Сергей Лукьяненко: Сейчас при слове «дозор» мне хочется схватиться за пистолет!

За последние несколько месяцев самый востребованный журналистами человек - это, наверное, Сергей Лукьяненко, автор нашумевшего «Ночного дозора». За те три часа, что корреспондент «Фонтанки» провела у него дома, пытаясь взять интервью, нас прервало ровно четырнадцать телефонных звонков с просьбами об интервью, фотосессиях, творческих встречах.

Об информационном буме

- Сергей, скажите честно, все эти съемки, встречи с журналистами, интервью - все это очень надоело?
Очень. То есть, теперь я даю интервью только каким-нибудь очень смешным изданиям, например телепередача про собак, чтобы мне со своей собакой прийти, или там журнал про кулинарию, чтобы поговорить о кулинарии, и так далее. В сотый раз отвечать что-нибудь по «Ночному дозору» уже, конечно, не хочется.

О личном

- Тогда для затравки такой вопрос: год вообще выдался счастливый?
Год, конечно, был счастливый, однозначно. Во-первых, у меня родился сын Артемий. Во-вторых, вышел фильм с неожиданным успехом, популярность книги очень сильно выросла, появилось много новых читателей. Заключены договора о выходе книг в Америке, Германии, активно так пошел этап продвижения на западный рынок. То есть, конечно, год прошел удачно, это в принципе мой год, год обезьяны. Наверное, обезьяна приготовила подарки. Но с другой стороны - и тяжелый год. Не скажу, что сплошной праздник.

О праздниках

- А как Вы справляете праздники, какие из них Ваши любимые?
- Наверное, традиционно я люблю два праздника: день рождения... не обязательно свой, день рождения жены, друзей - это все равно всегда праздник, когда люди собираются по такому поводу. И Новый год. То есть праздников, конечно, много – и 23 февраля, и 8 марта, и все остальное надо отметить, но самые любимые – это всегда день рождения и Новый год.

- И как справляете Новый год?
Мы традиционно справляем дома, очень редко куда-то ходим в гости. Обычно сам Новый год встречаем вдвоем с женой, ну, теперь втроем, плюс собаки. А после двенадцати к нам обычно приходят друзья, знакомые, и уже до утра в компании веселимся.

- Теперь втроем – это здорово, мы от всей души вас поздравляем! Сергей, а зачем вообще людям нужны дети?
- Ну, для любви, наверное, в первую очередь. То есть, можно любить себя, можно любить собаку, можно любить вкусно поесть... Но в первую очередь люди, конечно, заводят детей, чтобы было кого любить, о ком заботиться, в ком продолжать себя.

О звездах

- Когда мы росли, а мы примерно ровесники, не было такого понятия «звезда». Но если бы тогда знали и понимали, что это такое, кого бы Вы в детстве назвали «звездой», и кого можете назвать так сейчас?
- Ну, наверное, в детстве для меня были кумирами, да и сейчас остаются, актер Николай Караченцов, он мне всегда очень сильно нравился. Еще «Машина времени», Андрей Макаревич. И тоже я любви к его творчеству не утратил. Сейчас это, наверное, сложнее, потому что с возрастом такое «звездное» отношение к людям начинает проходить. Кто-то нравится больше, кто-то нет, но говорить, что человек становится каким-то кумиром, приходится уже реже.

- Не нравится понятие «звезда»?
- Понятие «звезда» несколько искусственное. Сейчас, к сожалению, при слове «звезда» у нас возникает в сознании не образ действительно всенародно любимого артиста, музыканта, которого все знают, любят и помнят, а какие-нибудь там мальчики-девочки, которые по блату или просто по случайности попали в тепличные условия, и теперь телевидение создает им имидж звезд. Хотя сами по себе в нормальной обстановке они никакой звездности не имеют. Сейчас, к сожалению, большая часть этих так называемых «звезд», особенно молодых – тихий ужас...

- А самому в детстве не хотелось стать знаменитым? Например, знаменитым писателем?
Я рос в медицинской семье, поэтому у меня, конечно, была одна-другая-третья мечта, кем стать, чем заняться. Но писателем я не хотел становиться, просто как-то не задумывался на эту тему. Я очень любил читать, но у меня было ощущение, что те, кто пишет книги,- это люди совершенно какие-то особенные, что таким надо родиться, что с самого рождения у тебя будет печать специальная на руке, что ты будущий писатель...

