Промежуточные итоги протеста: один хуже другого

Рискну вызвать недовольство тех, кто нынче находится в эйфории по поводу происходящих в стране изменений, но промежуточные итоги протестной активности мне пока не внушают особого оптимизма. Страна уходит на каникулы, митинги притормозили до февраля, и мы можем взглянуть на то, что получилось.

Итог первый. Явное расхождение в масштабах протеста между столицей и провинцией. Москва возбуждается, накручивает себя через Интернет и выводит на митинг до ста тысяч человек. В провинции же число недовольных ограничивается размерами местной интеллигенции, причем лишь той ее частью, которая остается интеллигенцией по духу, а не по месту получения зарплаты.

Может показаться, что я слишком рано делаю этот вывод и провинция еще со временем подтянется. Вряд ли. Революционная столица и консервативная провинция – типичный случай для всех революций нового и новейшего времени.

Английская революция XVII века: недовольство концентрируется в Лондоне, а север и восток страны – место формирования войск свергнутого короля.

Великая французская революция XVIII столетия: Париж бунтует, тогда как Вандея долго еще остается опорой старого режима.

Русская революция 1917 года: Петроград большевистский, но крестьянство на выборах Учредительного собрания голосует за эсеров.

Румыния 1990-х: шахтеры устраивают Бухаресту так называемые «минерии»: приезжают на автобусах в столицу и лупят «студентиков», чтоб не бузили.

Египет прошлого года: столица сходится на «тахрирский майдан», а бедуины седлают верблюдов, чтобы всыпать зажравшемуся Каиру по первое число.

У нас пролетарий из Нижнего Тагила уже выразил желание приехать в Москву, чтоб проучить недовольных. До этого, надеюсь, не дойдет, но настроение провинции на выборах будет, пожалуй, совсем не таким, как в Москве.

Итог второй. Владимир Путин не пошел на смягчение своего режима, а выбрал вариант корректировки системы манипуляций.

Требования митинга на Болотной не были удовлетворены, вследствие чего митинг на Сахарова вынужден был фактически их повторить, продемонстрировав тем самым бессилие мирного давления на власть. Путин выразил откровенное презрение к митингующим, обозвав их бандерлогами, а белые ленточки сравнив с презервативами.

Политическая реформа, предложенная Дмитрием Медведевым, особого смысла не имеет. Во-первых, президентские выборы пройдут по старой схеме, а до очередных парламентских все еще может много раз измениться. Во-вторых, даже если механизм регистрации партий будет облегчен, в арсенале властей сохраняется множество способов затруднить их функционирование. В-третьих, намерение создать общественное телевидение пока крайне неопределенно. Скорее всего, TV будет общественным по форме, но сервильным по содержанию.

Итог третий. Идея посредничества в диалоге власти и общества, с которой выступил Алексей Кудрин, оказалась не востребована.

Новым главой администрации президента стал Сергей Иванов. Судя по всему, именно ему теперь предстоит руководить внутриполитическим процессом. Представить этого генерала КГБ в качестве посредника между властью и обществом довольно трудно. А места для других посредников (скажем, Кудрина или кого-то другого, кто мог бы одновременно пользоваться уважением и Путина, и несистемной оппозиции) уже не остается.

Посредничество в данном случае – это не челночная дипломатия, а практическая возможность перестроить всю систему отношений власти и общества, заменив манипулятивный подход Владислава Суркова реальным смягчением режима. Но смягчением контролируемым, т.е. таким, которому не станет противодействовать Путин, поскольку не воспримет его в качестве угрозы себе лично.

Итог четвертый. Поставив Дмитрия Рогозина на освободившееся после ухода Иванова место вице-премьера, власть показала, кто станет ее опорой, в случае если обычные манипулятивные средства работы с населением перестанут давать удовлетворительный результат. Ставка будет сделана на жесткий национализм.

Пока авторитарный режим был столь прочен, что не нуждался в дополнительных подпорках, Кремль мог ликвидировать «Родину», растворяя ее в «Справедливой России», а лично Рогозина держать за границей – подальше от московских площадей. Но нынче для Путина вопрос сохранения режима становится более актуальным, нежели вопрос сохранения лица в приличном обществе. Вполне возможно, что в свете медведевской политической реформы демократическая партия, о которой говорят Кудрин и Прохоров, либо вообще не сформируется, либо будет маргинализироваться старыми сурковскими методами. А вот у Рогозина появится шанс вернуться на политическую сцену в тот момент, когда Путин почувствует в этом острую необходимость. И если Рогозин вернется, не факт, что дальше его можно будет удержать в рамках, заданных ему системой.

Итог пятый. Возвращение Рогозина может рассматриваться в качестве отклика на национализм, идущий с площадей. Митинги на Чистых прудах и на проспекте Сахарова вывели Алексея Навального из Интернета в уличную политику.

Что это за человек на самом деле, никто не знает. Каждый «сочиняет о нем свой собственный роман» (так в свое время один историк сказал об отношении французов к молодому Наполеону). Кто-то надеется, что Навальный – демократ, кто-то – что националист, а кто-то готов будет отдаться ему просто за красивые глаза и за яркие речи. Трудно сказать, есть ли у него какие-то собственные взгляды, но в нынешней обстановке резкий сдвиг в сторону национализма вполне вероятен для любого уличного лидера, который понимает психологию масс.

Замечу кстати, что нам давно следует расстаться с наивной идеей об объединении разного рода протестных движений. Ее лидеры никогда не объединятся добровольно. Уличная оппозиция может быть структурирована лишь одним из двух способов.

Первый – если Кремль четко скажет, что готов идти ей навстречу, и при этом сам отметит, с кем конкретно возможен диалог, а с кем невозможен. Тогда невостребованные Кремлем лидеры автоматически перестают быть интересны (по крайней мере, до момента провала этого диалога).

Второй – если один из уличных оппозиционеров резко возвысится над другими благодаря своим талантам общения с публикой, и эта публика просто забудет про остальных (по крайней мере, до момента провала этого лидера).

Первый вариант, означающий мягкую трансформацию режима, Путин сегодня отвергает (см. выше). Остается второй. И здесь у Навального есть шанс.

Дмитрий Травин