Верящие в его Демона — теперь влюблены. Верующие в Спасителя — умиротворены. Повар приготовил нам такой шурум-бурум из собственных костей! Вкуснотища. Добавки!
Шатался Питер, от Пригожина пьян. Журналюги будто из оглобель вырвались. По Неве носились толпами, как дети за воздушным шариком, ускользнувшим из рук в солнечный денек.
На Серафимовском кладбище с нами (и с вами) сыграли в колпаки: кинули рамки и гвардейцев, скомкав всех страждущих на ложную цель. На Северном убили мечту увидеть гроб героя-мятежника — там хоронили, но не его. Репортеры не унимались — друг дружку караулили. На Белоостровском прессе изобразили фокус — прикормили полицейскими, довели туда приманкой из катафалков, а вынули фигу — накося выкуси. К вечеру же все стали радостные: а все равно — забав и абсурдных новостей по нижнюю губу.
Пригожин вдруг нашелся под Пороховским.
Но сенсации не досталось, не было созерцания траурного караула и сафьяновых подушечек с золотой звездой. Он и оттуда опять провел нас. Эх, история — только в аду веселее.
Положили Его Мистификаторство не у стен Александро-Невской лавры, не в пантеоне воинской славы на Серафимовском недалеко от могилы родителей президента, не в некрополе Новодевичьего монастыря, а на самом незаметном погосте — на Пороховском. Возле скромной могилы отца. Без почестей и хоругвей, без двусмысленных венков от Кремля, без анархистских истерик: «Мы отомстим, братишка!» Все равны — особенно орлы. Даже без «Газелей», откуда миллиарды ссыпаются в нутро ямы. Ладно, и на том свете не все праведные. Прах ему и порох.
А каковы власти-то у нас красавцы. Полиция, ФСБ и осторожно примкнувший к ним Смольный даром пытались вкурить, как перекрывать улицы от предполагаемых масс паломников. На выяснение бросили отборные офицерские части. Москва постоянно тревожила, мол, как он себя чувствует и где он, черт побери. В ответ Петербург слал хоровые непереводимые идиоматические выражения.
Я часами перезванивался с исполнителями, нагруженными этой бесполезностью. Сотрудники сначала злились на Пригожина, потом на высший сумбур. Какие-то особые силовые группы держались в секретах вплоть до особого распоряжения. Кто-то жил в контакте с останками службы безопасности Пригожина, выдавливая оттуда дезинформацию. Наконец, служивые начали от происходящего наваждения получать наслаждение. Пусть и проигрывали с сухим счетом заигравшемуся в Фантомаса, но с хохотком, подстегивая этим сам аттракцион.
И никто не жахнул по столу космическим кулачищем. Не притащил в кабинет организаторов конспирации, не всадил им в лицо луч от противной настольной лампы. «Вы что себе позволяете?! Супротив государевой воли прете?!» Столько в их зубастой машине передач, а врубили заднюю. Потому как миф живее всех живых.
Дожили до свободы. Этак мы к властям остынем. Так Россия только Распутина хоронила. Но тогда с телеграм-каналами была напряженка.
Весь этот глюк — грандиозная эпитафия товарищу Времени и лично Евгению. Не хватает последней сумасшедшей щепотки. Я не о том, чтобы включить его в школьную программу. Далеко не про кинохит без презерватива — на основе реальных событий.
Вот как-то раз будущий монстр филологии Виктор Шкловский в свою петроградскую бытность заявил Хармсу: «Что-то вяло вы себя преподносите». А Хармс, между прочим, засел полуголым на дереве в центре города. «Что-то скучаю, когда не метаю бомб. Надо настоящие шурум-бурумы устраивать», — настаивал тезка Пригожина.
Пригожин не изображал из себя психа, и так прошло всё классно. Он один впрыскивает нам такую дозу эмоций, что теперь трудно чему-нибудь аховому его перебить. Мы подсели. Будем скучать.
Надо хоть как-то исправлять ситуацию. Нагромоздить бы ему три одинаковых памятника, поставив на попа этим русскую притчу про витязя на распутье. На центральном выбить: «Здесь лежит Евгений Пригожин — Вагнер». А на двух других так: «Или здесь», «Или здесь».
Евгений Вышенков, «Фонтанка.ру»
Согласны с автором?