Я поступил в медицинский институт, пошел по родительским стопам. Проучился там год, никак не помышляя о писательстве, а потом что-то случилось, включилось, и я внезапно стал писать. Вначале для себя, потом стал показывать друзьям, потом стал посылать в газеты-журналы... и через некоторое время понял, что это мое.

- Но институт Вы закончили?
Институт я закончил, большей частью по инерции уже, понимая, что не буду работать по специальности. Отчасти для того, чтобы родителям было в этом отношении спокойнее. Они были уверены, что профессия врача - это профессия, а профессия писателя - это что-то такое совершенно ненадежное, заниматься этим и только этим серьезно нельзя. Я закончил мединститут, и до сих пор у меня бывают сны, когда вдруг снится, что я не сдал какие-то экзамены. Мне говорят: «Сдать надо! У вас долг остался по такому-то предмету!». Я говорю: «Не буду! Мне это не нужно уже!» «Нет, надо, надо сдать, придется!»

О любимых книгах и их героях

- Дети всегда терпеть не могут, когда их спрашивают: «Кого ты больше любишь, маму или папу?» И все-таки, какую-то из своих книг любите больше других? Если да, то какую? Или, может быть, какого-то из своих героев?
Ну, скажем так, героев я люблю всех или практически всех, потому что в каждом главном герое всегда есть что-то от меня, немножко. Книгу... Книгу сложнее, потому что я сейчас начну называть... Я очень люблю «Осенние визиты», «Холодные берега», «Лабиринт отражений», «Спектр», что-то еще, но потом как-то невольно начинают возникать мысли, а что, я разве не люблю «Звезды - холодные игрушки», «Линию грез» или «Мальчик и тьма»? Они мне действительно одинаково дороги. Это все равно как сейчас спросить: «Кого из своих двух собак ты больше любишь?», или «Кого из друзей?», или, если много детей, то «Кого из детей?». Очень сложно выбрать. Наверное, кто ближе, того и больше люблю? Какая книга последняя, ту, наверное, больше всего люблю.

- Вы говорите, что все ваши главные герои похожи на вас. Так как же так получается, что в вас уживаются настолько разные личности, как, например, Кей Дач и Ильмар-вор?
- В каждом человеке очень много разных черт, тенденций, течений... Я беру какую-то отдельную черту личности, может быть она совсем в небольшой потенции скрыта, совершенно не развита, но я её беру, развиваю, усиливаю, начинаю представлять, что было бы, если бы эта черта характера у меня доминировала, если бы я был вот в таких-то условиях. Даже не совсем так, как я сейчас говорю. Это происходит на каком-то подсознательном уровне.

- Как актер, который вживается в роль?
- Да, наверное. Писатель должен вжиться в свой мир, в своих героев. Ему не обязательно отыгрывать все это в жизни, но отыграть на бумаге - да.

- А в детстве не хотелось быть актером?
- Хотелось, но больше даже хотелось быть режиссером. Я хотел быть режиссером, потом понял, что мальчику из глухой казахской провинции поступить во ВГИК очень сложно. Я знаю, что поступали и пробивались, но, наверное, для этого надо было иметь какую-то большую настойчивость, просто одержимость такой профессией. А я вот пробился к этому другим путем. Ну, к чему-то подобному, потому что работа писателя в чем-то сродни работе режиссера. Единственное, что нет большой команды, с которой еще надо работать, руководить там всеми. Это вообще-то плюс.

О "Ночном дозоре"

- Но от «приставаний» журналистов этот «плюс» не освобождает. А какой именно вопрос о «Дозоре» Вам надоел больше всего?
- Периодически спрашивают, «откуда узнал о Дозоре».

- И откуда узнали?
- Гесер рассказал.

- Все-таки рискну и я спросить про «Ночной Дозор». Как Вам пришла в голову идея Дозора, не как книги, а как организации?
- Ну, по порядку. Во-первых, значит, Ночной дозор. Я сначала придумал общую завязку, хотелось представить, что вампиры, маги, оборотни, колдуны - все они живут в нашем мире, просто они от нас скрываются, не хотят, чтобы мы про них знали. Так и возник Ночной дозор. Возникла мысль - сделать героя его сотрудником, но сотрудником таким... не склонным к оперативной работе, человеком, который достаточно вдруг оказывается на улице, в бою.

