Чем опасно для россиян заявление МИД РФ о разрыве с Советом Европы

Что потеряет Россия после выхода из Совета Европы, «Фонтанке» рассказал юрист, который профессионально занимается сопровождением жалоб из РФ в Европейском суде по правам человека.

МИД России в четверг, 10 марта, заявил, что «Россия не будет участвовать в превращении натовцами и послушно следующим за ними ЕС старейшей европейской организации [Совет Европы] в очередную площадку для заклинаний о западном превосходстве и самолюбования». «Пусть наслаждаются общением друг с другом, без России», — завершается текст на сайте ведомства Сергея Лаврова. СМИ поспешили заявить, что Россия выходит из Совета Европы, куда нашу страну приняли в 1996 году. К каким последствиям приведёт разрыв с союзом 47 стран Евразии, «Фонтанке» рассказал приглашенный профессор Университета Париж Нантер (Université Paris X — Nanterre), юрист, который регулярно представляет интересы россиян в Европейском суде по правам человека, Кирилл Коротеев.

— Кирилл, о чём заявил МИД России в сообщении, которое появилось 10 марта утром на сайте ведомства? Некоторые трактуют это как отказ от членства в Совете Европы.

— Пока речь идёт о сотрясании воздуха. Мы имеем только заявление в той риторике, которая нам известна уже много лет. Не совсем литературный русский язык с осуждением порядка, основанного на правилах. Российская власть не очень любит быть связанной ранее принятыми правовыми нормами.

Но это пресс-релиз. Это не юридическое действие, которое хоть как-то бы соотносилось с выходом из Совета Европы. Для выхода из Совета Европы необходимо федеральным законом денонсировать Устав Совета Европы, поскольку он был ратифицирован федеральным законом (Российская Федерация вступила в Совет Европы 28 февраля 1996 года, 30 марта 1998 года была ратифицирована Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод. — Прим. ред.). Это решение требует одобрения Государственной думой, Советом Федерации и президентом. После этого требуется уведомление генерального секретаря Совета Европы. Поэтому, пока нет такого закона, говорить о каком-либо выходе преждевременно.

— Вы как юрист можете объяснить смысл заявления МИД РФ?

— Здесь нет абсолютно никакого юридического смысла. Если в этом тексте и есть какой-то смысл, то точно не юридический. Я юрист. Как эксперт я могу комментировать правовые вопросы, а не политические, эмоциональные, психологические, лингвистические и так далее.

— Если Москвой принимается политическое решение юридического отключения РФ от Совета Европы, то сколько нужно времени на процедуру?

— У нас известный закон... был принят за пару дней (поправки в УК и КоАП о наказании за фейки про российскую армию были рассмотрены Федеральным собранием и подписаны президентом Владимиром Путиным 5 марта, «Фонтанка» осмысляла случившееся с юристами. — Прим. ред.). Это значит, что парламент может работать с такой скоростью, что законы принимаются молниеносно. Но тут надо понимать, что даже если такой закон будет принят молниеносно, а не как некоторые важные законопроекты, которые лежат без движения десятилетиями, как тот же кодекс административного судопроизводства, который принимался 14 лет, или закон о криминализации пыток, который лет 20 не могут принять, не говоря уже о законе про борьбу с домашним насилием, он всё равно будет иметь эффект только с 1 января следующего года. То есть если Россия принимает соответствующий закон 15 марта, 15 апреля или в другой день до 1 октября 2022 года, то выход происходит только 1 января 2023 года. И за всё время до 1 января 2023 года, за все события Россия будет продолжать попадать под юрисдикцию Европейского суда. Это значит, что суд будет компетентен рассматривать жалобы на всё, что произойдёт до 1 января следующего года. Это прямо записано в статье 7 Устава Совета Европы.

Статья 7 Устава СЕ на сайте СЕ: Любой Член Совета Европы может выйти из его состава, официально уведомив о своем намерении Генерального Секретаря. Прекращение членства наступает в конце текущего финансового года, если уведомление сделано в течение первых девяти месяцев этого года. Если уведомление направлено в течение последних трех месяцев финансового года, то прекращение членства наступает в конце следующего финансового года.

Выход из Совета Европы означает автоматический выход из европейской Конвенции о защите прав человека.

— И это лишает россиян права обращаться в Европейский суд по правам человека?

— Да. Но это не произойдёт сразу. Европейский суд сохраняет свои полномочия в отношении всех жалоб, которые были поданы до момента выхода, и в отношении всех событий, которые произошли до момента выхода. Это статья 58 Конвенции.

