Александр Роднянский: «У меня исчезли иллюзии»

По мнению продюсера, кино — универсальный механизм по подготовке человека к переменам и испытаниям

Продюсер Александр Роднянский («Елена», «Левиафан», «Нелюбовь», «Дылда», «Чернобыль», «Разжимая кулаки») ненадолго приехал в Петербург в качестве президента Международного фестиваля дебютного кино в Новой Голландии. «Фонтанке» он рассказал, зачем поддерживает дебютантов, почему сегодня — уникальный момент в истории кино и верит ли он в прекращение российско-украинского конфликта.

— Вы только вернулись с красных дорожек международных кинофестивалей, где ваши фильмы получали призы: Канны, Венеция… Затем российский «Кинотавр». А теперь вы приезжаете на практически неизвестный инди-кинофестиваль для дебютантов. Понятно, что фестивалю ваше имя придает вес. А зачем это нужно вам?

— Я хочу поддержать молодых кураторов этого фестиваля. У меня нет задачи организовать фестивальную программу самому, вместе со своей постоянной командой. Моя функция в данном случае — помочь молодым людям, поддержать их инициативу, очень важную, на мой взгляд. Дело в том, что с возрождением проката в России огромное количество крупных кинокомпаний и даже киношкол почувствовали потребность, прежде всего, в жанровых фильмах. Но в России всегда был традиционно силён сегмент авторского кино, которым я сам занимаюсь большую часть своей жизни.

Поэтому для меня очень важно, чтобы существовали такие уголки интеллектуальной жизни, которые поддерживают кинематограф бесстрашный, свежий, экспериментальный. Подобные фестивали дают заинтересованным зрителям возможность посмотреть кино, у которого нет особых шансов выйти в широкий или даже ограниченный прокат. Возможность просто увидеть такое кино — это крайне небесполезно и любопытно как для профессионалов кино, так и для зрителей. Фестиваль — это же своеобразная питательная среда для активной части аудитории.

— Вы сами очень много работаете с дебютантами в последнее время: «Разжимая кулаки» и «Мама, я дома», снятые начинающими режиссерами, — хиты этого фестивального сезона. Как дебютанты вообще вас находят? Сидят под дверью в офисе? Пишут в инстаграм?

— Ко мне подходят везде — и на улицах, и на фестивалях, и на съёмочных площадках, и в кинотеатрах, пишут в инстаграм — приходит катастрофически много писем, сценариев и сообщений. Я регулярно публикую наш электронный адрес, куда можно прислать проекты, и каждый месяц мы получаем несколько сотен сценариев. Мы их читаем, но для меня крайне важно, чтобы у дебютанта уже был за спиной короткий фильм. Мне чрезвычайно важно увидеть, как человек мыслит визуально, а на бумаге в этом невозможно разобраться. Нужно хотя бы пятиминутное нечто, чтобы оценить характер кинематографического мышления «претендента» — без этого я никого «запускать» не буду.

Кантемир Балагов, например, обратился ко мне еще с «Теснотой», просто прислав сценарий на почту компании. Но я был тогда очень занят с «Нелюбовью» Андрея Звягинцева и не чувствовал сил делать параллельно непростую картину на Кавказе. Но когда Кантемир пришел с новым замыслом, он увлек меня и собой, и новой идеей, которую позднее они с соавтором, писателем Александром Тереховым превратили в сценарий фильма «Дылда». Именно Кантемир меня познакомил с Кирой Коваленко и Володей Битоковым.

Мы с командой выбираем не того, кто нравится лично нам, а того, в ком чувствуются признаки таланта и нестандартного мышления. Бывает и так, что предлагаемый проект нам не подходит, а вот сам автор очень интересен. Тогда мы предлагаем авторам новые идеи. Или сводим их с другими сценаристами. К примеру, Володе Битокову я предложил дипломный сценарий выпускницы ВГИКа Марии Изюмовой. Этот сценарий произвёл на меня сильное впечатление, мы купили на него права и искали того, кто его сможет реализовать. Так и получилась картина «Мама, я дома!».

Или иначе — на питчинге «Кинотавра» мне очень понравился молодой человек с коротким фильмом за спиной и замыслом полнометражного дебюта — Исмаил Сафарали. Мы познакомились, начали работать и сделали фильм на азербайджанском языке — «Дочь рыбака».

В целом я — друг замысла. Если мне интересен замысел талантливого человека, я помогу его автору в осуществлении — неважно, близкий ли это друг или совершенно незнакомый человек.

— Складывается впечатление, что появилось очень много дебютантов. Возможно, из-за видеоплатформ, которым требуется все больше нового контента. Раньше в профессию попасть было гораздо сложнее. Упал из-за этого уровень профессионализма?

