторит ли ЕС судьбу СССР? Пока многое говорит в пользу такой возможности. Тут ведь, похоже, качели. СССР распадался – ЕС укреплялся и расширялся. Россия расширяется – ЕС распадается.