Пункт 2 статьи 58 Конвенции о правах человека на сайте СЕ: Денонсация не освобождает соответствующую Высокую Договаривающуюся Сторону от ее обязательств по настоящей Конвенции в отношении любого действия, которое могло явиться нарушением таких обязательств и могло быть совершено ею до даты вступления денонсации в силу.

— Какое количество жалоб из РФ сейчас рассматривается в Страсбурге?

— Динамика подачи жалоб сама по себе ни о чём не говорит. На 31 декабря 2021 года было 17 000 жалоб. Не думаю, что эта цифра изменилась с тех пор драматически. Это зарегистрированные жалобы, которые находятся на рассмотрении ЕСПЧ.

— По каждой будет решение?

— Да. Думаю, что по многим из них судьёй единолично будет вынесено решение о неприемлемости. Но по многим из них будет мотивированное решение коллегиального состава суда.

— Что значит единоличное решение о неприемлемости?

— Это когда жалоба не отвечает формальным критериям: не исчерпал средства защиты, пропустил срок. Или очень часто жалуются на права, не гарантированные Конвенцией. Или нет доказательства нарушения, на которое идёт ссылка. Сколько конкретно жалоб может быть признано неприемлемыми, сказать сложно, потому что цифры по решениям и цифры по регистрируемым жалобам не совпадают. Если сейчас 17 тысяч на рассмотрении, это значит, что суд прямо в течение года сразу отфильтровал очень много неприемлемых жалоб. Согласен, это звучит не просто. Допустим, что в конце 2020 года было 15 тысяч жалоб. За год пришло 12 тысяч новых, а 10 тысяч были решены. Какие-то из 12 тысяч новых, какие-то из 15 тысяч старых. В двух тысячах найдены нарушения, в восьми тысячах — нет.

Поэтому вполне возможно, что из этих 17 тысяч жалоб, которые есть из РФ сейчас в Страсбурге, порядка ¾ это всё равно необоснованные жалобы. Обоснованные требуют больше времени на работу суда.

— Ваши коллеги ранее отмечали, что до сих пор РФ исправно выплачивала компенсации тем, кому они присуждались?

— В основном да. Дальше есть масса случаев, когда возникает куча проблем, когда работают странные самоналоженные ограничения. Когда государством заявляется, что оно «не может переводить деньги на счета российских граждан в иностранных банках». А если этот гражданин 20 лет живёт вне РФ, у него нет счетов в российских банках? Мы с такими проблемами сталкиваемся постоянно. То есть это скорее бюрократические проблемы. Пока принципиально не платили только по двум группам решений. Первая группа касается историй с преследованиями граждан Грузии в России.

— Это как-то связано с термином из пяти букв, который теперь в России нельзя использовать?

— Россия не платила не за последствия «принуждения к миру», не за 2008 год, а за 2006 год. Тогда были массовые депортации грузин из страны. За то, что происходило в августе 2008 года, есть решение по существу, но пока нет решения по компенсациям. Пока суд просто её не назначил. Нет обязанности платить, мы не знаем, будет ли она заплачена.

И вторая группа решений, по которым не было выплат компенсаций, — это решения, связанные с ЮКОСом. Не было выплаты на длительность содержания Ходорковского под стражей и так далее. Всё остальное выплачивалось исправно, если не считать вышеназванных бюрократических проблем.

— То есть, если закрыть глаза на нюансы бюрократии с трансграничными переводами денег и два сюжета по тегам Грузия и ЮКОС, можно сказать, что РФ исправно соблюдала обязательства по выплате компенсаций после решения Страсбурга?

— Скорее да. Но по бюрократическим нюансам уже накопилось примерно под сотню дел за 20 лет с момента начала этой практики, где выплаты не состоялись.

— Россия в ЕСПЧ сильно отличается от других стран Совета Европы по количеству жалоб, по суммам компенсаций?