— Волна дебютов появляется раз в пять лет. Это я чувствую по «Кинотавру», которым руковожу уже 17 лет. Сейчас дебютов стало ещё больше, и это действительно происходит из-за роста стриминговых платформ и их обостряющейся конкуренции между собой. Они все нуждаются в оригинальном контенте и, как следствие, — все без исключения продюсерские компании заинтересованы в людях. Востребованы сценаристы, режиссеры, операторы, художники, осветители — по факту все кинопрофессии. Это, пожалуй, уникальный момент в истории нашего кино. На моей памяти такого не было никогда.

Вторая причина интереса к дебютам — это совершенно новое поколение, пришедшее в кино, — другие люди, более свободные, адаптированные к новым обстоятельствам жизни. Уже нет такого сакрального статуса киноиндустрии, в которой трудно реализоваться самостоятельно. Сейчас любой человек может взять айфон и снять свой кинофильм, а потом найти профессионального дистрибьютора или просто выложить фильм на YouTube. И это может сработать. Молодые люди снимают подчас фильмы на свои деньги, относительно небольшие. Но есть проблема.

В этом году на «Кинотавре» было подано на отбор 104 полнометражных фильма. Это больше, чем обычно, — как правило, подается фильмов 70. Целых 60 фильмов из этих 104 были дебюты. Многие из них откровенно вторичны, они копируют успешные картины или даже сериалы. Такие фильмы несамостоятельны и не основаны на личных переживаниях и подлинном жизненном опыте.

К тому же часто чувствуется недостаток профессиональной подготовки с обычными и вполне конкретными симптоматичными проблемами: слабые, «картонные» антагонисты, очень слабый третий акт, отсутствие современных токов, нерелевантность настроениям аудитории, герои не интегрированы в реальную жизнь, а живут в безвоздушном пространстве. Могу продолжать. Но при этом есть много и очень любопытных, неординарных работ. И в короткометражном кино с каждым годом все становится интереснее.

— Зачем тогда связываться с дебютантами, если есть проверенные, опытные авторы?

— У молодых другой взгляд на мир, они другое читают, другое слушают. Иначе знакомятся, иначе дружат. У них иные отношения с этическими нормами. Та самая новая этика — во многом неотъемлемая часть их жизни. Для моего и более старшего поколения новый мир — с трудом адаптируемый опыт. Кино дебютантов позволяет увидеть мир по-новому и услышать голос новых поколений. Кино — это машина времени и пространства, которая позволяет прожить жизнь людей, с которыми мы никогда не пересечемся. На два часа я вдруг становлюсь этим человеком и могу обрести его опыт, молодые люди могут мне подарить это знание — иначе откуда я возьму его? Это для меня самое интересное в кино.

— Вы говорили в интервью Дудю четыре года назад, что не хотите дразнить власть, но вы спродюсировали фильм «Мама, я дома» о частной военной компании, то есть на тему, которую замалчивают в нашем обществе.

— Я действительно не собираюсь дразнить власть, у меня нет такой цели. Я искренне полагаю, что моя задача — запускать талантливые проекты авторов, в которых я верю. И опытных известнейших авторов, таких, как Андрей Звягинцев, и молодых, неизвестных, но явно очень одаренных. «Мама, я дома» — это не политический манифест, а пронзительная человеческая история, драма. Вы посмотрите фильм и поймете, что я не лукавлю. Мы живем в сложном мире, сталкиваемся с непростыми обстоятельствами, а кино осваивает жизнь и «проговаривает» время во всей его полноте — это его обязанность перед зрителями.

— Разве это не антимилитаристский манифест?

— Я воспитан в том числе на великом советском кинематографе о войне, который всегда был гуманистическим и антивоенным. Его отличие от нынешнего кинематографа в том, что сегодня для некоторых режиссеров война кажется приемлемым путем разрешения противоречий. А для советских авторов это было неприемлемо. Например, Алексей Герман — что может быть более антивоенным, чем «20 дней без войны» или «Проверка на дорогах»? Или «Иди и смотри» Элема Климова? Или «Восхождение» Ларисы Шепитько? Но снимать кино только для того, чтобы сказать, что война — это плохо, недостаточно. «Мама, я дома» содержит в себе пронзительное ощущение одиночества, которое возникает при потере близкого человека. И несогласие с жизнью, которая лишает тебя близкого. Я люблю истории про сложных, закрытых людей, которые учатся понимать друг друга. «Мама, я дома» — это драма отношений 45-летней женщины и 20-летнего парня, история их пути к душевной близости.

— Это ваша миссия?