- И еще такой вопрос: Антон в книге и Антон в фильме – это разные личности?
- Да, конечно, разные люди. Антон Городецкий в фильме - личность более неоднозначная, невротизированная, он, может быть, даже ближе колеблется на границе света и тьмы. Антон и в книге тоже человек рефлексирующий, такой нетипичный боец плаща и кинжала, но в фильме это усилено. Я считаю, что в этом нет ничего ужасного, книга и фильм - разные вещи, если режиссеру понадобилось немножко изменить характер, усилить какие-то детали, то это его право.

- Но это не было для Вас неожиданностью?
- Нет, поскольку я тоже работал со сценарием, это все происходило очень медленно, очень постепенно, не резко.

О неожиданностях

- А вообще Вы любите неожиданности? Что удивило Вас в жизни больше всего?
- Неожиданности я, конечно, люблю, когда они приятные. Странно было бы наоборот. Что меня удивило больше всего? Наверное, то, что я занимаюсь тем делом, которое мне нравится, которое я люблю, и все-таки внезапно для себя, хотя я и был всегда достаточно самоуверенный, достиг каких-то больших успехов. В общем-то, ведь понимаешь, что есть десятки, сотни, тысячи людей, которые занимаются тем же самым, и среди них есть люди более и менее талантливые, но все лелеют огромные честолюбивые планы. Но в какой-то момент судьба поворачивается так, что шарик рулетки выпадает на какую-то одну цифру. В данном случае этот шарик выпал на ту цифру, на которую ставил я.

О женщинах

- Вам лично нравятся больше такие женщины, как Светлана, или такие, как Ольга? И вообще, какой должна быть женщина?
- Это сложный вопрос. В женщине должно быть что-то и от Светланы, и от Ольги. Потому что Светлана - она просто человек более мягкий, более податливый, но по книге у нее характер дальше достаточно сильно меняется. Это естественно, поскольку человек живет в новых обстоятельствах... Мне кажется, что в женщине главное – верность, умение понять, простить и поддержать в трудную минуту.

- В чем, на Ваш взгляд, разница между влюбленностью и любовью?
- Тут уж проще в словарь заглянуть. А если совершенно банально, то влюбленность это яркое, красочное, но быстро проходящее чувство. По силе влюбленность может даже не уступит любви, но она вспыхнет и погаснет. Любовь, как правило, чувство более долгоиграющее, более способное к развитию.

Снова о "Дозорах"

- Будет ли четвертый «Дозор»? И сколько еще будет фильмов?
- Будет второй фильм, он практически снят, после этого еще планируются съемки совместного фильма с Голливудом, со студией «20 век FOX». Но пока говорить убежденно здесь ничего нельзя. Четвертый «Дозор», наверное, будет, но через какое-то время. Сейчас при слове «Дозор» «мне хочется схватиться за пистолет».

- В «мире» Дозоров с Вашего разрешения пишет сейчас несколько писателей. Нас, питерцев, очень интересует Ваше отношение к книге «Лик Черной Пальмиры», действие которой происходит частично на берегах Невы.
- Дело в том, что с Володей (Владимир Васильев, автор книги – Прим. ред.) мы работали над «Дневным дозором». Когда вышла трилогия, был близок выход фильма, он захотел написать повесть, где действие будет происходить на Украине, с украинскими дозорами, и попросил у меня разрешения. Я согласился, но потом, во-первых, действие как-то переместилось в Питер, во-вторых, повесть превратилась в роман. Я какое-то минимальное вмешательство проводил, но, естественно, только тогда, когда персонажи, которых придумал я, показывались в совершенно неправильном, на мой взгляд, свете.

У меня, на самом деле, очень своеобразные отношения с Питером. Он мне с одной стороны нравится, с другой – есть в нем действительно какая-то тающая депрессивная атмосфера, которую описывает Володя. Наверное, она особенно четко чувствуется человеком, который вырос на юге, как я - в Казахстане или Володя - на Украине... Таких людей Петербург очень сильно давит.

Но до такой уж демонизации города я бы не доходил. Опять же, у меня в городе есть много друзей, кстати, как и у Володи. Я бы, может быть, чуть аккуратней обошелся, если бы писал эту книжку.

