Если вчитаться в комментарии в соцсетях, особенно посвященные спорам об обязательной вакцинации, кьюар-кодам и ношению масок, будет заметно, что слово «фашист» звучит часто и становится поводом для ссор.
Пандемия отношения между людьми накалила. Когда градус агрессии зашкаливает, язык ищет новые ругательства — эмоциональные, хлесткие и сильные. Нового придумывать не надо. Соцсети — резервуар для стоков агрессии. Несложно заметить, что, во-первых, ругаться мы стали чаще и больше. Во-вторых, делаем это, совершенно забывая первоначальное значение слова. За последние десятилетия множество слов переродились из небранных в бранные. Популярный эвфемизм «хрен» к ботанике отношения не имеет и сегодня кажется словом безобидным, даже беззубым, как и «идиот», вытесняющий «дурака». О медицинском значении слова «идиот» все вроде как и забыли. Политическая повестка щедра на филологические метаморфозы. Так, безобидное слово «патриот» стало оскорблением. Но если «мерзавец» или «подлец» обидно, но не более того, то «фашист» — это приговор. Обычно речь идет об идеологическом противнике, будь то вопрос обязательной вакцинации или соблюдение «европейских этических норм».
Откуда взялся фашист
— В академическом словаре под редакцией Евгеньевой дано определение словам «фашизм» и «фашист», — говорит Елена Сергеева, доктор филологических наук, профессор кафедры русского языка РГПУ им. А. И. Герцена. — «Фашист — приверженец фашизма, член фашистской организации». То есть еще в 1980-х было одно значение. Бранное значение в языке появлялось, но в словарях отразилось позже. В Большом толковом словаре 2000 года «фашист» толкуется уже не только как нейтральное — «приверженец фашизма», но и как бранное: «о крайне агрессивном, злобном человеке». В языке идет усиление негативной коннотации: «фашист» употребляется в значении «сволочь», «мерзавец». Когда есть желание оскорбить, человек думает не об исходном, прямом значении слова. Назвать кого-то «сволочью» или другим ругательством — дело рискованное и даже подсудное, но можно выбрать не менее оскорбительное для современного человека слово «фашист» в бранном значении. Мне кажется, этот языковой процесс связан, с одной стороны, с плохим знанием истории и непониманием того, что такое настоящий фашизм, а с другой — со сложившимся в нашей стране резко отрицательным отношением к фашизму, отразившимся и в языке.
Доктор исторических наук Борис Колоницкий убежден: «В чрезмерном употреблении (злоупотреблении) ярлыка «фашист» проявляется неразвитость исторического сознания «образованного» класса. Люди просто не знают истории. Ну а если я называю оппонента «фашистом», не тоталитарист ли я, даже если ратую за этику — новую или старую, неважно?»
— В международный обиход слово «фашист» входит в 1919 году, — объясняет Борис Колоницкий. — Фашизм как политическую систему характеризует триада: аппарат массового террора, аппарат пропагандистского воздействия и аппарат организационного воздействия (система массовых фашистских организаций). Фашизм — это соединение крайних форм шовинизма и социальной демагогии. В СССР главными борцами с фашизмом считались коммунисты, о жертвах, понесенных ими, говорили в первую очередь. Не сразу и не во всех странах говорилось о холокосте, но начиная с 1960-х годов эта тема приобрела особое значение для многих государств. Сейчас у слова «фашист» общественный оттенок, маркер того, что человек принадлежит к другой компании, с которой нельзя иметь дела. Разное время формирует своих жертв фашизма. С конца ХХ века все больше говорится о том, что жертвами нацистов были и сексуальные меньшинства.
«Самый большой гад»
— Слово «фашист» описывается в толковых словарях русского языка как «Сторонник и последователь фашизма, член фашистской партии», но в действительности используется более широко с гораздо более расплывчатым значением, — говорит Максим Кронгауз, доктор филологических наук, профессор НИУ ВШЭ и РГГУ. — По своему жизненному опыту я помню, что это было еще очень важное детское слово. Я рос в 1960-е годы, тогда городские дети не ругались матом и «фашист» было, наверное, самое сильное оскорбление, хуже фашиста ничего быть не могло. Само по себе это очень понятно. Фашизм и фашисты — главные враги СССР и советских людей, причем речь идет, конечно, о Германии, а не об итальянском или испанском фашизме, не об идеологии вообще, а о конкретном чрезвычайно жестоком враге. Значение существительного «фашист» максимально опустошается и сводится к чему-то вроде «самый большой гад, негодяй, который только может существовать на земле».
В Америке в эпоху маккартизма — время преследования коммунистов — массовое сознание воспринимало «коммуниста» примерно так же (были исследования на эту тему), то есть как «очень плохого человека», «врага», и слово «коммунист» тоже использовалось как ругательство. Это совершенно тот же языковой механизм, что и у нас с фашизмом. «Фашист» и «коммунист» — слова, обозначающие представителей разных идеологий, но в обыденной речи люди об идеологии не думают. «Агрессор, пытающийся завоевать мир и представляющий угрозу» — очень поверхностный, но очень устойчивый и распространенный образ.
Впрочем, бывают и более содержательные исторические аналогии, когда сравниваются какие-то содержательные характеристики, а оценка присутствует, но не перекрывает все остальное. Например, в разговоре о новой этике ее критики часто используют метафору «большевизма», сравнивая, скажем, культуру отмены с пожеланием сбросить классиков с парохода современности, тогдашние проработки и травлю в Сети и т. п. Лозунг «Кто не с нами, тот против нас» может без больших потерь быть перенесен в современный мир.
Звезда как провокация
В июне прошлого года Егор Бероев вышел с желтой звездой на пиджаке во время вручения премии «ТЭФИ». Ассоциации с действиями Третьего рейха и геноцида евреев прозрачны, однако поступок Бероева — убежденного антиваксера — все прочитали по-разному. Одни увидели в жесте протеста смелый поступок, продиктованный гуманистическим порывом против сегрегации. А другие вздрогнули от обесценивания трагедии шести миллионов невинных людей. Глупости и пошлости. Тем не менее метафора материализовалась и снова ожила в речи.
— Сравнение с фашизмом также может быть сегодня более содержательным, — говорит Максим Кронгауз. — Актуализация этого слова происходит в связи со столкновениями государства и личности в условиях пандемии. Часть общества считает, что власть должна спасать людей от пандемии, используя более жесткие методы, чем в прошлой жизни. А с другой — у антиваксеров сжатие пространства личной свободы вызывает ассоциации с фашизмом. И уже артист Егор Бероев выступает по этому поводу с прикрепленной к пиджаку желтой шестиконечной звездой, предлагая еще одну метафору, по существу сравнивая преследования антиваксеров с уничтожением евреев в фашистской Германии. При этом в России один из наиболее мягких пандемийных режимов по сравнению с другими странами. Использование исторических метафор всегда немного карикатурно, но в общем-то неизбежно. Нам проще познавать современность через неточные, упрощённые, но понятные сравнения.