— Россия отличается сильно в сознательном упорстве не исправлять доказанные нарушения. Это огромное количество повторяющихся и хорошо обоснованных жалоб. Это и условия содержания под стражей, и длительность содержания под стражей. Это и вопросы о праве на свободу собраний, когда тысячи и тысячи жалоб касаются одного и того же. Это происходит, потому что Россия не исполняет решения по существу. Демонстрации постоянно разгоняются. Уже лет 10 есть постоянная практика, что так делать нельзя. И она касается, естественно, не только РФ, но и других государств Совета Европы. В этом смысле Россия, если хотите, создаёт такую правовую DDoS-атаку на ЕСПЧ. Суд вынужден заниматься огромным количеством жалоб из России, принципиальные вопросы по которым уже были неоднократно решены ранее. То же самое с пытками. Огромное количество жалоб по этим вопросам. Россия в ЕСПЧ безоговорочный лидер по делам о пытках. Видимо, в России считают, что дешевле продолжать нарушать Конвенцию, чем её соблюдать. Понятно, что, разогнав демонстрацию и наказав в нарушение Конвенции пару тысяч человек, потом придётся каждому платить от 5 до 25 тысяч евро в зависимости от того, к чему «приговорили» — к штрафам или арестам. Тем не менее Россия, видимо, считает, что разгон демонстраций с такими последствиями сейчас более выгоден, чем платить несколько миллионов евро потом. Ведь выгода от разгона здесь и сейчас не выражается только деньгами. Может быть, на обеспечение работы силовиков для этого самого разгона уходит даже больше средств, чем на компенсации. Условная единица полезности для государства превышает тот расход, если мы в эту единицу переведём несколько миллионов, выплаченных через несколько лет. И на балансе государства в этих единицах всё равно будет выгоднее разогнать.

— Ведь деньги на компенсации официально закладываются в бюджет страны? За это отвечает Минфин?

— Это очень небольшие суммы. В последние годы это что-то около 10 миллионов евро ежегодно. На фоне российского бюджета это, простите, микроскопический расход.

— Это до 24 февраля 10 миллионов евро — микроскопические деньги. Сегодня это совсем другие деньги.

— Ок. Теперь это не микроскопический, а миллископический расход. Всё равно по сравнению с бюджетом страны это очень мало. Одна Олимпиада в Сочи стоила в сотни раз больше, чем все расходы на выплаты по решениям о нарушении прав граждан. Другими словами, фактор трат казны на решения ЕСПЧ — это точно не тот фактор, который здесь является определяющим.

— Отказ России от Совета Европы является проблемой для организации? Несколько лет назад было много шума про отказ Москвы платить взносы. Здесь это трактовалось почти как перекрывание газовой трубы в ЕС.

— Возможно, Совет Европы сможет снова заняться развитием прав человека на континенте, а не рутинным выражением озабоченности действиями России. Сейчас его роль в сфере прав человека заметно утрачена в пользу Европейского Союза, который благодаря Хартии основных прав и ее применению Судом Европейского Союза в Люксембурге ушел далеко вперед в самых разных вопросах, от экстрадиции до цифровых прав.

— Есть средний чек по компенсационным решениям в пользу жалобщиков на РФ?

— Его нет в абстракции, но он есть по отдельным решениям. Мы видим практику. Если вас задержали на митинге и оштрафовали, то это 5 тысяч евро и возмещение на сумму штрафа. Если речь про насильственное исчезновение, например на Северном Кавказе, то это 80 тысяч евро. Пытки обычно варьируется между 45 и 66 тысяч евро. В зависимости от тяжести. Убийство, то есть не исчезновение бесследное, может быть от условных 60 и за 100 тысяч евро. Это когда доказано, что армия или полиция убивает человека.

— Что принципиально изменило решение Конституционного суда, когда было заявлено, что Россия не будет исполнять решения ЕСПЧ, если они противоречат Конституции?

— Ничего. Внутренние акты никак не влияют на действие международных норм.

— Были ли решения ЕСПЧ, которые были отбиты по этим основаниям?

— Что значит — отбиты? Были два решения, по праву голосовать для заключённых и по ЮКОСу. И оба остаются обязательными независимо от фантазий Конституционного суда.

— Невозможность россиян искать защиты в ЕСПЧ в случае выхода РФ из Совета Европы — это единственная проблема, которая касается обывателя?

— На уровне обывателя нашу жизнь другие решения меняют намного сильнее (смеётся). Действительно, Совет Европы — это далеко не только ЕСПЧ. Это множество других механизмов, других программ сотрудничества. Но это не то, что меряется сегодня на завтра. Выход — это продолжающаяся автаркизация правовая. Она шла и с сохранением членства России. Все остальные контакты с Советом Европы едва ли определяют жизнь 146 миллионов россиян каждый день. Но то, что мы оказываемся вне организации цивилизованного мира, это не переводится в деньги напрямую. То, что мы будем это чувствовать по тем проблемам, с которыми сталкиваемся, это однозначно. То есть дальше мы, условно, будем заниматься проблемами типа того, что нельзя расстреливать людей по приговору суда, что нельзя пытать людей. Мы упёрлись в вопросы, которые, казалось бы, очевидны. Но из-за них мы не двигаемся вперёд. Мы из-за этого и не решаем вопросы искусственного интеллекта или биоэтики. Стоим там, где не договорились о базовом.