О читателях

- Если представить, что Вашу книгу впервые берет в руки читатель, скажем, десяти, пятнадцати и семидесяти лет, то какую из своих книг Вы посоветуете для начала?
- Ну, для десяти, наверное, либо «Танцы на снегу», либо «Рыцари сорока островов». Пятнадцати – либо «Лорда с планеты Земля», либо «Линию Грез». Может быть, «Звезды – холодные игрушки». Семидесяти... Тут сложнее всего ответить... Поскольку сам я такого возраста еще не достиг, я не могу сказать: «Вот эту книгу я написал с мудростью семидесятилетнего человека, и семидесятилетним она будет близка». Наверное, семидесятилетним можно брать любую книгу и попытаться вспомнить себя в каком-то возрасте: более младшем, более зрелом; вспомнить молодость.

- А в каком возрасте дадите сыну впервые прочитать свою книгу? Будете ли Вы для него специально сказки писать?
Думаю, что вначале буду даже читать вслух, потому что, конечно, буду писать какие-то сказки для него сам. Года через два-три, наверное, уже что-то буду читать.

О хобби

- Есть ли у Вас хобби? Какое? Говорят, что вы разводите собак?
Собак... Гхм... Ну, во-первых, я собираю различные фигурки мышей, сделанные из разных материалов, от дерева до свинца. Еще хобби – кулинарией увлекаюсь, люблю сам готовить. Собак в какой-то мере развожу, поскольку наша любимица Йоркширский терьер Буська неожиданно для нас оказалась породистой, выставочной собакой. Поэтому мы ее размножили, выросло трое щенят, одну девочку мы оставили себе. Теперь у нас два йорка, можно сказать - ферма.

- Есть ли у Вас дача? Любите ли Вы разводить цветы, или, может, Вам больше нравится, когда растут овощи, которые можно потом съесть?
- Дачи у меня нет. Может быть, конечно, будет. Но если будет, я думаю, что овощей мы там разводить не будем, а будут там исключительно трава, сорняки и цветы. И деревья, конечно. Потому что, я считаю, по большому счету это непродуктивно – что-то выращивать на клочке земли, тратить на это сил и средств намного больше, чем в итоге получаешь. Ну, а если разводить для души, заниматься садоводством, то лучше уж какие-нибудь цветы выращивать.

О друзьях

- Когда Вы учились в школе, у Вас было много друзей? И сейчас - много друзей?
- В школе, кстати, не очень было много. Были, конечно, друзья-приятели... Друзей вообще, как правило, совсем уж много не бывает. Одно дело, когда судьба просто абстрактно сводит с однокашниками, вы вместе учитесь, по большей части у всех достаточно разные интересы. В институт люди уже идут заниматься конкретным делом, у них больше общих интересов, и группа, соответственно, крепче. Ну а сейчас мои друзья в основном из любителей фантастики, из тех, кто этим занимается, профессионально или не профессионально, но в любом случае это люди, с которыми гораздо больше общих интересов.

- А много друзей именно близких?
- Ну, если я сейчас назову какую-то цифру, она будет неправильной, и вообще считать друзей – плохая примета.

- У Вас есть прозвище? Как Вас называют друзья?
- По большей части называют по имени. Какие-то сокращения от фамилии иногда звучат, типа Лука, Лукьян, но это совершенно эпизодически и только в какой-то шутливой ситуации. Типа: «Ну ладно, Лукьян, не переживай!» Крайне редко, три-четыре такие ситуации за год. А так у меня нет прозвища. Есть еще, конечно, внутрисемейное, но оно интимное и разглашению не подлежит.

О характере

- Вы обидчивы? Легко ли прощаете?
- Я обидчивый, вспыльчивый и достаточно легко прощающий. Такой вот Овен по характеру типичный.

- А еще какие у Вас есть качества? Например, Вы брезгливый человек?
- Ну, как сказать... В детстве я был очень брезгливый ребенок, как и многие, наверное, выросшие в медицинских семьях. По десять раз на дню мыл руки с мылом, причем минуты по две. С улицы пришел - надо обязательно смыть всех микробов. В детстве это было очень сильно развито. А после обучения в мединституте, в общем-то, брезгливых людей не остается, они отсеиваются после первого посещения анатомички.

О домашней работе

- Вы работаете дома. Женщинам, особенно тем, которые сидят с детьми, очень хорошо знакома ситуация, когда муж приходит с работы и начинается: «Почему посуда не помыта, в квартире не убрано...» Вас жена не загружает домашней работой?
- А вот жена рядом сидит, пусть скажет.