— Мне важно гуманистическое содержание и всегда интересно создавать нечто новое. Я с нуля создал важнейший украинский телеканал «1+1», радикально изменил и привёл к большому успеху телеканал СТС. Что касается кино, то, на мой взгляд, оно не может быть только источником развлечения и приятного времяпрепровождения. Хотя к этой его функции я отношусь с огромным уважением. Но кино — это еще и универсальный механизм по подготовке человека к переменам и испытаниям. Это огромный ресурс эмоционального опыта, настоящего переживания. Главное, что мне интересно и важно делать в кино, — готовить человека к многообразию жизненных траекторий и пониманию иных позиций и точек зрения.

Мне никогда не нравились простые модели мира. Простите за чудовищную банальность, но мир гораздо сложнее, чем кажется. В нем сосуществует так много жизненных «правд», что человеку приходится каждый день учиться пониманию и принятию. Если твои киномиры достаточно сложны и убедительны, то зрители никогда не будут зомбированы «единственно верным учением», а придут к тому, что жизнь — сумма совместных усилий в стремлении понять другого. Тогда в обществе возникают и торжествуют эмпатия, сочувствие друг к другу.

Я родом из кинематографической семьи и вырос на кинематографе сложных эпох. Это было время «Нового Голливуда», польского кинематографа «морального беспокойства», художественно свободного, политически небезразличного, общественно острого. Тогда делали свои главные фильмы Коппола, Скорсезе, Хэл Эшби, Питер Богданович, Вуди Аллен. Или Анджей Вайда, Кшиштоф Кеслевский, Кшиштоф Занусси. Это был кинематограф объемных характеров, увлекательный и человечный.

Со своим кино я сам меняюсь. В юности я был уверен, что знаю, как все вокруг построить и перестроить. Сегодня я сдержан и консервативен, я просто спокойно работаю, потому что это и есть моя задача — делать фильмы, способные помочь пониманию мира и других людей.

Сегодня мы знаем, что каждому современному человеку придется в среднем пять раз поменять свою профессию. Уже не получится просто закончить институт, устроиться на работу и прожить в одном сегменте всю жизнь. А когда я возглавил СТС в начале 2000-х, я думал, что пришло время стабильности, и делал оптимистичное телевидение для среднего класса, который формируется и начинает, как мне казалось, наконец жить своей жизнью — планировать будущее детей, заботиться о здоровье родителей, выстраивать траектории карьеры и стратегии бизнеса.

— Вы ошиблись?

— Нет, не ошибся — у меня просто исчезли иллюзии. Я всегда остро реагирую на изменения времени. Сегодня телевидение совсем другое. Как и жизнь в целом.

— Сегодня вы живете и работаете по всему миру. Вы стали космополитом? Продолжают ли вас волновать национальные вопросы, текущий военный конфликт? Вы же родом из Киева.

— Да, я стал космополитом. Гражданином мира. Очень маленького и хрупкого, как оказалось, мира. Я, кстати, всю жизнь был далек от национальных сантиментов. Когда я делал канал «1+1» в Украине, мне было важно интегрировать украинскую реальность в контексты глобального мира. У канала был слоган: «Ты не один». На личностном уровне это означало эмпатию, помощь, сочувствие, на общественном — солидарность, единство, «нас много». У нас, к примеру, был межпрограммный проект, который сводил вместе известных украинцев со знаменитыми зарубежными коллегами. Знаменитого киевского хирурга-кардиолога Николая Амосова, например, с южноафриканцем Кристианом Барнардом, первым хирургом, пересадившим сердце. Звезду киевского «Динамо» Олега Блохина — с капитаном немецкой сборной Францем Беккенбауэром. Мы тогда пытались стать частью глобальной культуры, контекста, истории. Многоязыкой и толерантной. Любого рода разделительные по национальному принципу мне чужды.

Нынешний конфликт — для меня самый болезненный. Это же война, там погибли тысячи человек, на улицах Киева сейчас можно подчас встретить инвалида войны. Мне больно и обидно. Когда-то я мечтал о мире, в котором люди русской культуры, русского языка будут жить в едином культурном (не политическом) пространстве с носителями украинской культуры и языка. Как и многих других культур и языков.

Сейчас это звучит невозможной и многих раздражающей утопией, но я уверен — когда-нибудь в будущем географическое соседство, общая история, множество семейных и культурных связей, экономическая целесообразность приведут к миру. А кино, как и искусство в целом, обязано объединять людей, исцелять раны, примирять, способствовать пониманию и принятию другой точки зрения, укреплять волю к мирной жизни. В этом для меня и состоит его основная миссия.

Беседовала Мария Лащева, «Фонтанка.ру»