— Ну, то есть Белоруссия станет обывателям РФ ближе во всех смыслах? Минск так и не стал членом Совета Европы. Какие там санкции за тот же мирный протест, мы знаем из новостей. Они кратно отличаются от наших.

— Разницы с Беларусью все меньше и меньше, но на сегодня в России остается чуть больше возможностей для защиты от государства.

— Вы сказали про смертную казнь. Правильно я вас понимаю, что то, о чём на второй день спецоперации заявил Дмитрий Медведев, а именно о возвращении смертной казни в России после разрыва с Советом Европы, становится реальностью?

— Нет. Это не становится более реалистичным. Отдельные политики в случае выхода из Совета Европы будут очень стараться сотрясать воздух. Отказ от Совета Европы неразрывно не связан с отменой моратория на смертную казнь. Есть масса факторов, которые делают возвращение смертной казни невозможным. И прежде всего это действующая Конституция РФ. О верховенстве которой, когда отдельным безответственным политикам хочется, они так же на словах активно пекутся. Фантазии Медведева реальностью не становятся, по крайней мере в той форме, в которой они были высказаны. Ну а дальше мы оказываемся в ситуации, где нельзя исключать ничего…

2 марта сенатор Андрей Клишас заявил, что «мораторий носит бессрочный характер и не связан с нашим пребыванием в Совете Европы». 4 марта глава президентского Совета по правам человека Валерий Фадеев сказал, что вопрос возвращения смертной казни в РФ может быть поднят при расследовании военных преступлений.

Вот видите, мы обсуждаем это, вместо того, чтобы обсуждать юридические вопросы пересадки сердец тем, кто умирает здесь и сейчас. Вся эта риторика про смертную казнь плоха сама по себе, она занимает общество не теми проблемами, которые реальны. Мы занимаемся обсуждением проблем примерно 40–50 годов прошлого века, а мы, вообще-то, в третьем десятилетии следующего века.

— А как быть с Толстым? «У нас в России прекрасная правовая система! И если что, мы будем использовать ее. Без помощи судей ЕСПЧ, за которых мы не голосовали», — заявлял глава российской делегации в Парламентской Ассамблее Совета Европы депутат Госдумы Пётр Толстой «Фонтанке» в 2019 году в ответ на вопрос о готовности российских властей лишить россиян права оспаривать незаконные решения национальных судов в ЕСПЧ?

Статья о ПАСЕ и представительстве России в Ассамблее на сайте Совета Федерации.

— (Долгая пауза.) Когда вы сказали «Толстой», у меня всё равно по-прежнему первая ассоциация со Львом Николаевичем, а не с этим человеком… Я уже говорил про фантазии безответственных политиков… В этой короткой фразе столько неправды, что даже не знаю, с чего начать…

К сожалению, у нашей правовой системы есть огромное количество проблем. И я соглашусь, что решать их нужно нам самим. Никакие ЕС, США, АСЕАН или Африканский Союз за нас эти проблемы не решат. У нас огромные проблемы со справедливостью уголовных процессов, административных процессов, практически по любым направлениям, где есть государство, от тюрем до экологии. Эти проблемы не нужно усугублять. Выход из Совета Европы эти проблемы только усугубит. Потому что мы теряем хоть какую-то внешнюю оценку. Это как бухгалтерский учёт без аудита. Как проверить, что вы видите, когда вам бухгалтер рапортует, что у вас всё прекрасно? Какое-то время можно верить в эту потёмкинскую деревню, да. Но жить в этой деревне всегда, а тем более развиваться, невозможно. Другими словами, скорее права медиа-юрист Галина Арапова (физлицо СМИ-иноагент), которая ещё в 2017 году сказала вашему изданию, что отказ от ЕСПЧ — «это 100 шагов назад». Я бы сказал, что даже 200 шагов назад. Вне зависимости от того, останется Россия в Совете Европы или нет, пока мы сами не решим свои проблемы, ничего не исправится.

Леонид Лобанов, специально для «Фонтанки.ру»