- Домашней работой не нагружаю, - вступает в разговор Соня Лукьяненко,- очень хочется, чтобы он побольше общался с сыном, это очень важно для них обоих. Но это сейчас тоже проблематично, потому что, действительно, у него даже времени общаться со мной очень мало.

- Конечно, - подхватывает Сергей, - какие-то домашние обязанности я выполняю. Как еще с каменного века положено было, что мужчина должен сходить, завалить мамонта, поджарить его заднюю ногу над костром. Вот я тоже готов сходить в магазин и потом приготовить. Вчера вот утку... добыл.

О труде писателя

- Вы пишете днем или ночью? Сколько страниц в день, есть ли какие-нибудь нормы?
- Норм нет. Обычно я пишу до тех пор, пока не чувствую, что начинаю выдавливать из себя текст. А ночью – ночью надо спать, как говорил герой замечательного мультфильма «Остров Сокровищ».

О талантах

- Вы умеете танцевать? Играть на чем-нибудь? Будете ли Вы учить сына играть на скрипке или на каком-нибудь другом музыкальном инструменте?
- Я, к большому сожалению, не умею танцевать, не учился в детстве, а сейчас как-то вроде уже и неудобно. Конечно, что-то в юности пытался танцевать на дискотеках, всякий якобы брейк-данс в самом его примитивном варианте, но это все танцами не назвать. На музыкальных инструментах тоже не играю. Считаю, что насильно ребенка ничему подобному учить не стоит, но если скажут, что у него действительно есть к этому способности, то предложим. А если ребенок будет отпираться, скажет: «Не хочу эту скрипку, не хочу это пианино, не хочу этот бубен!»- то, значит, и не будет он этим заниматься.

О детективах

- Недавно в журнале «Если» появилась Ваша повесть в детективном стиле. Будет ли у нее продолжение? И вообще, в Ваших книгах детективные линии периодически прослеживаются. А не хотелось Вам когда-нибудь написать обычный детектив, так сказать – «в чистом виде»?
- Продолжение будет. Эта повесть – начало романа, просто оформленное в виде повести. Что же касается чистого детектива – да, я очень люблю классические детективы: Рекса Стаута, Агату Кристи, Гарднера. В принципе, интересно написать что-то подобное, а не то, что сейчас у нас чаще всего публикуется, когда менты бегают за бандитами, и не всегда понятно, кто из них прав.

Наш детектив сейчас сродни американскому полицейскому боевику 30-х годов, когда продажная полиция бегает за не менее гнусными бандитами. Это у нас есть. А вот классического детектива, – когда расследуется какое-то преступление, идет игра ума, схватка интеллектов, - у нас сейчас нет. Вот это я хотел бы сделать и думаю, что попробую однажды написать. Хотя мне все дружно говорят, и редактор, и издатель: «У тебя своя аудитория, не было еще примера, чтобы фантаст попробовал написать детектив, и тот вдруг стал популярным». А мне нравится делать то, что пока еще не пробовали.

- И какой из литературных сыщиков вызывает наибольшую симпатию?
- Ну, куда же без Шерлока Холмса в паре с доктором Ватсоном. Очень люблю еще пару Ниро Вульф и Арчи Гудвин. Замечательные, на мой взгляд, детективы. Отчасти можно сказать - Перри Мэйсон и... даже не знаю, кого ему в пару назначить? То ли Деллу Стрит, то ли детектива Дрейка. Еще симпатичны мисс Марпл, Эркюль Пуаро, вот такая вот классика.

- Получается, детективы должны действовать парой обязательно?
- Как правило, да. Исключения есть, тот же Эркюль Пуаро, но все равно ему все время кто-то да придается, то Гастингс придавался в помощь, но он был совсем уж пародийный, совершенно отупевший Ватсон, поэтому Агата его убрала. Но все равно, конечно классически всегда в паре детектив и его помощник. Это позволяет интересней выстраивать и объяснять ход мыслей сыщика, когда рядом с ним чуть менее догадливый друг.

- Когда Вы будете писать, тоже будет помощник?
- Посмотрим.

- А так называемые «женские» детективы, так популярные сейчас, читали когда-нибудь?
- Я читал Иоанну Хмелевскую, ее книги мне нравятся, особенно такие классические, как «Все красное», «Что сказал покойник». То есть, они очень симпатичны. Современные, что у нас делаются... мне кажется, все-таки это несколько не литература. Не будем называть имен.

Об именах

- Кстати, об именах. Скажите, как придумывается имя для героя?
- Довольно сложный процесс на самом деле, потому что имя определяет характер восприятия героя. Во-первых, надо чтобы героям давались имена, которые нравятся. Иногда они придумываются совершенно абстрактно, вот, скажем, имя Кей Дач непонятно откуда появилось, потом уже какие-то трактовки пошли, аналогии с дальнейшими событиями в романе, аналогии с персонажем артурианы - рыцарем Кеем. То есть, процесс придумывания, он такой - любопытный. Наверное, половина создания героя - это придумать ему имя. Когда мы даем имя, мы определяем суть вещей и суть героя тоже.

- А сына назвали в честь кого-нибудь?
- Нет, нет, не в честь кого-нибудь, мы просто очень долго придумывали имена, причем очень долгое время придумывали имя для девочки, поскольку нам говорили врачи, что будет девочка. Одно имя для мальчика тоже, в общем, придумали – на всякий случай. Потом нас вдруг огорошили: «Какая же это девочка у Вас? Ждите мальчика!» Нам очень нравилось имя Арсений, потому что очень звучит красиво - «Арсений Сергеевич», но не нравилось сокращение «Сеня». Ну и остановились на Артемии. Потому что сокращение «Тёма» - оно какое-то очень домашнее, теплое, ласковое.

- А если бы девочка была, как бы назвали?
- Секрет! Это имя мы держим про запас, надеемся - пригодится.

О жизни

- Вы ведь фантаст. Давайте пофантазируем? Если бы Вам сказали, что сотрут всю память, оставив только три воспоминания из жизни, какие бы Вы оставили?
- О-о-о... Беда какая! Сложно. Если совсем все, надо оставить какие-нибудь базовые функции: как дышать, как есть... Или какие-то личные воспоминания? Тогда надо будет оставить воспоминание, как познакомился с женой, как родился Темка... Ну и, может быть, воспоминание о том, что я писатель?

А вот если бы наоборот, была возможность даже не отменить само событие, а хотя бы стереть о нем память - о какой-то своей ошибке, неудаче, просто неправильном нехорошем поступке, стереть сам поступок или, хотя бы, воспоминание о нем... Тут у каждого человека найдется большое количество, я уверен, таких вот вещей... Но я, конечно, конкретизировать не буду, поскольку стираются вещи неприятные, это не то, чем хочется делиться.

- А вообще Вы чаще жалеете о том, что сделали, или о том, чего не сделали?
- Я считаю, что жалеть о том, что сделал, в общем-то, глупо. Любой совершенный поступок, если ты его совершил, если в тот момент ты считал, что это надо совершить, значит, так и надо было в этот момент поступить. О несовершенных, наверное, жалею больше.

- Считаете ли Вы, что у писателя каждая следующая книга должна быть лучше предыдущей?
- Ну, в идеале, конечно, так, но у нас не существует какой-то Мензуры Зоили, чтобы все объективно оценивать и говорить: «Эта книга лучше, эта хуже». У читателей всегда свое мнение, свое мнение у рынка... Следующая книга может быть объективно лучше, но хуже продаваться, расходиться меньшим тиражом. А может быть хуже, но стать суперпопулярной...

Мне кажется, стремиться к такому нереально и не нужно. Следующая книга просто должна быть, а будет ли она лучше-хуже-популярнее, – это уже от писателя не зависит по большому счету. Я просто в этом плане стараюсь никогда не писать подряд двух книг схожей тематики. То есть, если я пишу какую-то книгу, действие которой происходит в космосе, то следующая скорее всего будет в жанре фэнтези, или альтернативная реальность, или еще что-нибудь такое. Я пытаюсь делать так, поэтому книги в этом плане трудно сравнивать, говорить: «Эта – лучше, эта – хуже!», они просто разные.

- Сергей, женщине для счастья надо быть рядом с человеком, которого она любит. А что нужно для счастья мужчине?
- Наверное, то же самое. Можно иметь много денег, много здоровья, популярности, но если ты несчастен в личной жизни, если тебе некого любить, если ты не испытываешь этого чувства - все будет достаточно пусто. В этом плане у мужчин с женщинами все одинаково.

Беседовала Ирэна Кузнецова,
Фонтанка.ру